Чудовищ не бывает

Она услышала, как шаги становятся громче. Парень направлялся к бассейну. Алиса дождалась, когда он пройдет, обулась и пошла к выходу. Возле фургона стоял прислоненный к стене велосипед. Раньше его там не было. Спереди висела пустая сетчатая корзина. Алиса быстро зашагала вверх по посыпанной гравием дороге, мимо парковки и дальше, в лес.

Ну и ладно. Надо было сразу оттуда уйти. Теперь он наверняка решит, что у нее не все дома. Но парень соврал, не сказал, кто он, и это ее взбесило.

Алиса остановилась и уперлась кулаками в бока. Солнце немного просвечивало сквозь кроны деревьев и рисовало на дороге тени.

Она повернулась и пошла обратно. Гравийная дорога. Пустое лобби, коридор. Алиса открыла дверь в бассейн, и в лицо ей ударил свет. Мерцающий свет, отраженный блестящими стенами. Юноша плавал туда-сюда от одного края до другого. Длинные мощные гребки, на секунду вверх, затем снова вниз. Под водой проглядывала его фигура — нечеткая, размытая.

Подплыв к краю, он вдруг быстро вылез из воды и потянулся к шезлонгу за полотенцем, но заметил Алису и остановился.

— Ты куда подевалась?

— Никуда.

Она закуталась в халат. На лицо с волос струилась вода. Посередине стеклянной стены торчала ручка. Алиса надавила на нее, вышла на террасу и села на ступеньку над скалами. Холодный камень под ногами, шершавый от лишайника. Солнце по-прежнему пригревало.

— Эти недели — лучшие в году, — сказал парень, садясь рядом с Алисой. На плечи он накинул полотенце. — Здесь больше никого нет, никто не бродит, вокруг только природа.

Его плечи покрылись мурашками. Колено светлой полоской рассекал шрам. Говорил юноша бесстрастно и спокойно.

— А в другое время? — спросила Алиса.

Он посмотрел ей прямо в глаза, и девушка отвернулась.

— В другое время я в основном работаю.

Да уж, подумала Алиса. На сколько теперь она отстает? Часа на четыре? Или на пять?

— Мне пора домой, — сказала она.

Он поднялся и скрылся в раздевалке, а вернулся уже с газетой в руках.

— Я тут нашел кое-что. — Парень протянул ей газету. — Может, тебе будет интересно. Вы ведь снимаете этот дом.

Она развернула газету. На первой полосе была фотография здания, и Алиса не сразу сообразила, что это их дом. Похоже, снимок сделали с противоположного берега. Дом выглядел меньше и почти растворялся на фоне леса.

Газета датировалась июнем 2004 года. «Мужчина до сих пор не найден», — гласил заголовок. А внутри газеты, на развороте, было несколько фотографий. Залив и море. Лодка на песчаном берегу.

«Поиски продолжались весь день. До сих пор непонятно, что произошло. Согласно показаниям свидетелей, последний раз мужчину видели живым утром пятнадцатого. Сообщили, что он пропал во второй половине дня шестнадцатого. Учитывая погоду, разрабатывается версия, что мужчина выпал из лодки и стал жертвой несчастного случая. Скорость ветра достигала четырнадцати метров в секунду. Одного из свидетелей еще не допросили».

Алиса смотрела на цифры, даты. Будто задачки из учебника, который лежал раскрытым на письменном столе. Когда она не могла сосредоточиться, когда уставала, цифры теряли всякий смысл.

Два дня. Их не было два дня.

Алиса сложила газету и вернула ее парню.

— Зачем ты ее хранишь?

— Это не моя.

— А чья?

— Наверху взял, в доме.

— Они что, все газеты хранят?

Казалось, юноша колеблется.

— Нет, — сказал он, — только за тот год. Те, в которых рассказывается об этом событии.

Протянув руку за газетой, парень коснулся пальцев Алисы и посмотрел на нее. Отдергивать руку она не стала.

— Я так и не знаю, как тебя зовут, — сказал он.

— Меня зовут Алиса. Алиса Линд.

Соня сидела на крыльце, привалившись к двери и закрыв глаза. Когда Алиса подошла, она вскочила. Стоявшая рядом чашка опрокинулась и скатилась в траву под ноги девушки.

— Где ты была?

Алиса наклонилась и подняла чашку. Кусочек фарфора сверху откололся, и теперь на кончике пальца алела глубокая царапина.

