Страница 40 из 42
— За покушением на Ваше Императорское Величество стоят следующие лица: покойный князь Друбецкой, известный негоциант Анфим Лущепагин, а так же несколько подвластных им магов, прошедших обучение в тайной школе, местонахождение которой пока остаётся неизвестным.
— Ну что ж, неплохо, весьма неплохо, — равнодушно молвил Император, — а эти тайные школы, это те, про которые ты нам рассказывал, да, Петя?
— Они самые, Ваше Величество.
— Что ж, молодежь подрастает славная, да. Удалась твоя задумка — то. Я, признаться, не очень рассчитывал на успех. Даже запасной вариант готовил кое — какой.
— Такова императорская доля: готовить на всякий случай запасные варианты. Даже такие рискованные, как вывод из тени темных родов. Кстати, достопочтенная госпожа Воронова имеет непосредственное отношение к прискорбным событиям в монастыре.
— Всё — то ты знаешь, Петя. Скучно с тобой.
— Такова моя доля, — Павел не слышал в голосе отца и малой толики сожаления. Петр Павлович даже не пытался изобразить верноподданнических чувств.
— Тебе барон доложил?
— Он. Ваше Величество.
Император помолчал какое-то время. Наконец, он произнёс, обращаясь к отцу, но глядя в глаза Павлу:
— Ну так, думаешь готов твой отпрыск?
— Нет, ваше величество, не готов.
Император поднёс к глазам лорнет, внимательно, но без особого интереса осмотрел Павла. Словно экспонат в провинциальном музее.
— Ладно. Идите, молодой человек. Мой референт вам всё объяснит.
Князь собрался было уходить, как его окликнул отец:
— Пашенька, ты перстенёк — то верни.
Павел подошёл к отцу, передал ему перстень Друбецкого, развернулся и вышел, пребывая в полном недоумении.
За дверью его поджидал молодой человек, одетый в партикулярный костюм, по которому совершенно не представлялось возможным понять, к какому ведомству он относится и насколько влиятельный пост в оном занимает.
— Прошу пройти за мной, — голос молодого человека был подобен его одеянию — красив, в высшей степени приличен, но совершенно лишен малейших признаков индивидуальности.
Павел последовал за ним. Он прошли по паркету, их шаги отдавались неуютным эхом из — под избыточно высоких потолков. Вскоре они достигли нужной двери. Молодой человек приоткрыл её перед Павлом и жестом пригласил войти. Внутри за столом, заваленном бумагами восседал небольшого роста толстячок со сверкающей лысиной. Молодой человек указал Павлу на стул напротив толстячка, а сам остался стоять у дверей.
— Здравствуйте, Павел Петрович. Вот, извольте ознакомиться. Это проект вашего письма Императору. Прошу просмотреть внимательно на предмет правок стиля. Письмо попадёт в газеты, и его скорее всего прочтут люди, знакомые с вами лично. Не хотелось бы, чтобы они заподозрили что автор не вы. Мои люди, разумеется, изучили вашу корреспонденцию и постарались выдержать стиль, но никто не совершенен, так что прошу не судить строго.
Павел чувствовал что совсем перестал что — либо понимать. Его письмо государю? Он что, стал жертвой наведенного морока? Это колдовство запретное, полулегендарное. Однако, в связи с последними событиями он вполне допускал что где — то в глуши восточных лесов сохранилось нечто подобное и сейчас вылезло наружу…
Глава 21
Он поднес письмо к глазам и принялся читать:
«Ваше Императорское Величество! Не видя иного выхода, я вынужден воспользоваться своим положением и обратиться к Вам минуя установленные мелкими столоначальниками препоны.
Положение дел в Империи никогда не было идеальным и совершенным, и Вы, вне всякого сомнения, как и любой мыслящий и образованный человек, это понимаете. Положение дел в государстве и не должно быть идеальным, ведь застывшая конструкция есть конструкция мертвая, не развивающаяся. Но именно таковой, лишённой жизни конструкцией наше государство постарались сделать столоначальники. Они выстроили между Вами и действительным положением дел стену, и не пропускают сквозь неё сведения, которые привели меня к нижеизложенным мыслям, и к каковым, я надеюсь, приведут и Вас. Если же я ошибаясь, то как потомок древнего рода и столбовой дворянин я готов принять любые последствия.
