Семь жизней

Страстный танец. Жгучий яд. Я не вижу цветов, но уверена, что бордовый и черный уверенно захватили полотно. Кисти встречаются, расходятся, снова встречаются, снова расходятся. Руки знают свое дело. Они выворачиваются, скользят то быстро, то медленно, то с нажимом, то с легкостью. Рисую не я, а они. Я лишь проводник.

Сгорела. Дотла. А после возродилась, как феникс. Кисти падают на пол. Пальцы сами хотят ощутить краски. Сначала окрасить ими тело, а после коснуться холста. И я вновь не сопротивляюсь. Кто я такая, чтобы возражать искусству? Маленькая щепка. Тихий шепот. Роса на лепестках.

Руки останавливаются. Веки распахнулись. Губы невольно открываются. Я вижу цветок. Упорный. Роскошный. Он расцвел, несмотря на отсутствие влаги и солнечного света. Он возрос, несмотря на тяжесть соседних цветов. Он почернел, но стал самым красивым и притягательным. Он обязательно обретет хозяина и будет радовать его по утрам. Он – олицетворение желания и упорства. Любви и веры. Жизни и смерти. Он – это я.

Закрываю глаза, но лишь для того, чтобы заново открыть. Смотрю еще раз. Черные шипы, черные тени. Этот цветок боится. Чего же? Чужих рук? Быть растоптанным? Жалости? Нет, он просто бережет себя для того самого. Того, кто будет напитывать влагой, подставлять солнечным лучам и любить просто так. Не за красоту, не за уникальность, а просто так. Да. Так просто.

Меня отпускает. Нечто светлое покидает тело. Тонкой струйкой. Коротким вздохом. Картина готова. Оставляю холст высохнуть. Позже покрою лаком. Она будет первой.

Все тело в краске. Мне нужен душ и прогулка. Я хочу случайно-не случайно столкнуться с Ачиллом. Прекрасным Ачиллом. Поймать его взгляд, ощутить тонкий шлейф древесного парфюма и наблюдать, как улыбка касается его губ. Такая невесомая.

Нет. Он не увидит. Будет искать в толпе глазами, но найдет. Почувствует цветочный аромат, женскую энергию и влюбленный взгляд. Я убеждена: первый день в другой стране проведи в одиночестве. Впитай культуру, темперамент, другой язык и лишь потом заводи знакомства. Чтобы потом рассказывать не о местных и их менталитете, а об архитектуре и атмосфере. Как ты себя ощущал, на чем твой взгляд остановился, куда бы ты хотел возвращаться снова и снова. Думаю, это правильно.

Ночь – самое откровенное время. Именно в это время суток мы встретимся вновь. Когда часы пробьют двенадцать. Когда в городе вспыхнут огни. Когда главной достопримечательностью станут люди. Будет много танцев и песен, а радостью пропитается воздух. Усталость вскинет ладони, а энергия охватит тело. Ему непременно захочется улыбаться. Так делают все туристы. И, когда он окунется в эту атмосферу, я возникну перед ним, как самый сладкий сон. Позволю выплеснуть все эмоции, впечатывая каждое слово в тело. Именно так и будет. Я знаю.

Буря стихла. Вода вновь хлынула на берег. Мне нужен душ, вкусный обед и сон.

Наоми с легкостью переключилась, оставив все мысли об Ачилле в мастерской. И эта удивительная способность помогала расставлять приоритеты. Она знала, что все идет ровно так, как и должно быть. И если Ачилл лишь вдохновение, то так тому и быть. Страдания не ее конек.

Прежде чем принять душ, Наоми натянула платье и спустилась на первый этаж. Тут расположился уютный итальянский ресторан. Здесь подавалась самая вкусная пицца и паста, а от салатов можно было забыть собственное имя. Наоми даже не требовалось озвучивать заказ: официанты знали ее предпочтения.

– Если дверь не откроете, оставим в коридоре, – отчеканил парень по имени Алонзо.

Он давно был влюблен в Наоми. К каждому заказу прикладывал белоснежную розу и маленькую открытку с пожеланиями. Наоми принимала ухаживания, но взаимностью не отвечала. В нем не было искры, что могла зажечь ее. Такие, как он, поддерживают огонь. Такие, как он, быстро могут намокнуть и затушить.

