Девочка шейха

Девчонка, словно услышала старуху, подала признаки жизни — усиленно замотала головой, вынудив знахарку положить ладонь на ее лоб. Едва успокоилась и вновь затихла, как старуха насильно подняла веки девчонке, тем самым показала ее зеленые глаза. Только сейчас не зеленые, а белые яблоки глаз налились прожилками крови. Уродливые. Страшные.

— Слишком поздно. Ей не помочь. Яд уже разошелся по крови и даже ваше противоядие не спасло.

Я должно быть ослышался!? Эта грязная дрянь смеялась надо мной? В неверии подошел поближе к старухе и девчонке со страшными красными глазами. Посмотрел на одну, затем на другую.

— Даже если спасете, она может стать калекой…

Резко перебил бесполезные слова и женский треп:

— Мне чихать, как ты вылечишь ее, хоть продай душу дьяволу! Если не вылечишь, то я выпотрошу твои кишки!

Я бы мог отодвинуть Ярина и схватить старуху за горло, но думаю, что моих слов достаточно для поднятия мотивации.

— Это бесполезно, — ничуть не испугавшись, старуха покачала седой, грязной головой, но тем не менее поднялась с колен и велела отвести ее на кухню.

* * *

Несколько часов стали бесконечными. Постепенно я начинал верить тому, что предательница не претворялась. Совсем немного поверил.

Знахарка сварила вонючий отвар, от которого уверен сдохло бы все живое и этим поила предательницу. В последующем — гадкое пойло вырывалось обратно изо рта больной уже с кровью.

Всё время я ходил из угла в угол и прислушивался к стонам больной. Не подходил к кровати, только ходил вдоль стены и искоса подглядывал за Ярином и старухой. Как бы они чего не наделали!

Вскоре у предательницы началась стадия бреда. Старуха сказала, что это хорошо. Но я не видел ничего хорошего в истошном крике, пробирающем до нутра. До костей. До коры головного мозга. И ничего хорошего в том, как предательница извивалась, а потом дралась в полусознательном состоянии с Ярином, который напротив желал ей добра. Просто фиксировал ее руки в локтевом суставе, дабы она не причинила себе еще больше вреда.

Я совершенно равнодушно наблюдал за событиями, как будто меня это не касалось. Наблюдал за тем, как Ярин держал ее плечи и прижимал женское тело к кровати, но девчонка не давалась и царапала ногтями лицо брата. Словно ее душа буйствовала и вырывалась из тела, но той не давали выйти.

На протяжении жизни видел реки крови и мёртвую сгнившую плоть. Видел предательства и боль в худшем уродливом воплощении. Но среди всех кошмаров этот навечно приколочен гвоздями в мою память.

POV Лилия

Жар разливался по телу огненной волной и сжигал кожу. От болезненного ощущения я царапала ногтями грудь, живот, потом горло, будто хотела разрезать его и выпустить неведомое существо изнутри. Было так больно, что я действительно мечтала поскорее разрезать тело пополам и изъять оттуда посторонний объект, который мешал дышать. Сквозь мутное сознание со временем пришло понимание, что это не посторонний объект мешал дышать, а яд медленно закупоривал стенки легких. Именно поэтому не могла глотнуть необходимый воздух.

Кто-то схватил меня за руки и сжал их, не давая мне ворочаться на кровати.

Я ничего не понимала. Всё было темное, страшное, чужое. Неизвестное. Чужой мир.

А потом боль удвоилась и, если поначалу я сдерживала эмоции, то теперь заорала во всю оставшуюся мощь легких, да так истошно, что кто-то закрыл мне рот ладонью.

Мое тело само извивалось от боли и не слушалось.

Когда настал пик боли, то я обессилила и откинулась на подушку. Замерла, как мертвая. Пропали ощущения и посторонние голоса, исчезла боль.

Я попала в темный лабиринт с многочисленными серыми стенами. Шла. Шла. Уходила куда-то. Но каждый раз попадала в тупик и как только поднимала взгляд, то видела на стене хорошо известные стеклянные глаза принца. Черные, суженные, ненавидящие глаза. Я их тоже ненавидела. Поэтому первый раз увидев их, гневно шарахнула ладонями по стене и побежала в обратном направлении. Но как далеко бы не убегала, неизменно попадала в тупик и натыкалась на его прищуренные глаза.