Итак, изложив свои неупорядоченные мысли, приступаю к основной части своего послания.
Государь! Империя нуждается в изменениях. Но я не призываю Вас к слому государственной машины, ведь сломанная машина останавливает свою работу, и её опережают другие. Надлежит не ломать до конца уже сломанное, но чинить.
В нашем государстве назрели изменения, и некоторые незрелые умы вознамерились провести их самолично, посягнув тем самым на Ваше священное право руководства. Это неприемлемо, но я призываю Вас не судить их строго, ведь они послужили лишь инструментом для воплощения злонамеренных планов. По поручению отца, я провёл расследование покушения на Вашу священную особу и выявил зачинщика преступного заговора. Им был князь Александр Друбецкой. Злоумышленник пал жертвой собственных сообщников. Целью заговора было смещение Августейшей Фамилии с престола Империи и установление самовластного правления князя Друбецкого, вознамерившегося взять единоличную власть на правах диктатора и тирана. Своим же сообщникам князь внушил, что власть они разделят между собой, и будут управлять Империей так называемым советом семей. Когда его умысел раскрылся, благодаря усилиям вашего покорного слуги, заговорщики сами устранили своего лидера.
На службу себе заговорщики привлекли несчастных юношей и девушек, вследствие благородного происхождения обладавших магическими дарованиями. Сии молодые люди были похищены во младенчестве и воспитаны в тайных убежищах заговорщиков. Их вовлекли в заговор обманным путем. Прошу Ваше Императорское Величество отнестись к ним снисходительно и не карать смертью.»
— Это что вообще такое? — недоуменно спросил Павел у толстяка.
— Это ваш отчёт. Поданный лично Его Императорскому Величеству. Вы пробрались во дворец тайно, пали Государю в ноги и подали сие прошение. Император прочёл, смилостивился. Неразумных простил. Виновных покарал, а вас отругал, но впоследствии смилостивился. Такова правда.
Толстячок смотрел на Павла сквозь тонкое стекло очков. Об его взгляд можно было карандаши затачивать.
Павел перечитал письмо ещё раз.
— Тут, — сказал он деловым тоном, — не хватает упоминания о темных родах и их роли…
— Раз в письме о чём — то не упомянуто, значит, этого и не было, — ровным тоном ответил толстячок.
— Понятно. Других претензий нет.
— Ну вот и славненько, — взгляд толстячка сразу потеплел, — тогда извольте незамедлительно отправиться в Орешек.
— Куда? — Павел едва рот не разинул от удивления.
— В Орешек. Крепостица такая. Слыхали?
Павел, разумеется, слыхал об Орешке. Тюрьма для особо опасных государственных преступников. Если судить по разговорам среди аристократов, ведущихся полушепотом и за закрытыми дверями, Орешек состоял в основном из капающих низких потолков, мрачных казематов и куч гнилой соломы вместо кровати, а населяли его молчаливые мрачные тюремщики и чрезвычайно изобретательные палачи — изуверы.
— Да что ж вы, молодой человек, — толстяк засуетился.
Павел хотел было осведомиться холодным тоном, что, собственно, так обеспокоило этого смешного человечка!? Он, что вообразил себе, что потомок древнего благородного, да что там — благороднейшего из имперских родов, может начать волноваться из — за того что его заключат в страшнейшую из тюрем!?
Лицо толстячка отчего — то казалось обрамленым нимбом. Князь попробовал было отогнать наваждение, но оно не прогонялось. Прогналось почему — то лицо, а вот нимб остался. Он издавал теплый свет, отчего — то раздражавший глаза. Толстяк появился снова, сунул под нос князю ватку, издающую отвратительный запах. Князь немедленно возмутился, что выразилось в слабом писке. В голове у него прояснилось. Нимб превратился в хрустальную люстру, в которой искрился отраженный свет восходящего солнца. Князь сел. Похоже, он позорнейшим образом упал в обморок, словно чувствительная девица на балу, впервые услышавшая признание в любви.