Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 20

– Собаку, давай собаку!

Мама ещё окончательно не проснулась, поэтому честно призналась:

– Звонила моя студентка, у неё ощенилась собака, – и ушла досыпать.

Маму, конечно, я дожал. Через несколько дней мы со старой кроличьей шапкой чёрного цвета поехали за собакой.

Кролик был самым близким другом советского человека после управдома – «это не только ценный мех, но и три-четыре килограмма диетического, легкоусвояемого мяса». Хулиганы на улицах – и те не снимали с прохожих кроличьи шапки даже в самых дерзких районах Кемерово: это было уж совсем западло. В каждой семье на антресолях валялись поношенные, затёртые, засаленные кроличьи шапки. Выбросить их было жалко, а носить уже стыдно.

Приехали. Собака оказалась болонкой. Поговорили, завернули пахнущий счастьем комочек в шапку – и домой. Она была беспаспортная и белоснежно белая – одним словом, «Фенька»!

Первые полгода я был на седьмом небе от счастья – ухаживал за ней, гулял, кормил. Фенька росла и превратилась в прелестную лохматую болонку. А я опять начал «скулить». Собака оказалась собаке рознь! Я-то хотел овчарку, чтобы дрессировать её, учить всяким командам, задерживать хулиганов и даже, возможно, шпионов.

А эта – издевательство какое-то, а не собака.

Настроение моё всё больше портилось. Я понял, что суровая судьба сыграла со мной злую шутку – подсунула мне «ни то, ни сё» вместо овчарки.

Уже второклассник, Сергей Колков принял первое важное решение в своей жизни – продать собаку.

В воскресенье я проснулся в гостях у бабушки и твёрдо сказал:

– Я иду на базар продавать Феньку!

Бабушка относилась к Феньке спокойно и без личной привязанности, как всякий деревенский человек относится ко всему живому – скотина, она скотина и есть.

Мой план был продать её и купить взамен щенка овчарки, чтобы всё в моей жизни стало «по-настоящему».

Я быстро оделся, взял Феньку на поводок и двинулся в сторону базара, бабушка покорно засеменила следом за мной.

Пришли на базар. Занял свободное место у тополя в собачьем ряду. Вокруг меня моментально собрались люди. Вид живописно кучерявого мальчика с такой же кучерявой, но только белой болонкой в ряду взрослых продавцов был необычным.

Какой-то рослый пацан, сплюнув шелуху от семечек на землю, спросил, сам себе ответив:

– Чё, друга продаёшь?

Я промолчал. Мне не хотелось рассказывать какому-то чужому мальчику, как обманула меня судьба-злодейка.

Стою. Отчего-то мне стало сильно стыдно, но отступать уже некуда. Стыдно было не от того, что продаю Феньку, а стыдно вообще что-то продавать.

Вскоре появился перспективный покупатель – женщина средних лет:

– Сколько стоит собака?

Это было неожиданно.

Продать-то Феньку я решился, но моё решение было твёрдым и бесформенным одновременно. До этого я ничего и никому в своей жизни не продавал, даже за пять копеек. Ни с мамой, ни с бабушкой я этот план не обсуждал. За сколько? Цена меня не волновала, я о ней вообще не думал – главное, чтобы хватило на овчарку.

Женщина мне сразу понравилась, она была симпатичная и «городская».

– Мальчик, и сколько же стоит? – повторила она вопрос.





Так… Я чуть-чуть подумал и выпалил:

– Пятьдесят!

Почему «пятьдесят»? Просто это была самая большая купюра, которую я видел в своей жизни, – зелёная, хрустящая, с серьёзным дедушкой Лениным в полосатом пиджаке.

Бабушкина пенсия была сорок рублей. Она ахнула:

– Деньжищи-то какие!

В её голове не укладывалось, как бесполезная в хозяйстве собака может вдруг стоить таких бешеных денег.

Покупательница, напротив, совсем не торговалась:

– Хорошо, беру.

Достала «те самые» пятьдесят рублей одной хрустящей бумажкой и вручила их мне.

Дальше всё произошло, как в тумане, – я положил их в карман, отдал женщине поводок с Фенькой в нагрузку, развернулся и пошёл домой. Бабушка как тень заследила за мной вслед. В тот день я был не в состоянии прицениваться к щенкам овчарок. Больше Феньку я никогда не встречал.

Всё случилось по-настоящему – настоящие деньги за настоящее предательство.

А базар жил своей жизнью.

На пятачке перед входом стоит автобус пазик – из его форточки, вопреки недоброму отношению власти к кривлянию молодёжи под иностранные малопонятные слова, льётся на базар громкий свет «не нашей» музыкальной культуры, благословляя в городском масштабе развитие товарно-денежных отношений на потребительском рынке. Энергичные хиты «с той стороны» великой советской стены местные просветители «пилят»22 на целлулоиде, потом скобой крепят к открытке «С новым годом!» или «C 1 мая» и пускают люкс для бедных в народ. Как ни странно, но при всей постоянной и неусыпной борьбе партии за нравственный и культурный облик советского человека, здесь – на воскресном базаре – эта политически безупречная машина, которая по будням была «в каждой бочке затычкой», тоже отдыхает. Образовывалась какая-то загадочная пустота контроля – всё шло куда-то туда, куда и должно было прийти: не к торжественной Зыкиной или задорной Ротару, а к вполне похабным, но очень желанным Boney M с их «Ra ra Rasputin. Russia's greatest love machine. Women would desire. Oh, those Russians» (англ. О, Распутин – это великая русская секс-машина. Женщины бы его хотели. О, эти русские).

