Крест бессмертных

– Возьми. Будешь выдавать мне по первому требованию. Смешно, наконец-то у меня появились собственные деньги, – он закинул голову и неожиданно звонко, по-мальчишески, рассмеялся.

– Вам стоит лишь приказать, Ваше величество, и у вас будут деньги на всё необходимое, – сказал Марквард фон Аннвайлер уверенно. – Отныне, с вашего позволения, я буду вашим опекуном и не позволю, чтобы вы испытывали недостатка хоть в чём-то.

– И ты расскажешь мне, как служил моему деду и отцу? – спросил Фридрих, чьи глаза снова загорелись. Но уже другим, не злым огнём. – Про сражения и походы?

– Обязательно! Чёрт возьми, мне есть, что рассказать Вашему величеству, уж поверьте!

– Позвольте заметить, Ваше величество… – снова подал голос учитель.

– Не позволю. Где моя новая рубашка, Вильгельм? И позови уже врача, так и быть. Заодно можешь распорядиться насчёт ужина, я хочу есть, – Фридрих по-взрослому, с тенью горечи, усмехнулся. – Благо, продовольствия у нас достаточно. Предлагаю вам отужинать со мной, герцог, – обратился он к Маркварду фон Аннвайлеру. – Мне не терпится услышать ваши истории.

– Почту за честь, Ваше величество, – опять склонил голову герцог и подумал, что на этот раз завоевание Сицилии проходит для него, кажется, более успешно, чем когда бы то ни было.

«…фигуру короля ты можешь представить себе соответственно его возрасту, не меньше и не больше. Но природа наделила его выносливыми, сильными членами и крепким телом. Никогда не сидит на месте, весь день в движении. Чтобы проверить свою силу упражнениями, он тренируется и умеет обращаться уже со всеми видами оружия. Вот оружие в его руке, вот он взмахивает мечом, которым владеет лучше всего… Натягивать лук и попадать в цель копьем он выучился благодаря долгим тренировкам. Отборные, быстрые скакуны – его друзья. Никто не сравнится с королем во владении уздой и шпорами. Весь день до наступления ночи он упражняется то с одним, то с другим оружием, а также посвящает еще несколько часов чтению и трудам по истории».

Вильгельм Французиус отложил перо, встал и подошёл к окну, за которым царила ночь и бесновался холодный февральский ветер. Неровное, грубой выделки стекло, вставленное в частый свинцовый переплёт, отразило огонь свечей и постаревшее лицо magister regis с тёмными кругами под глазами, дряблыми щеками и лбом, перерезанным глубокими морщинами. Ещё и зубы, чтоб им. Так не видно, но он точно знал, что их осталось всего четырнадцать. Шесть сверху и восемь снизу. Два из которых уже начинают болеть и, значит, недалёк тот час, когда с ними придётся расстаться.

Вильгельм зябко повёл плечами. Старость близко. Старость. И ничего с этим не поделаешь. Еще каких-то пять лет назад, когда ныне покойный Марквард фон Аннвайлер практически без боя взял Палермо и на короткое время стал фактическим правителем Сицилии, королевский учитель был вполне способен соблазнить не слишком привередливую молодую вдову-горожанку из тех, кто потерял мужа в одной из бесконечных вооружённых стычек, которые прокатывались по острову и всей южной Италии так часто, что люди давно потеряли им счёт.

Соблазнить на одном кураже и провести с ней одну-две, а то и больше приятных ночей.

А теперь?

Только за деньги, и то не всякая соглашается. Да и он потерял былую охоту и прыть. Ужин посытнее, вино послаще, огонь в камине пожарче – вот и все страсти. Даже любимые книги уже не столь желанны. Старые читаны-перечитаны, а новые кажутся в лучшем случае скучными, а в худшем просто глупыми. Эх, ладно. Как бы то ни было, а король скоро достигнет совершеннолетия, получит настоящую власть и тогда не забудет своего учителя. То есть, Вильгельм очень надеется, что не забудет. Во всяком случае, Фридрих не раз обещал ему достойную пенсию, когда придёт время. А свои обещания король старается выполнять, следует отдать ему должное. Хоть и не всегда у него это получается. Уж больно пылок. Ничего, повзрослеет – войдёт в холодный разум, иного пути для него нет.