В десятый раз увидев их, пока никто не увидел, дала эмоциям вырваться на волю! Сжав пальцы в кулаки, заколотила по стене. От сильных ударов рассекла кожу на костяшках и залила кровью чистые стены.

— Ненавижу! — прорычала в стену, как спятившая.

Это черное место со стеной и глазами Артура не могли быть реальностью. Либо смерть, либо сон, поэтому вела себя как спятившая с ума женщина. Знала, что наедине с собой, значит могла позволить себе быть откровенной.

Одна со своими эмоциями я долго и громко признавалась в ненависти к Бонифацию!

Но вскоре банально устала от ударов ладоней об стену и прекратила колотить. Подняв руки к лицу, увидела кулаки и ладони, содранные до розового кровоточащего мяса.

Мои губы дернулись в неосознанной, кривой усмешке, как у уродливой куклы, которой нарисовали ненастоящую эмоцию. Тело внезапно стало тяжелым, непослушным, плохо подчинялось велению разума. В бессилии я прислонилась спиной к стене и медленно опустилась на корточки. Затылком, создавая грохот в ушах, постучала по стене. Еще и еще.

Свою жизнь после истребления тринадцатой земли, я посвятила мести за отца, за землю. О, великая мстительница! Даже смешно стало. Наверное, поэтому я улыбалась, сидя во тьме на корточках возле стены. Одна. Совсем одна.

Я завершила месть, пронзив мечом грудь Артура. Его жизнь зависела от моего желания. Легко могла забрать ее себе. Он бы не успел увести плечо, ведь был сильно занят удовлетворением своего вечного желания. Но…

Я приняла решение и даровала помилование врагу.

Бонифаций отомстил семейству Вацлавов за свой народ, а я Бонифацию — за свой народ. И что же дальше, после того как мы погрязли в черной трясине ненависти и мести? А дальше… ничего. Пусто. Нас засосало в трясину по макушку. Мы захлебнулись…

Перед глазами — беспросветная тьма, а за спиной — стеклянные ненавистные глаза Артура.

POV Артур

Спустя много часов настал долгожданный покой больной, но больно резкий и от того странный. То предательница сопротивлялась, бесновалась, как одержимая, то послушно обмякла в руках Ярина. Неожиданно настал конец мучениям и крикам. В течение нескольких часов я мечтал о тишине, но сейчас она наоборот сильнее напрягла и заставила меня натянуться до предела, а старуху наклониться к губам больной и послушать ее дыхание.

Дьявол. Дьявол. Дьявол. Раз пятьдесят я повторил это слово-проклятие. Мне действительно стало смешно. Глубоко из недр тела зародился странный смех, больше подходящий для больного на голову человека. С каждой секундой смех разрастался, растекался по внутренностям, по груди и уже поднялся к горлу, придушив на несколько коротких секунд.

Старуха подняла голову от больной и косым глазом взглянула на меня. И я без слов понял ее мысленный посыл.

Не может быть. Не вееерю…. Хитрый зверек еще всех переживет. И меня, и старуху, и Ярина, и в конце века спляшет на наших могилах.

Изогнув в неверии губы, я скептически хмыкнул, на что обратили внимание остальные в комнате. В особенности старухе не пришлась по вкусу моя усмешка, отчего она недовольно поджала дрожащие губы и положила свои пальцы на мокрый лоб девчонки. Ярин же грузно осел на пол, а спиной привалился к кровати, будто отгородился от картины увиденного и равнодушными глазами посмотрел на меня.

— Она жива! — заявил я, еще сильнее растягивая губы в улыбке. Не мог ничего с собой поделать. Это все какая-то хорошая шутка или хитрость предательницы.

Она просто не могла сдохнуть! Она не могла! Роза принадлежит мне, и никто не мог забрать ее без моего ведома! Это дьявольская шутка!

Бабка хмуро взглянула на меня, так словно я своим смехом осквернял святое — саму смерть. "Перерождение души". Когда мысленно произнес эти два слова, тогда накрыло медленное понимание. Оно пробралось под кожу, под сетку вен и брызнуло адреналином в кровь.