— Прогуляться ходила.

— Тебя несколько часов не было. Я же волнуюсь — ты что, не понимаешь? — Соня поджала губы и снова села. Она тяжело дышала, и Алиса видела, как под накинутым на плечи пледом вздымается грудь.

— Я сегодня закончила раньше. — Гнев матери вдруг куда-то улетучился. — Вернулась домой, а тебя нет.

В наступившей тишине было слышно, как шумят волны.

Алиса взялась за перила и прошла мимо Сони, но остановилась и обернулась.

— Я думала, что тебе нравится быть одной, — сказала она, — что ты только этого и ждешь.

— Ты о чем это?

Алиса не ответила. Она все еще держалась за перила. Холодный металл, от которого кожа немела и словно становилась чужой.

Соня похлопала рукой по ступеньке.

— Может, присядешь?

Алиса неохотно опустилась рядом. Перед ними лежало черное озеро. Ни противоположного берега, ни деревьев видно не было. Контуры стерлись.

— Ты спрашивала меня, — начала Соня, — не покончил ли Иван с собой. — Она умолкла и повернулась туда, откуда доносился шум волн. — Когда мы приехали сюда впервые, он выбрался из машины и спустился к заливу. Я подошла. Он стоял в воде с завернутыми до колен брюками, запрокинув голову и закрыв глаза. Он сказал, что это, должно быть, самое красивое место на Земле. Сказал, что здесь мы будем счастливы. Все трое. Так и было. Первые несколько лет.

Соня помолчала. Плед сполз и лежал у нее за спиной, но она этого не замечала.

— Он много путешествовал, ездил по миру и давал концерты — даже когда мы переехали сюда, но со временем все меньше. Он говорил, что ему стало труднее уезжать. Не хотел нас оставлять. За несколько дней до отъезда Иван был сам не свой, лежал в кровати, не мог ничего делать. Ему приходилось себя пересиливать. И в конце концов он не справился. После последней поездки — в Санкт-Петербург — твой отец вернулся домой совсем больным, похожим на привидение… И сказал, что больше не может. После этого он стал работать кантором в приходе. Считал это передышкой, способом отдохнуть, а потом вернуться с новыми силами. Полагал, что такая работа даст ему свободу, что он заживет размеренно, по заведенному порядку — а ведь Иван всегда презирал подобный образ жизни. Но когда я засомневалась, он разозлился. Даже слушать не пожелал. — Мать вновь помолчала, а после продолжила: — В детстве они жили довольно бедно, твой отец и его тетя со стороны отца. Когда родители Ивана умерли, она взяла его на воспитание и увезла к себе в Хельсинки. Когда у него обнаружился талант, вся его жизнь перевернулась. Твоему отцу это нравилось: быть в центре внимания, стоять перед публикой. Я не знаю, почему он это разлюбил и не захотел и дальше этим заниматься. Иван уже работал кантором, а ему по-прежнему присылали приглашения, но он всегда отказывался. Затем приглашать перестали. Я заметила, что это задело его, но он ничего не хотел обсуждать. Зато стал больше времени проводить на репетициях хора. Он был одержим ими. Он не понимал, что делает, не понимал, что это было ошибкой. Все было большой ошибкой.

— Почему? — не поняла Алиса.

— Прежде всего он был концертным пианистом. По-моему, он не осознавал, во что лезет и как много потеряет. Я думаю, что этих изменений он не перенес. Не перенес посредственности. У него были очень высокие требования. А здешний хор — он состоял из обычных людей безо всякой подготовки, они и в толк не могли взять, к каким высотам стремился Иван. Не понимали, что он лишь хотел раскрыть в них лучшее. Но для этого требовались репетиции и дисциплина. А у них амбиций не было, и они не осознавали, что он мог им дать. Они оказались неблагодарными. И твой отец был так горько разочарован, так зол… он вышел из себя.

Лицо Сони исказилось, — несмотря на то, что она отвернулась, от взгляда Алисы это не укрылось.

— Такое случилось лишь однажды, однако стало ясно: чуда не произойдет. Иван был одним из величайших, настоящим волшебником — его любили, им восхищались. И вдруг он стал никем. Это произошло очень быстро, как по мановению руки. С тех пор они старались не смотреть мне в глаза. Представляешь, Алиса? Даже в глаза мне не смотрели.