Энтропия

Через пару минут, вот-вот собираясь кончить, Ал снова ощутил эту волну. Она даже казалась сильнее. Блядь! Пиковое удовольствие смешивалось со страхом, но он просто отдался в руки эмоций и физиологии. Что могли исправить пара секунд, если все мёртвые воробьи в округе уже начали войну? А вот в его жизни эти пара секунд значили много. Он стонал, Вика стонала. Потом он даже прикрикнул от удовольствия, напрочь забыв о приличии. Но то же самое сделала и Вика.

А потом они улеглись на узкой кровати, которая скрипела от каждого второго движения. Ал подумал об этом только сейчас. Что же слышали соседи всё это время?!

Когда Ал поднял веки, солнечные фантомы притворились большими жёлтыми глазами. Чего только ни устраивает свет. Ограниченный стенами он продолжил разминку. Стоило бы выйти на улицу для полного размаха. Что-то тормозило Ала. Вероятно, продолжающееся бегство достаточно надавило на разум, чтобы паника стала неотъемлемой частью его.

Ал вышел из номера. Глядя на лес снизу днём, он не видел того болота, что проглядывалось вчера. Взор адаптивен, подумал Ал и побежал. Притворяясь замороченным спортсменом, он накинул кепку на голову, хотя ожидать солнечного удара утром в лесу было глупо. А вот маскировка важна. Назойливые ублюдки в упорстве своём обходили взятых вместе консультантов банка, брокерской конторы и интернет-провайдера, провода которого не тянулись к нужному дому. И как только им удавалось так верно идти по его следу? Он много раз успел убедиться в их тупости и много раз вынужден был бежать, заприметив знакомую рожу в толпе, точно они шли по запаху.

В минуты усталости он фантазировал, что никогда не встречал их. Это могла бы быть отличная жизнь. В любом случае не хуже настоящей; Ал не видел даже в кошмарах чего-то более бессмысленного, чем бесконечное бегство.

И он винил во всём отца, прекрасно понимая, не ясно, а из глубины разума, что отец остался лишь звеном в цепи неудачного жизненного пути Ала. Возможно, так отец мстил ему из земли. Такая мысль случайно пришла ему в голову с полгода назад.

Бывало, что Ал ездил с отцом в незнакомые места. Это было странно, ведь мать не работала и могла справиться с сыном. Но для него то были неплохие дни, потому что отец появлялся дома редко. И, вполне вероятно, сам хотел побыть с сыном.

У отцовских друзей был отличный бандитский шарм, который ощущался, только если ты гость, а не жертва. А Ал был ещё и ребёнком – двойная привилегия. Когда встречи происходили в кафе, ему доставался неограниченный доступ к шоколадному коктейлю. Кто бы ещё мог похвастаться таким в девяностые?

Как-то раз дядя Валера, которого остальные звали Смутой, спросил у Ала:

– Эй, Лёшка, как папу зовут?

Может, полный рот еды, может, неожидание вопроса заставили его заикнуться:

– Вава…Влад.

Мужики засмеялись. Без надрыва. Ал запомнил, что только отцу было несмешно. Он даже переменился в глазах. Ал тоже переменился. Только отец ощетинился, а сын испугался, хотя не мог понимать проблемы. Да и кто из людей смог бы разглядеть здесь проблему? У бандитов же случилась смена: теперь вместо “Винт” Владислава звали “Вава”. Это случилось не в один день, однако довольно быстро. Отец не сказал, как сильно ему не нравилось новое имя, но маленький Ал почувствовал и запомнил чувство.

С того дня отец реже брал сына с собой. И шоколадных коктейлей в жизни стало меньше. А потом отец умер. И зацепил с собой мать. Грустная бандитская смерть. В одно утро они просто уехали; вечером приехали отцовские друзья и без улыбок спрятались в кухне с бабушкой. Это было на них непохоже – сидеть так скучно и бесшумно. И вообще быть здесь. Даже в отцовский день рождения они не появлялись в таком количестве. Юный мозг силился понять, что они могли обсуждать с бабушкой и почему без отца. А во время их ухода дядя Валера даже ни разу не пошутил.

