Страница 149 из 153
Я отказал всем. Прямо запретил вмешиваться и — на всякий случай! — оставил инструкции. Пояснения, что делать дальше, если я проиграю.
Спускаясь вниз, я улыбался. Я знал, что не проиграю.
Вокруг становилось всё жарче, как и всегда в шахтах. Мой фонарик еле разрезал тьму, я кое-как продвигался вниз…
А затем я очутился в приятной вечерней прохладе и пении птичек.
Чёрт. Джек предупреждал меня, что я увижу это здесь, но как же странно это смотрелось. Одноэтажный домик с белой крышей, лужайка с кустами и заборчиком. Прямо внутри шахт.
Магия, блин. И не самого простого порядка. Обычный средней руки аристо не смог бы превратить часть подземелья в идеальный и безликий «домик своей мечты».
Эрмит? Уверен, Эрмит сделал это играючи.
Подойдя к домику, я аккуратно вытер ноги о коврик с надписью «Home, Sweet Home» и постучал.
…пару секунд спустя мне открыли дверь. Я глянул на фигуру в переднике, с ножом сантоку в руке; фигура глянула на меня в ответ совершенно изумлённым взглядом.
— Г-глава? — выдохнул он. — То есть… кхм, я хотел сказать — глава-самозванец? Вы… живы?
Я пожал плечами.
— Как видишь, Кавадзаки. Главу Тёмных не так-то просто убить.
Азиат покачал головой.
— Вы не он. Не Архимаг.
— Разумеется, — согласился я. — Думаю, ты понял это уже давно, даже если и убеждал себя в обратном. Конечно, я не Архимаг. Но я глава Тёмных.
Кавадзаки потрясённо молчал.
— А как насчёт него? — я кивнул на дверь, ведущую в комнаты дома. — Того, кто сидит там. Александра Эрмита. Уж он-то точно не Архимаг и не глава Тёмных.
Я медленно покачал головой.
— Уж ты-то точно знаешь, кто это, Кавадзаки; ты был единственным посвящённым в планы Архимага. Эрмит — не более чем сосуд для него. Разве не поэтому ты…
Дверь отворилась, и в уютной (какой-то слишком уютной, будто ненастоящей) прихожей появились ещё двое. Эрмит и Снежана Зимина.
—…что⁈ — выдохнула Зимина. — Ты⁈
За каких-то пару секунд в её глазах промелькнул целый океан эмоций. Страх — нет, не страх, настоящий арктический ужас — неверие, и, конечно же, злость.
— Ты!! — повторила она, бросаясь вперёд. — Как ты… как ты смел сюда явиться⁈
— Да вот, заглянул в гости, — заметил я.
— После всего, что ты… это всё твоя вина! С тебя всё началось, и ты разрушил всё! Всё, что было! Начиная с этого дурацкого шара и заканчивая этими самыми шахтами. Если бы не ты, я бы сейчас…
— Дорогая, — рука Эрмита легла на плечо Снежане. — Спокойно. Веди себя прилично перед нашим гостем.
Секундная пауза.
— Д-да, дорогой, — Снежана уставилась в пол. — Конечно. Ты прав. Прости.
— И тем не менее, — Эрмит перевёл взгляд на меня, — я изрядно удивлён, Макс Грачёв. И тому, что ты жив… и тому, что ты пришёл сюда.
Я пожал плечами.
— А ты ждал кого-то другого?
— Вообще-то да, — отозвался Эрмит. — Корпоратов, знаешь ли. Я только сегодня украл у них Серебряного Янтаря на многие миллионы, если не миллиарды. Ну, не самого Янтаря, а того, что в нём…
— Я знаю, — кивнул я. — Видел брошенные фуры с бесполезным грузом. Но корпы не придут, прости. Снаружи немного беспокойно, и они просто сбежали куда подальше.
— А ты, значит… — медленно процедил Эрмит с каким-то странным весельем, — не сбежал?
— Я решил зайти к вам.
— Решил и зашёл. Да ещё и один. Смелый, дурак или что-то знаешь?
— Может быть, всё это разом? — усмехнулся я.
Эрмит усмехнулся в ответ.
— Странно, что ты выжил, Макс Грачёв. Очень странно. Простая пешка, заигравшаяся в короля… по всем вероятностям, тебя должен был убить малейший щелчок по носу.
— Пешка, дошедшая до конца доски, может стать и ферзём, — заметил я. Шахматные аналогии всегда звучали немного пошловато, но сегодня эта фраза пришлась как никогда кстати.
— Наверное, я мог бы закончить начатое, — рассудил Эрмит. — Прикончить на месте, просто испарить щелчком пальцем…
— Будешь это делать?
Он коротко рассмеялся.
— Я не спешу, Макс. Ты ведь только пришёл, а Кавадзаки тут убедил меня, что настоящие самураи принимают гостей достойно. Милая, покажи нашему гостю, где стоят тапочки!
— Д-да, дорогой, — мелко кивнув, Снежана поспешила исполнить указание.
Сидя вокруг низенького столика из тёмного камня, мы ели сашими.
Нужно было признать, что сашими Кавадзаки удались. Большие, увесистые комочки риса с мягким розовым лососем на них, перевязанные ниточкой нори. Казалось бы, такая мелочь, но вышло действительно вкусно.
Макнув штучку в соевый соус, я проглотил её. Ммм!
— Слышал, — обмакивая сашими в васаби, заметил Эрмит, — ты сказал, что я всего лишь сосуд для него. Архимага.
— Ты и сам знаешь, что это так, — кивнул я. — Для этого тебя растили в одиночестве столько лет, выпестывали твоё идеальное Ядро. То, что всё не прошло по плану — чистая случайность.
— Чистая случайность — это то, что ты жив, — возразил Эрмит. — А я — это я. Сам того не зная, Архимаг создал свою будущую погибель. Жертва моего отца позволила мне уйти в тот день, когда у него был единственный шанс… а второго я ему не дам.
Он кивнул на Кавадзаки, который спокойно орудовал палочками, непроницаемо поглядывая то на меня, то на Эрмита.
— Знаешь, почему он служит мне? Остался тут, готовит мне сашими, пылесосит пол и настраивает телевизор, когда тот барахлит? Потому что я доказал, что я — истинный глава Тёмных.
— А тебе не кажется, — ответил я, — что главе Тёмных нужны хотя бы… ну, ээээ — Тёмные?
Я картинно огляделся по сторонам, будто ища кого-то по углам.
— Частью Тёмных управляю я, — продолжил я. — Частью управляли Роблен и Вивианна, пока мы их не прикончили. Городом правили корпы и Больжедор… а всё, что делал ты — это с твоей-то мощью! — это сычевал тут, внизу, в полном одиночестве, взяв в компанию только Снежану и Кавадзаки.
— Ну! — Эрмит рассмеялся. — Не спеши с выводами, Макс. Если бы расспросил своего друга Архимага поподробнее — узнал бы, что он тоже сидел один долгие голы, прежде, чем начал организовывать Тёмных. Архимаг копил силу… и я тоже коплю. Только моя сила — не в ненадёжных людях, а во мне самом.
Он взмахнул рукой, и воздух вокруг него заискрил алым; Сила была практически материальной.
— Ну, тоже точка зрения, — согласился я. — Но вот знаешь, что я думаю? Что ты торчишь тут потому, что так привык. Вырос за закрытой дверью и теперь просто не знаешь, как жить эту жизнь.
На лице Эрмита повисло раздражение; он отложил палочки.