Страница 13 из 14
— Пять, шесть, семь, восемь…
Кажется, они считали улетающих на юг журавлей.
А журавли и вправду улетали, и темнело небо, накрывающее нулевой класс, в котором все мы, друзья, наверно, ещё учимся.
Жеребёнок
Я шёл на станцию через клеверище. Хотелось с кем-нибудь поговорить, но говорить было не с кем. Не с клевером же? Не с ромашками? С клевером что ни скажешь — получится глупость. Я остановился и сказал всё-таки:
— Да вот, на станцию иду.
Клеверище молчало, пошуршивая.
Вдруг послышался сбивчивый топот — и боком-боком выскочил на дорогу жеребёнок. Встал передо мной.
Доверчиво и недоверчиво смотрел он, не понимая, что я такое. Не столб ли какой?
— Да вот, на станцию иду, — пояснил я.
Жеребёнок кивнул, топнул копытцем и помчался по ромашкам. Неловко помчался, его заносило то вправо, то влево, и всё-таки это был какой-то пронзительный жеребёнок.
— Ой, нас угнали, нас угнали…
Послышалась песня, и на дорогу из-за бугра выехал пастух Агафон верхом на кобыле Тучке.
— Видал жеребёнка? — закричал он. — Только вчера родился! Вон какой скакун. Со звёздочкой!
Агафон рассказывал и смеялся, радовался, что на земле появился новенький конь.
— Ну, а ты-то как живёшь? — спросил он. — Что нового? Что хорошего?
— Да вот, — махнул я рукой, — на станцию иду.
Дед, баба и Алёша
Заспорили дед да баба, на кого похож их внук.
Баба говорит:
— Алёша на меня похож. Такой же умный и хозяйственный.
Алёша говорит:
— Верно, верно, я весь в бабу.
Дед говорит:
— А по-моему, Алёша на меня похож. У него такие же глаза — красивые, чёрненькие. И наверно, у него такая же борода большая вырастет, когда Алёша и сам вырастет.
Алёше захотелось, чтоб у него выросла такая же борода, и он говорит:
— Верно, верно, я больше на деда похож.
Баба говорит:
— Какая борода большая вырастет, это ещё неизвестно. Но Алёша на меня куда сильнее похож. Он так же, как я, любит чай с мёдом, с пряниками, с вареньем и с ватрушками с творогом. А вот как раз самовар поспел. Сейчас посмотрим, на кого больше похож Алёша.
Алёша подумал немного и говорит:
— Пожалуй, я всё-таки сильно на бабу смахиваю.
Дед почесал в затылке и говорит:
— Чай с мёдом — это ещё не полное сходство. А вот Алёша точно так же, как я, любит лошадь запрягать, а потом на санках в лес кататься. Вот сейчас заложим санки да поедем в лес. Там, говорят, лоси объявились, сено из нашего стожка щиплют. Надо поглядеть.
Алёша подумал-подумал и говорит:
— Знаешь, деда, у меня так странно в жизни получается. Я полдня на бабу похож, а полдня — на тебя. Вот сейчас чаю попью и сразу на тебя похож буду.
И пока пил Алёша чай, он точно так же прикрывал глаза и отдувался, как бабушка, а уж когда мчались на санках в лес, точно так, как дед, кричал: «Но-ооо, милая! Давай! Давай!» — и щёлкал кнутом.
Ворона
Вороны вообще-то очень умные птицы. Идёшь, к примеру, без ружья и всегда подойдёшь к вороне близко, а уж если идёшь с ружьём — до вороны никогда не дойдёшь.
А тут у нас вдруг одна глупая ворона объявилась. С чем угодно к ней подойдёшь — хоть с ружьём, хоть с пушкой.
Но вообще-то к ней особенно и подходить никто не собирался. Все люди заняты, у всех заботы — не до ворон.
И тогда эта глупая ворона сама надумала к людям подходить. Подойдёт к трактору и смотрит, как тракторист гайки крутит. Или подлетит к магазину, сядет на крылечко и глядит: кто чего в сумке несёт — кто хлеб, а кто постное масло.