Вильгельм вернулся к столу, долил в серебряный бокал подслащённой мятной воды, сделал большой глоток, уселся, обмакнул перо в чернильницу и продолжил письмо старому другу.

«Его поведение выдает королевское происхождение, а выражение лица и властная величественность явно принадлежат повелителю. Его высокий лоб и добрые блестящие глаза притягивают взоры гостей, люди ищут его взгляда. Пламенный, остроумный и понятливый, он ведет себя несколько неблагопристойно, но это исходит не из его натуры, а скорее является следствием общения с грубыми людьми. Меж тем его королевские манеры и благая склонность к доброте постепенно избавят его от всего дурного. Во всяком случае, он не переносит указаний и во всем полагается на собственную голову. Насколько можно видеть, ему кажется позором то, что он обязан подчиняться опекуну и быть мальчишкой, а не королем. Поэтому он всячески избегает любого надзора со стороны опекуна и часто переходит границы того, что подобает королю (отчего, конечно, весьма страдает его репутация).

Благодаря своему усердию он развит не по годам и обладает такой мудростью, которая приобретается зрелым мужчиной в течение многих лет. Не стоит считать годы его жизни и ждать дня его совершеннолетия, потому как он есть владыка по величию и муж по разумению…»[9]

– Вы не можете этого делать, Ваше величество. Мне очень жаль, поверьте, но не можете.

Его Святейшество Папа Иннокентий Третий протянул руку, взял со стола золотой кубок, отпил вина и поставил кубок на место. Солнечный луч упал на массивный золотой перстень с рубином, украшавший безымянный палец правой руки Его Святейшества, и Фридриху на мгновение показалось, что палец вспыхнул алым недобрым огнём.

– Но Беневентский договор даёт мне на это право, – упрямо произнёс он.

Их было двое в комнате. Четырнадцатилетний король Сицилии Фридрих Второй и могущественный глава католической Церкви сорокавосьмилетний папа Иннокентий Третий.

«Как быстро бежит время», – думал папа, исподволь разглядывая Фридриха.

Тот сидел напротив, выпрямившись и положив руки на подлокотники деревянного кресла с высокой спинкой – точно такого же, в котором устроился папа. Только папа сидел расслабленно, поигрывая пальцами правой руки на столе (упрямый солнечный луч, то вспыхивал, то гас в рубине перстня) и даже позволил себе забросить ногу за ногу, а Фридрих был напряжён и готов к бою.

«Кажется, только вчера мы с его матерью обсуждали будущее этого мальчика, стараясь учесть все интересы, и вот, пожалуйста, мальчик вырос и предъявляет свои права на королевскую власть. Ничего плохого в этом нет, на то он и король, было бы хуже вырасти он безвольной игрушкой в чужих руках. Пусть даже и моих. Но границы следует соблюдать. Даже королю. Вернее, в особенности королю».

– Известно ли вам, Ваше величество, правило, согласно которому юридическую силу имеет лишь последний по времени документ, если он отменяет или дополняет предыдущий, на ту же тему? – Его Святейшество знал, что Фридрих великолепно образован для своих лет, но всё-таки делал скидку на возраст собеседника и старался говорить проще.

– Разумеется, – кивнул Фридрих. – Это логично.

– Вот именно, – сказал папа. – Логично! Отличная характеристика. Будь иначе, в делах наступил бы полнейший хаос. Отсюда следующий вопрос. Вы знаете, когда был заключён Беневентский договор?

– Не зная этого, не стал бы его упоминать, – сказал Фридрих. – В одна тысяча сто пятьдесят шестом году. Восемнадцатого июня, если быть совсем точным.

– Совершенно верно! – воскликнул папа. – И согласно этому договору, король Сицилии действительно получал право назначать епископов на освободившиеся места. Так что, на первый взгляд, ваша попытка воспользоваться данным правом и повлиять на выборы архиепископа Палермо имеет под собой все основания. Но! – он поднял указательный палец. – Вы забыли или не знали, что в одна тысяча сто девяносто восьмом году ваша матушка, Констанция Сицилийская, императрица Священной Римской империи, подписала конкордат, согласно которому, в числе прочего, право утверждения епископов и архиепископов возвращается главе нашей Святой Римско-католической Церкви, – Его Святейшество перекрестился. – В данном случае вашему покорному слуге.

9

Из книги Бруно Глогера «Император, бог и дьявол: Фридрих II Гогенштауфен в истории и сказаниях».