Наоми вернулась в квартиру. Скинула шелковую ткань, включила ледяной душ и подставила тело под его струи. Холодно. Повернула кран. Горячо.

Шоколад и апельсин – аромат, что сводил с ума. Сочетание, что наилучшим образом описывало ее саму. Притягательная, манящая, со жгучим послевкусием, изюминкой как шоколад. Яркая, солнцелюбивая, с крепкой оболочкой, за которой таилась сладость и кислинка как апельсин. Френки как-то обещал создать кондитерское изделие и назвать его в честь Наоми. Тогда девушка попросила добавить в него шоколад и апельсин. Он в ответ задумчиво постучал пальцем по подбородку, а после схватил блокнот. Рецепт Френки придумывал до сих пор. Боялся сделать его банальным и приторным.

Последние капли воды ударились о ванную. Наоми промокнула волосы полотенцем, следом обернула их: такой способ делал их пышней и объемней. На выходе из ванной она почувствовала манящий запах еды. В животе приятно заурчало. Наоми открыла дверь и увидела бумажный пакет с привязанным шариком. Девушка удивленно отметила, что привычная роза не украшала заказ. Но, как только пакет оказался в руках, цветочный аромат ударил в нос. Алонзо заполнил пакет лепестками: красными и белыми.

Алонзо! Был бы ты в моем вкусе, я бы непременно ответила взаимностью. Но такие, как ты, помогают не только взлететь к небесам, но и быстро приземлиться на землю. Быть с тобой, значит допустить Армагеддон, а я миротворец. Ты искуситель. Змей во плоти. Разольешь по венам яд, равносильный своей боли и оставишь погибать. Красивая обертка, за которой скрывается множество душевных ран. Но я не лекарь. И до тех пор, пока ты не залатаешь себя сам, моему пластырю нет места на твоем теле.

От этого аромата кружится голова. Я готова, как дикарь, смести все на свое пути. Набить живот, а после умирать на простынях. И каждый вдох дастся с трудом. И сердце бешено забьется в груди. И я буду проклинать себя за излишний аппетит, но на душе будет так тепло.

Накидываюсь на еду, как на добычу. Поглощая быстро, рвано, в агонии и экстазе. Мне вкусно. Сытно. Хорошо.

Паста потерпела поражение. Салат с потерями: лишь раненые соусом листья салата оседают на дне бокса. Настал час пиццы. Она сильна. Горяча. Остра. И какое-то время непоколебимо смотрит на меня. Я не могу сдаться, хоть воздух предательски покидает стены моей квартиры. Правда за тобой, пицца. Но один кусочек все же съем.

Что это? Извержение вулкана? Меня опаляют огнем, как страшную ведьму в средневековье? Сколько минут мне осталось? Одна? Две. А ты остра, малышка. Оседай на бедрах, не уходи от меня.

Наконец-то мне тяжело дышать. Плыву по коридору в сторону спальни. Мой уставший кондиционер с трудом охлаждает воздух. Крепись, малыш. Знал бы ты, как мне сейчас тяжело.

Простыни чуть прохладные. Зарываюсь в них и блаженно закрываю глаза. Лениво настолько, что засыпаю в халате.

А в голове его лицо. И мягкая улыбка. И добрые глаза. Мы встретимся с тобой через несколько часов. Наслаждайся свободой, прекрасный Ачилл.

Вечер того же дня

Какой прекрасный сон мне снился. Я бежала по цветочному полю, утопая в солнечных лучах. И небо было голубое-голубое с пушистыми облаками. Я падала на теплую землю и вырисовывала пальцем образы. Милый зайчишка с мягким круглым хвостиком сменялся роскошной птицей с широко вскинутыми крыльями, а птица сменялась объятиями. Мамины объятия. То, куда я готова возвращаться снова и снова. Место, которое я смело могу назвать своим домом. И неважно, где она, во Франции или Корее.

Мама! Нужно непременно ей позвонить и узнать, как ее дела. Хватаю телефон и набираю номер. Лишь короткие гудки разделяют меня от нежности. Наконец, заветное алло.

– Привет, лучшая женщина на всей земле!

В трубке послышался смех. Наоми тут же расплылась в улыбке, прижимая к себе телефон.

– Привет, дорогая. Как дела? Как вдохновение?

– Вспыхнуло, как настойчивая спичка в темном лесу! Да что мы все обо мне? Рассказывай, как ты?