Групповые люди

43

"Жду, когда ты меня позовешь, — писала Люба. — И я счастлива оттого, что жду. Какой же ты чистый человек! И как же мне хорошо тебя любить! Знаешь, я чем занимаюсь? Я сейчас переписываю еще один сценарий "Игры кормчего" и бью комаров. Я помню, как ты их бил подушкой! Хлоп, хлоп по потолку, а они все в разные стороны. Нет, для этой роли ты не годишься. И я тоже. Пусть живут комары, мыши, только не крысы…"

Я подумал: что же, она догадалась про крыс или случайно это у нее?

В последние две недели не было сигналов от этих пакостных тварей. Я собираюсь к Зарубе, и у меня уже поджилки трясутся от страха: зачем мне ехать туда? И еще мне жутко оттого, что я никак не достоин Любы, а сказать мне ей прямо об этом нет сил. Как говорят в народе, нет характера. Иногда мне кажется, что она вбила себе в голову, что любит, а у женщин это напрочь, уж если она решит, то тут пиши пропало. Ничем не вышибить у нее эту любовь. Женщины по этой части первостепенные идеалистки. Из них бы коммунизм варганить. В чистом виде, в натуре, нишчак, одним словом, высший класс!

Люба прислала мне и свой сценарий, и какие-то соображения по игре для господина Раменского. Так и написала. Вот кому бы она здорово подошла, так это Раменскому. Редчайший мужчина!

44

Раменский меньше всего был склонен к теории. Но работу Любы, названную ею "Темные игры кормчего", он не просто прочел, он изучил, решив поставить отдельные сцены к майским праздникам. Вряд ли можно сказать, что работа Любы отличалась стройностью суждений, но в ней были новизна, гражданский пафос и сатиричность. К первой части были даны пояснения: феномен игры всегда связывался с подсознанием, будил светлые силы человека, вел к творчеству. А мы вот исследуем темные стороны, порожденные сталинскими играми. "Игра не есть ни цель, ни средство, ни результат, — писала Люба, — темные игры Сталина — это способ его жизни. Для него игра — импульсивное, спонтанное, окрыленное, захлебывающееся от счастья действование, где захлебывается от радости только один игрок — организатор игры, Он, а остальные — статисты, подражатели, повторяющие в других ситуациях роль вождя, каждый на своем уровне. Итак, роли и функции определяются соотношением подлости и коварства, жизни и смерти. Его игровые правила неизменны, как правила картежной игры. Они принимались пожизненно. Скажем, правило "убей другого" не должно вызывать ни у кого сомнений, поскольку этим правилом сначала пользуется Он, а потом все остальные. Это правило породило сотни игр типа "Деревянные бушлаты", где играющие всегда были как бы в двух состояниях — реальном, когда они ощущали себя еще живыми и могли сами отослать на тот свет любого, кто им придется не по душе, поскольку суть всех игр требовала выполнять два общеизвестных требования: "Делай, как я" и "Делай сам". Поэтому, замечала Люба, все оправдательные мемуары Хрущева, Микояна, Жукова и других — чепуха, поскольку они с кормчим играли в одни игры, в эти самые "Деревянные бушлаты". Игры отличались остротой, потому что играющий мог на какую-то долю секунды ощутить себя поджариваемым на вертеле, или на газовой горелке, или на сковороде, это уж зависело от наличия соответствующего игрового реквизита, или мог вообразить ситуацию, когда с его прекрасно играющей личности срывают погоны, иногда вместе со шкурой, разумеется, а затем, как правило, следовала конфискация имущества, золотая сторона Сибирь для всех родственников, выкалывание глаз учениками средних школ в портретах учебников и прочие игровые сюжеты. Гениальность темных игр Сталина состоит в том, что он всегда видел диалектические переходы смерти в жизнь, реальности в иллюзионы, света в тьму. Творческое порождение темного игрового материала у Сталина носило исключительно коллективный, импровизационной характер: неожиданное проигрывание ситуаций мгновенно создавало творческий настрой у всех играющих.