Слушать такую открытку можно было достаточно долго. Никакой речи о hi-fi, конечно, не было. Да и качество звука на советских массовых проигрывателях типа «Аккорд» слушателей мало волновало – главным было чувство радости от прикосновения к далёкому празднику жизни. Казалось, что на этом самом Западе все так и живут – легко и играючи, под песни Boney M. Как бы ни старался политический обозреватель Бовин в телепрограмме «Международная панорама» рассказывать о тяжёлой жизни рабочих в странах капитала, их лица на заднем фоне были подозрительно сытыми и довольными.

Одна песенка – один рубль. Из автобуса рвались наружу шлягеры ABBA, Boney M, Dschinghis Khan, Afric Simone и прочая вкуснотища. Крутили их секунд по тридцать – основной куплет и мотивчик. Нужно было стоять рядом с автобусом и ловить какую-то самую клёвую песню, а потом бежать к окошку и объяснять: «Мне вот эту: капа-да-па-дапа, да-да-да, а люська залетела, шозадела!» Пока несёшься покупать понравившуюся, из форточку вырывается уже другая – ещё более вкусная, а денег-то на кармане всего «рупь».

Хит-парад у пиратов был на мировом уровне – всё самое свежайшее здесь и сейчас. Названий исполнителей и групп никто из покупателей толком не знал. «Наша» музыка была в этом пазике не в почёте – время «Ласкового мая» ещё не пришло. Дельцы из автобуса хорошо разбирались во вкусах кемеровчан. Торговля шла бойко – стояла очередь.

Потом одного из руководителей кемеровской Рембыттехники, под крышей которой долгие годы шло это аудиопиратство, арестует ОБХСС. При обыске у него, в числе прочего, найдут стартовый спортивный пистолет, переделанный под патрон «мелкашка» и, самое страшное, золотое кольцо с американским национальным девизом, выгравированным внутри, – «In God we trust». Из-за этого кольца газета «Комсомолец Кузбасса» напишет о нём статью на полполосы, почти как об изменнике Родине: «Сегодня крутит БониЭм, а завтра свалит насовсем!»

Чуть позднее, с появлением первых кассетных магнитофонов, на этот же пятачок перед входом на барахолку впишутся ещё и новенькие жигули. Сидящий в них в «строгаче»23 лысый дядька будет продавать кассеты с записями. В начале 80-х в его ассортименте впервые появятся «наши люди»: Высоцкий, Галич, Жванецкий и Северный. Лёд тронулся – Boney M, подвиньтесь! Кассета будет стоить десять рублей – немалые деньги.

Самоё козырное место базара – входные ворота, территория цыган. Толстые горластые тётки в цветастых юбках с золотыми улыбками советских рокфеллеров – «королевы торговли». Трясут полиэтиленовыми пакетами Beriozka24 (Берёзка), Монтана, Пугачёва. Хит продаж – с грудастыми ковбойскими девчонками, тугие задницы которых упакованы в джинсы Lee – доходит в цене до шести рублей; Аллу Борисовну делят надвое – по трёшке, что делать: sex sales (англ. – секс продаёт). Другой их ходовой товар – жвачка. «Лёлек и Болек» из Польши, «Kalev» из Прибалтики и очень редко – штатовский «Дональд Дак». Когда открылось производство в Москве, начали спекулировать и нашей – производства «РотФронт»: мятной, апельсиновой и клубничной. Самопальная тушь для ресниц, хна для окраски волос, помада, колготки.

22

Пилить (сленг) – наносить на гибкую заготовку из полиацеталя звуковую дорожку музыкального произведения путём резки каждой заготовки индивидуально на специальном станке.

23

Строгач (сленг) – классическая модель костюма Adidas. Тёмно-синий костюм из гладкого полиэстера с тремя полосками на рукавах и брюках в лаконичном дизайне. Слева на груди – небольшой трилистник (сейчас логотип Adidas Originals). Цена на базаре в разные годы от 300 до 700 рублей. Чтобы носить строгач, нужны были не только деньги, но и признанный обществом «авторитет». Без «авторитета» срок носки мог стать очень коротким. У одного из кемеровских блатных был такой костюм с аккуратно заштопанной дырочкой от ножевого пореза. Костюм достался ему от прежнего владельца.

24

«Берёзка» – фирменная сеть розничных магазинов в СССР, реализовывавших товары и продукты питания за иностранную валюту (иностранцам) и сертификаты, а позже за чеки Внешпосылторга, которые получали как часть зарплаты советские загранработники, дипломаты и военные. Магазины этой торговой сети существовали только в Москве, Ленинграде, столицах союзных республик и крупных портовых городах – Севастополе и Ялте. Вход в магазин контролировал милиционер, который мог подойти и поинтересоваться: «Гражданин, откуда цветная капуста, родной?», а дальше сюжет развивался по обстоятельствам.