Борнвилл

– Чепуха, опа. Горсть орешков меня совсем не разорит. – С этими словами Фрэнк отправился добывать лакомство.[11]

Для Мэри в этом обмене репликами самым поразительным показалось одно – выговор мистера Шмидта. Она, конечно, помнила, что он немец, но почему-то не ожидала, что речь у него будет звучать по-немецки. Или, во всяком случае, не столь мощно и несомненно по-немецки. И не одна она это заметила: Нил Бёркот, заслышав мистера Шмидта, вперил в него настырный взгляд.

– Ты знаешь этих людей, дорогой? – спросила Берта Агнетт у сына, пока та компания нежелательных личностей дурачилась, болтала, выпивала и спорила, – такое поведение к антиобщественному не отнесешь, и все же казалось, что оно все время на грани. – Наверняка же хороших школ они не оканчивали.

– Кое-кто оканчивал, – сказал Джеффри. – Вот он (показывая на Нила) на три класса старше меня учился, пока его не выгнали.

– Понятно.

– Просто настроение хорошее, – сказал мистер Шмидт, предлагая Нилу улыбку, – она была замечена, однако осталась без ответа. – Не это ли сегодня главное?

Дочь его в этом, судя по всему, сомневалась. Жена стиснула ему руку с такой силой, что он поморщился.

И тут по толпе пробежала рябь – медленное крещендо зачарованности: раздался первый залп фейерверков, и через несколько секунд иссиня-черное небо взорвалось шумом и светом. В воздух взмыло попурри из ахов и вздохов. Фейерверки стреляли и стреляли, Мэри глядела на отца и думала, что замечает в его глазах нечто незнакомое – некое двойное зрение, словно он внимает зрелищу, но в то же время вспоминает что-то еще. Много лет спустя, уже состарившись, она сохранит отчетливую память о его тогдашнем непроницаемом лице и станет гадать, думал ли он о других ночных небесах, какие видел в предыдущие несколько лет с высокой крыши Фабрики, о черноте, исчерканной крест-накрест прожекторами, о гуле самолетов над головой, о городе, сотрясавшемся от грохота бомбежек и противовоздушного огня, о разоренном городском пейзаже, испещренном пожарами повсюду, докуда хватало взгляда. И вот они, эти другие, безопасные взрывы и каскады света, и хвосты жара и огня, в чем-то похожие на праздничную пародию всего того, что отцу, наверное, довелось увидеть. В послевоенные годы трудно было сказать, возвращался ли он в мыслях к тем долгим ночам, к тем авианалетам. О них он не говорил никогда. Но странно: Мэри навсегда запомнила мимолетную загадочность любимого и знакомого отцова лица в ту ночь куда живее, чем то, что случилось потом, хотя то, что случилось потом, было гораздо более захватывающим.

Неприятности начались, когда объявилась еще одна компания молодежи – она протолкалась сквозь толпу и приблизилась к костру. Вроде то были друзья Нила, поскольку, проходя мимо, проорали ему что-то приветственное. Кто-то из них толкал тачку с грубо сработанным чучелом – что-то примерно похожее на человеческую фигуру, гротескное туловище, усаженное более-менее торчком. Ни с каким человеком, живым или мертвым, чучело сходства не имело, однако определялось безошибочно, поскольку на потрепанном пиджаке, наброшенном на туловище, красовалась нарукавная повязка со свастикой, а посередине яйцевидного лица, какие снятся в страшных снах, под носом, изображаемом прищепкой, виднелись маленькие квадратные усы, изготовленные из щетины выброшенной метлы или щетки. Как только люди осознали, кого это чучело должно изображать, оно вызвало всплеск насмешек и улюлюканья, и те достигли пика, когда тачка добралась до места назначения и ее содержимое швырнули в огонь. Германский канцлер тут же вспыхнул, а толпа – особенно та часть, которая была рядом с Мэри и ее семьей, – принялась бесноваться. Послышались вопли “Жечь его! Жечь мудака!”, отчего мистер Шмидт возвысил голос и произнес:

– Господа, ну правда! Держитесь хоть каких-то приличий в присутствии этих юных дам, если можно!