И особенно ворона привязалась к одной нашей деревенской бабе — Кольки-механизатора жене. Куда она идёт — туда и ворона летит. И уж если увидишь — глупая ворона крутится, значит, здесь где-то рядом и Кольки-механизатора жена.
Ребятишки, конечно, веселятся, да и взрослые дразнятся:
— Эй, привет! Воронья невеста!
— Да не воронья я невеста, а Кольки-механизатора жена!
Вот однажды пошла жена Колькина на колодец. Набрала воды, оглянулась, а ворона рядом на снегу сидит, глядит на неё вороньим глазом. Тут жена эта схватила ведро и окатила ворону с головы до ног. Обиделась ворона. Сидит на снегу мокрёхонька, глядит вслед глупой бабе.
Тут все в деревне напугались: замёрзнет ворона.
А ворона залетела в магазин, уселась там на прилавке, обсохла кое-как. А потом снова полетела Кольки-механизатора жену искать.
— Да что же это такое! — сказал я. — Чего она к ней привязалась? Ну, привязалась бы ко мне. Я бы её водой не обливал, я бы ей хлеба накрошил.
— И ничего особенного тут нет, — сказала Орехьевна. — У Кольки-то механизатора жены по две серьги в каждом ухе. Да и на шее побрякушки висят. Вороне нравится, как они блистают, летает за ней, побрякушку хочет. Вот и отдала бы вороне серьгу, небось не обедняла бы.
Не знаю уж, правильно сказала Орехьевна или нет. Но только если б за мной ворона летала, если б меня любила, я бы ей крошки хлебные сыпал и побрякушки дарил, а водой бы никогда не обливал. Но не меня полюбила ворона. Полюбила она жену Кольки-механизатора. Вот всё-таки какая глупая бывает на свете любовь!
Прорубь
Как только встал на реке крепкий лёд, я прорубил в нём пешнёю прорубь.
Круглое окно получилоьь во льду, а через окно, сквозь лёд, выглядывала чёрная живая вода.
Я ходил к проруби за водой — чай кипятить, баню топить — и следил, чтоб не зарастала прорубь, расколачивал ледок, выросший за ночь, открывал живую речную воду.
Соседка наша, Ксеня, часто ходила к проруби бельё полоскать, а Орехьевна ругалась на неё через стекло:
— Ну кто так полощет?! Тыр-пыр — и в таз! Нет, не умеют нынешние бабы бельё полоскать. Ты полощи подольше, не торопись. К телевизору-то поспеешь! Вот я бывало, раньше полоскала. Личико у меня от мороза — красное, руки — синие, а уж бельё-то — беленькое. А теперь все к телевизору торопятся. Тыр-пыр — и в таз!
Как-то раз пошла вместе с Ксеней на речку дочка её маленькая, Наташка.
Пока мать полоскала, Наташка стояла в сторонке, а к проруби подходить боялась.
— Подойди, не бойся, — говорила мать.
— Не… не пойду… там кто-то есть.
— Да нету никого… кто тут есть?
— Не знаю кто. А только вдруг выскочит да и утащит под лёд.
Отполоскали соседки свои простыни и рубашки, пошли домой, и Наташка всё оглядывалась на прорубь: не вылезет ли кто?
Я подошёл к проруби поглядеть, чего она там боялась, не сидит ли и вправду кто-нибудь подо льдом.
Заглянул в чёрную воду и увидел в воде два тусклых зелёных глаза.
Щука придонная подошла к проруби подышать зимним, звонким, свободным воздухом.
Букет
Я вошёл в дом и застыл на пороге.
По полу разливалось молочное озеро. Вокруг него валялись осколки чашек, бутылка, ложки.
— Кто тут?! Кто тут, чёрт подери?!
В комнате всё было вверх дном. Только букет стоял на столе, целый и невредимый. Среди разгрома он выглядел как-то нагловато.
Показалось, что это букет во всём виноват.
Заглянул под печку — ни на печке, ни под печкой, ни в шкафу, ни под столом никого не было. А под кроватью я нашёл бидон, из которого вытекал белоснежный ручеёк превратившийся в озеро.