Бабушка попыталась поговорить с внуком. Поначалу она лишь охала и плакала. Ал, как и все дети, всё ещё не до конца понимал концепцию смерти, особенно из-за странных слов бабушки. Она то и дело приплетала рай, ад и прочие миры. Ему стоило помнить только, что больше ни отец, ни мать не вернутся.

На похороны его не взяли. От детей там толку мало, только отвлекаться на них постоянно. Хотя могла быть и причина серьёзнее. На похоронах бандита, очевидно, собирались бандиты, и могло произойти что-то опасное. Это бабушке казалось, что её жизнь закончена; жизнь Ала только начиналась.

Некоторое время Ал скучал. Мать он видел часто, а отец редко бывал дома. Однако грусть по обоим остыла одинаково быстро. Бабушка продолжала заниматься воспитанием, в некоторые дни он даже не замечал разницы – жизнь выглядела прежней. Денег если и стало меньше, то Ал и этого не заметил. Ему и бабушке помогали друзья отца. Иногда приезжал дядя Валера, брал его в парк, где стояли ларьки с мороженным. Ему и паре других ребят везло выбирать, что захочется.

К моменту поступления в институт дядя Валера появлялся в жизни Ала редко. Внук и бабушка привыкли жить скромно. Ко многому ведь можно привыкнуть. И только к смерти бабушки Ал был совсем не готов. Ни эмоционально, ни финансово. В тот день воспоминание, где дядя Валера обещал помочь в случае проблем, само выбилось на поверхность. И Ал позвонил ему. Голос показался слабым и чересчур хриплым. Точно ли это был он? Или в памяти Ала так много притупилось, что даже не узнал дядьку?

– Привет, Лёшка, – это точно был он, только спустя время. – Давно не виделись.

Ал ощутил некоторое тепло. Как раз в тот день, когда его так не хватало. После смерти бабушки статус самого близкого человека перешёл к дяде Валере, который успел пропасть на очередном повороте жизни, обзавестись новым голосом и прийти на помощь в важный момент.

В силу малолетства Ал не знал, за что хвататься. Оказалось, что деньги не единственная проблема, связанная со смертью. Но кто, если не бандиты, часто организовывали такое и могли организовать вновь?

Когда дядя Валера приехал, Ал почувствовал, как медленно возвращается в детство. Не в те времена, когда шоколадные коктейли лились рекой, но в те, где он мог выбрать любое мороженное. И ещё теплее стало, когда старый бандит признался, что знает о поступлении и учёбе.

Раньше Ал и не задумывался: дядя Валера был старше отца, чуть младше бабушки. И в этот раз морщины на его лице резали глаза Алу сильнее шрамов. Мальчишка и сам изменился, но взросление и старость казались чем-то разным.

В день похорон было холодно. И не потому, что вокруг бушевала осень. Просто Ал не мог поверить – бабушку уложили в деревянную тюрьму и собирались спрятать в земле. Вроде, христиане стремились в небо, но тело прятали в земле, туда же, где расположили ад. Так странно, так пусто под рёбрами. Когда подул ветер, Ала затрясло. Он пытался сдержаться, но не мог. Тогда дядя Валера положил ему руку на плечо. Только она была больше похожа на кувалду, весила столько же. Но необходимость сопротивляться её весу определённо помогла согреться.

В секунду, когда все чувства смешались, Ал устал. И заплакал. Он молчал, слёзы текли по щекам. Осенний ветер мерзко бил мокрую кожу. Он даже не знал, можно ли плакать при бандитах, но не мог ничего с собой поделать. Благо не так много людей пришли проститься с Аглаей. И смотрели они на деревянный ящик, а не на мальчишку.

Внутри произошёл взрыв. Тот самый, которого существовать не должно. Ал научился ощущать его, но так и не научился контролировать. В голове пронёсся крик: “Нет!” Его дёрнуло, рука дяди Валеры соскочила. Когда они встретились взглядами, Ал был преисполнен ужаса, ведь полагал, что зло уже дало всход.

Он только раскрыл рот, как в ящике раздался стук. Возможно, работники кладбища когда-нибудь сталкивались с подобным или бандиты устраивали подставные похороны, однако лица большинства по силе ужаса превзошли даже лицо Ала.