Страница 22 из 22
Глава 4
Дальнейший наш путь не был омрачён никакими происшествиями достойными упоминания, и двадцатого августа тысяча семьсот семьдесят четвёртого года, менее чем через три месяца после отбытия из Обояни, наш маленький отряд безо всякой торжественности прибыл на мызу Линна[1], где находился штаб нашего полка. Поручик Ливин скомандовал нам строиться в две шеренги, а сам нырнул в дверь избы, в которой квартировал наш полковой командир. Спустя минуту мы выстроились, я как всегда во главе своих рекрут на правом фланге. И то сказать: остальные рекруты были одеты кто во что горазд, разве что во главе десятков стояли одетые в форменные мундиры и вооружённые солдаты. Зато мы были безоружными.
Гришка как обычно выступил представителем «обчества»:
— Барич, долгонько мы будем тут стоять? — прошептал он, тактично тронув за локоть.
— Сколько-то простоим. Видимо командир слушает доклад его благородия, а заодно проверяет нашу выдержку.
Действительно: занавеска на окне отодвинулась, и оттуда на нас по очереди выглянули несколько человек. Гришка что-то прошептал «обчеству» и мои бойцы подтянулись. Прошло ещё полчаса. За это время нашего унтера окликнул какой-то офицер и увёл в штаб. Набежали облака, за ними подтянулась туча, и пошел дождь. Делать нечего: я тут остался за старшего, хотя ещё официально не состою на службе. Выхожу из строя и командую:
— Плащ-палатки надеть!
Во время одной из остановок, в Вязьме, мы закупили парусины, и из неё, по образцу наших плащ-палаток, рекруты и солдаты пошили такие же и себе. Поручику с унтером по плащ-палатке и сидору я презентовал ещё в Обояни. Так сказать, прогнулся, но подарок был принят с искренней благодарностью.
Обрадованные солдаты и рекруты моментально упаковались в плащ-палатки, и теперь весь строй выглядел не пёстрым сборищем переселенцев, а вполне военным подразделением. Спустя ещё три четверти часа дождь прекратился и на крыльцо избы вышли офицеры: подполковник, майор, два капитана и наш командир, поручик Ливин. Подполковник шагнул вперёд:
— Кто дал команду укрыться от дождя?
Делаю шаг вперёд:
— Я, выше высокоблагородие! Рекрут Булгаков!
— Кроме тебя не нашлось кого-то, постарше чином?
— Его благородие господин поручик Ливин убыл на доклад к вам, ваше высокоблагородие, а господина унтер-офицера увёл в штаб неизвестный мне офицер. Дабы солдаты её императорского величества не мокли, я приказал им облачиться в плащ-палатки.
— Мне доложили, что сей предмет амуниции, изобрёл ты, это верно?
— Плащ-палатка изобретена не мною, но здесь её применить первым догадался я.
— Предерзко отвечаешь, но чётко, коротко и по существу. Мне также доложили, что ты сочинил новую походную песню, это верно?
Заимствование песен из будущего — святая обязанность всех на свете попаданцев. Насколько помню, только янки при дворе короля Артура не бренчал на гитаре перед рыцарями, но это только потому, что слава Высоцкого не долетела в то время до Коннектикута. Я типичный попаданец, и потому не устоял перед лёгким способом завоевания популярности — примерно раз в неделю, в две недели выдаю на-гора новый шедевр из будущего, а между озарениями понемножку бренчу на мандолине местные песни. Так что я смело отвечаю подполковнику:
— Так точно, ваше высокоблагородие, сочинил!
— Ну, так покажи нам своё умение.
Поворачиваюсь к Гришке и вполголоса говорю:
— Запевай «Катюшу».
И уже в полный голос:
— На месте шаг-о-ом МАРШ! Песню запеВАЙ!
Гришка не подвёл. Своим звучным баритоном он затянул:
Расцветали яблони и груши
Поплыли туманы над рекой
Строй, маршируя на месте подхватил:
Выходила на берег Катюша
На высокий берег на крутой…[2]
Подполковник с офицерами слушали внимательно и с видимым удовольствием. Наш поручик в задних рядах светился удовольствием.
— Знатно, знатно. Давненько меня так не тешили. Ещё песни знаешь?
— Так точно!
— Желаю послушать.
Желание начальства — закон для подчинённых. Командую Гришке:
— «Взвейтесь соколы орлами», а потом «Солнце скрылось за горою»
Взвейтесь, соколы, орлами.
Полно горе горевать!
То ли дело под шатрами
В поле лагерем стоять.
Лагерь — город полотняный,
Морем улицы шумят,
Позолотою румяной
Медны маковки горят[3].
Следом без паузы Гриша заводит:
Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты,
А дорогою степною
Шли с войны до дому русские солдаты.
От жары, от злого зноя
Их мундиры на плечах повыгорали;
Свое знамя боевое
От врагов солдаты сердцем заслоняли[4].
Подполковник выглядит совершенно довольным, поворачиваясь к офицерам он объявляет:
— Вот что, господа офицеры: присылайте к певуну своих людей, пускай перенимают песни. Теперь у каждой роты должна быть своя строевая песня. Отвожу вам на это две недели, после проведём строевой смотр с песней.
Офицеры только покивали. Им-то что? Передадут приказ унтерам, а потом проверят исполнение.
После этого подполковник поворачивается к Грише:
— А ну-ка подойди сюда, запевала!
Гриша, демонстрируя приобретённые навыки, подходит к командиру и докладывает:
— Ваше высокоблагородие господин подполковник, рекрут Оспищев по Вашему приказанию явился!
— Молодец! Бравый солдат, службу знаешь и поёшь отлично. Вижу, что будет из тебя толк. Жалую тебе Оспищев рубль серебром за усердие!
— Премного благодарен Ваше высокоблагородие! — кланяется Гриша, принимая из рук командира монету.
Подполковник поворачивается ко мне:
— А покажи-ка братец, как ты обмундировал своё капральство?
— Прикажете провести строевой смотр?
— Ты и этому обучил?
— Так точно, ваше высокоблагородие.
Я вывел своих бойцов, построил, сам занял место в строю. Подполковник с офицерами провели полный строевой смотр с осмотром всех предметов снаряжения и амуниции, а заодно проверили словесность. Бойцы отвечали бодро, лихо, ели глазами начальство. Одним словом, демонстрировали успехи трёхмесячного обучения.
— Изрядно, изрядно. Порадовал ты меня, Булгаков. Подойдите сюда, Павел Павлович!
— Слушаю, ваше высокоблагородие! — сделал два шага вперёд и вытянулся поручик.
Конец ознакомительного фрагмента.