Вот типичная сталинская игра "Щелкунчик". Всеобщее ощущение праздника. Много света. Играющие по местам. На сцене появляется секретарь Ленинградского обкома Кузнецов, молодой, красивый, умный. Согласно правилам игры он должен ринуться в первую очередь к вождю, поприветствовать его, а затем войти в хор статистов. Но Хозяин делает игровой импровизированный ход: "А я вас не приглашал!" И отвернулся. Немая сцена статистов, все отворачиваются от Кузнецова, хотя знают, что Кузнецов был приглашен. Знают и другое: немилость означает не просто опалу. Немилость — это смерть. Затем проигрывается уход со сцены потемневшего Кузнецова и общее ликование маршалов, министров, секретарей обкомов. Все в сиянии света, надежд, защищенности. Игра завершена.

Среди игр с кодовым названием "Деревянные бушлаты" были совершенно фантастические. Вот игра "Стрелять — не стрелять". Фашисты наступают, а впереди себя гонят детей, стариков и женщин. Играющие Жуков, Жданов, Хрущев, Микоян озадачены: "Не стрелять?" Сталин раскуривает трубку. Улыбается: "А вы что скажете, товарищ Шапошников?" — "Дети ведь", — отвечает начальник Генерального штаба. "А вы что думаете по этому вопросу?" — обращается он к Микояну и Хрущеву. В недоумении оба. "А я вам скажу, что надо делать и о чем надо думать. У нас здесь не учебные игры, а на карте стоит судьба первого в мире социалистического государства. Мы проигрываем главным образом оттого, что много сентиментальничаем. Надо стрелять в детей, в женщин, в стариков. Немедленно стрелять".

Дьявольский разум Сталина разработал многочисленные игровые формулы, чтобы до конца утвердиться в своей исключительности. Сталинские смертоносные игры не знали обратного хода. Боевой генерал Качалов погиб 4 августа 1941 года от прямого попадания снаряда, тем не менее он после смерти был приговорен к расстрелу с конфискацией лично ему принадлежащего имущества и лишением наград. Игра "Предатель Родины" была весьма популярной и создавала различные варианты напряжения в неформальной сфере общения.

Однако не следует думать, что Сталин вытравил из игры все ее радостные и беззаботные свойства. Игровой мир в кремлевских застенках был широк и многогранен, а игровое пространство причудливо и красочно. Игры состояли как бы из двух частей. Первая — решение логических задач; вторая — отдых-вакханалия.

В игре с общим названием ТП[80] фактически было несколько игр. ТП напоминала матрешку: игры нанизывались одна на другую, и у каждой был свой дирижер. Этот момент и привлек Раменского. Первая матрешка — игра-пугалка — началась так. Ворошилов объявил:

— Сегодня у нас три события: день рождения Ленина, двадцать лет со дня речи товарища Сталина "О правом уклоне в ВКП(б)" и третье — вышел наконец-то двенадцатый том сочинений нашего вождя… — Ворошилов рассказал о загнивании капитализма, о врагах, которые могут быть рядом и которых надо повесить, утопить, разорвать в клочья, их семьи пустить по миру. Ворошилов ругался последними словами и закончил вступительную речь так: — Я не теоретик. Я практик и никогда не вилял и был участником борьбы, которую возглавлял наш вождь сразу после смерти Ленина.

— И до смерти, — поправил Каганович.

— Возглавил еще до Октября, — поддержал Кагановича Берия.

— Возглавил еще до того, как возглавил, — уточнил Хрущев.

Игра набирала силу, играющим писались очки.

А Ворошилов снова с грозным лицом стал запугивать сидящих — этого требовала игра-пугалка. Он рычал охрипшим голосом. (Раменский представил, как Багамюк в роли Ворошилова будет импровизировать, как со сцены крикнет: "Всем кадыки порву!") Я прочту из знаменитой речи только две строчки, с которыми я не могу расстаться, эти строчки у меня в каждой клетке мозга. Я зачитаю их: "У нас не семейный кружок, не артель личных друзей, а политическая партия рабочего класса. Нельзя допускать, чтобы интересы личной дружбы становились выше интересов дела". Ворошилов, у которого, должно быть, горло пересохло, поперхнулся, и Поскребышев поспешил подать ему стакан воды. Застолье будто сникло. Матрешка сработала. Улыбался только один человек. Он был доволен первой игрой. А Первый маршал продолжал путать:

80

Теория — практика.