Семь жизней

Ей хотелось бы поразмыслить над странным поведением Оливера и Аманды, и уж тем более над вымученными извинениями, но Одилия с Орестом удалялись так быстро, что ей пришлось ускорить шаг.

Элеонора догадалась, что руку к этому приложил Оливер. Он и в правду не любил, когда в классе возникали недопонимание и ссоры. Но убедить Аманду извиниться? Да и еще и перед ней? Удивительно. Хотя, может быть, у нее и были на это причины?

Тем временем троица пересекла школьный двор и двинулась вдоль аллеи. Элеонора предположила, что они направляются к заброшенной больнице, но Одилия внезапно повернула во дворы. Там уже собрались старшеклассники и, сидя на лавочках, покуривали сигареты.

Одилия продолжала идти, не сбавляя шаг. Орест, которого она держала за руку, что-то невнятно бормотал себе под нос. Нора попыталась разобрать его речь, но не поняла ни слова. Отложив эту затею, она продолжила идти за Одилией, пытаясь вычислить маршрут. За этими дворами была длинная тропа, что вела к гаражам. А за гаражами раскинулась лесная поляна.

– Была здесь? – впервые за всю дорогу Одилия обратилась к ней.

– Пару раз, – ответила Нора, перепрыгивая лужу.

Одилия хмыкнула. Было видно, как она хотела впечатлить Нору, ведь если пробраться в самую глубь поляны, то откроется красивый вид на речку и лес. Ровная водная гладь, величественные сосны, макушки которых скрываются за облаками. Здесь пахло хвоей и свежестью. Нора сделала глубокий вдох, от которого закружилась голова. Ей все еще казалось, что все происходящее сон и сейчас она откроет глаза и окажется в своей комнате.

– Присядем? – Одилия указала на лавочку, что находилась у самого склона.

Но прежде, чем присесть на лавку, Нора склонилась к земле и подобрала маленькую шишку. Закинув ее в карман куртки, она села на край лавки и уставилась на воду.

– Здесь так тихо, – прошептала Одилия, рассматривая собственные руки.

Нора ответила коротким кивком.

– Утром, когда ты пришла на урок, у тебя был взгляд стеклянный. Дома все хорошо? – Одилия смерила ее любопытным взглядом.

– Так же, – прохрипела Элеонора и откашлялась, прочищая горло.

– Я за тебя переживаю.

– Не стоит, – резко ответила Нора, делая глубокий вдох.

– Бессонница все еще мучает?

– Да.

– О чем ты думаешь по ночам? – Одилия взяла Ореста за руку, переплетая пальцы.

– И днем, и ночью я думаю лишь о маме.

– Что бы ты ей сейчас сказала?

Элеонора не спешила с ответом. Достав из кармана шишку, она начала чертить пальцем по ее контурам.

– Три банальных слова.

– Банальных? – Одилия опешила, заглядывая в лицо Норы. – Не называй их так.

Мычание Ореста не позволило Норе ответить. Он внезапно опустил голову и громко заплакал. Одилия тут же его обняла, прижимая к своей груди. Пальцами перебирая его волосы, она что-то шептала ему на ухо. Нора слов не разобрала, но они подействовали, как успокоительное: Орест отстранился от Одилии, вытер слезы и продолжил рассматривать речку.

Нора недоумевающе взглянула на одноклассницу, та в ответ лишь пожала плечами.

– Эти слова крайне важны, – продолжала Одилия. – Не каждый ребенок подойдет к матери и произнесет эти слова. Как будто есть некий барьер, что не позволяет им вырваться из нашего рта. Но при этом мы так просто дарим эти слова посторонним людям.

– Наверное, так проще.

– Нет. Просто в этот момент, мы не вкладываем в них истинный смысл. Ведь куда проще сболтнуть лишнее, чем сказать важное.

– Твои рассуждения… специфичны, – Элеонора замялась.

– Не только ты не спишь по ночам. – Одилия улыбнулась уголками губ. – Иногда, – добавила она.

Следующий час они провели в тишине, лишь периодическое бормотание Ореста нарушало ее. Элеонора думала о предстоящей ночи. Удвоенная доза могла причинить вред слабому организму, но именно этого она и добивалась. Чем дольше продлиться сон и чем крепче он будет, тем выше вероятность полноценного диалога с мамой. Элеонора планировала ее обнять и сказать те самые банальные слова.

Холодало. Нора лениво обвела взглядом небо. Тучи вот-вот должны были разразиться дождем. Где-то среди них пряталось солнце, лучи которого изредка выглядывали сквозь серое полотно. Ветер перестал беспощадно обдувать кожу и качать кроны деревьев. Элеонора медленно водила ногой по земле, вырисовывая причудливые узоры. Тишина начала ее раздражать, но и разговаривать особо не хотелось.

– Пожалуй, – начала она, поднимаясь со скамейки, – пойду я домой.

– Завтра увидимся? – голос Одилии дрогнул. Она пристально взглянула в глаза Норы, выискивая в них ответ.

Нора поджала губы, прикрыв глаза. Шумно выдохнув носом, она взглянула на Одилию и коротко кивнула. Развернувшись, девушка направилась в сторону дома.

Вечер

Прокручиваю в пальцах банку со снотворным. Открываю крышку, смотрю на белые круглые таблетки и закрываю. Мне казалось, что я все решила, но на деле мной повелевает страх. Что если прошлая ночь повторится? Что если я буду просыпаться снова и снова? Что если мой план провалится?

Ответ мне известен, но я боюсь признаться самой себе. Выдержу ли? Смогу ли утром открыть глаза? Готова? Готова.

Открываю банку, высыпаю в ладошку таблетки. Мне всего лишь нужно закинуть их в рот и запить водой. Сомневаюсь. Чувствую, как дрожит рука, а вместе с ней и таблетки. Я всегда считала себя сильной, но во мне столько слабости. Нет. Назад дороги нет. Я хочу попробовать и будь, что будет.

Закидываю по одной, запиваю водой. Следом тянусь к окну, распахиваю настежь. Я не знаю, через сколько снотворное начнет действовать, поэтому сразу ложусь в кровать. Слышу шаги Эммы. Она то приближается к моей комнате, то возвращается обратно на кухню. Не знаю, что ей надо от меня, но разговаривать с ней я больше не намерена.

Комната плывет перед глазами. Касаюсь рукой стены, пытаюсь определить, где верх, где низ. С момента принятия таблеток прошло минут двадцать, а сонливость я все еще не чувствую. Лишь головокружение и тошнота. Пытаюсь вспомнить, что именно я съела за сегодня: салат с курицей и картошку с мясом. Еда была испорчена? Или же это действие таблеток?

Мысли рассеиваются. Я пытаюсь контролировать разум, но шум в голове не дает мне этого сделать. Да еще и странные спазмы в животе приносят дискомфорт. Я пытаюсь расслабиться, но ком все сильнее подступает горлу. Выйти в туалет не вариант: тетя Эмма сразу увидит мое состояние и вызовет скорую. Я пытаюсь встать с кровати, но силы покидают тело. Усталость молниеносно распространяется в каждую клеточку. Веки мгновенно тяжелеют. Я прекращаю попытки встать и обессилено падаю обратно.

Комната все еще ходит кругом. Я не могу понять: сплю или нет. Пытаюсь поднять руку, но тут же чувствую, как все конечности онемели. На меня словно положили арматуру.

Зрение подводит. Блики и белая дымка пляшут в глазах. Я не могу их больше держать открытыми, но отчетливо понимаю, что произойдет, если закрою их.

Сдаюсь.

Мама. Я вижу отчетливо ее лицо. Она стоит, прижав одну руку к груди, а вторую протягивает мне. Вокруг нас так много света, что я невольно щурюсь.

– Ты готова? – ее голос проходит сквозь меня.

Я уверено протягиваю руку, касаюсь ее холодных пальцев.

– Не думала, что так быстро сдашься, – прошипела мама и с силой сжала мою руку.

Ее лицо исказила жуткая гримаса. Я пытаюсь выбраться из ее хватки, но тело сковала острая боль. Трясло так, словно из меня пытались вытрясти всю душу. Воздуха не хватало. Во рту стало так горько и противно, что хотелось выблевать все наружу. Следом ударила крупная дрожь по телу.

– Не такую дочь я растила! – звучал ее голос в голове.

Я пыталась кричать, но меня лишили голоса. Сил становилось все меньше. Подо мной образовалась черная воронка. Только благодаря маме, я не попала в нее.