Возможно, из себя их вывел особенно этот призыв к приличиям, но тут Нил слетел с тормозов. Он ринулся к мистеру Шмидту, размахивая уже пустой бутылкой из-под виски.

– Карл, берегись! – возопила его жена, однако и это оказалось ошибкой.

– Как, говорите, звать его? – процедил Нил. – Карл – немецкое же имя, а? Муж у вас немец, что ли? (Пожилая пара не ответила.) Ну и? Ты фриц или как?

– Я натурализованный английский гражданин, – начал мистер Шмидт. – Я живу в этой стране больше…

– Ты блядский фриц, вот ты кто, – отрезал Нил. – И у тебя хватило наглости явиться сегодня сюда, когда вы последние пять лет бомбили нас в говно и убивали наших парней за границей.

– Я к этому не имею никакого отношения, – стоял на своем мистер Шмидт. – У меня… – Но продолжить ему не дали.

Почти ничего из того, что случилось дальше, Мэри не запомнила. Звон разбитого стекла, внезапный полный разворот и исчезновение Нила (они с дружками удрали), а затем мистер Шмидт – на земле, из раны на лбу течет кровь, рану бинтует Кеннет, сняв с себя желтый шейный платок и сделав из него импровизированную повязку. Все дальнейшее Мэри забыла. Никаких воспоминаний о том, как она оказалась дома, никаких воспоминаний, как тот самый желтый платок попал к ней домой вместе с ней, никаких воспоминаний, как она подобрала его с земли, что, вероятно, произошло посреди сумбура и суматохи. Но наутро платок нашелся в кармане ее платья. Клок переливчатой желтой ткани, теперь испятнанной засохшей кровью, сложившейся в абстрактные узоры по всей длине платка.

Рана, как выяснилось, оказалась не опасной. Мистер Шмидт был скорее оглушен, нежели ранен. Его семья не смогла уговорить его подать в суд. Он не хотел никакой шумихи, желал лишь оставить всю эту историю позади. Они очень старались его переубедить, но все впустую. Старик он был упрямый. Долл и Сэмюэл, узнав эти новости от Фрэнка несколько дней спустя, пожали плечами и сказали, что это превеликая жалость, поскольку такое хулиганье должно быть наказано, однако выбор за мистером Шмидтом. Далее детали той истории постепенно сгладились и размылись, она заняла свое место в мифологии Фрэнка, Берты и остальной их родни в виде расплывчатой и всеми одобренной версии, в которой на выручку своему деду пришел Джеффри. И только Мэри помнила эту историю по-другому – но кто бы поверил впечатлительной девочке? – и дорожила своим воспоминанием о героизме и отваге Кеннета, доказательство которым в виде окровавленного шейного платка она хранила у себя, запрятав на чердаке вместе с четырехлистным клевером, подписанной фотокарточкой Джона Миллза и всеми остальными своими детскими сокровищами.

Событие второе

Коронация Елизаветы II

2 июня 1953 года

1

После того как наладчик ушел, Сэм позвал Долл в гостиную, и минуту-другую они стояли, держась за руки, и с безмолвной гордостью глядели на поразительный новый предмет в углу. Простой дизайн, состоявший из двух половин: верхняя – 17-дюймовый экран, бледный зелено-серый и слегка выпуклый, нижняя – короб с динамиком в нем и двумя бакелитовыми ручками на решетке, громкость и настройка. Между верхней и нижней половинами шла полоска из черной пластмассы, а по центру красовалась заглавная буковка “Ф”, означавшая, что этот телевизор произвела манчестерская компания “Ферранти”[12]. Этот стильный прибор был тем, что, судя по всему, было необходимо, чтобы получить доступ к волшебному царству, куда в последние годы устремлялось все больше британцев, – в сообщество телевизионных зрителей. Теперь и Сэм с Долл смогут приобщиться к старому доброму варьете в лондонском театре Столла, посмотреть выступления модной танцевальной труппы “Телевизионные топ-звезды” в “знаменитейших лондонских светских местах”, понаблюдать за скачками в Кемптон-парке и за женским хоккеем на стадионе “Уэмбли”, посетить экскурсию по “Историческим домам Англии”, познакомиться с “Обзором разведения кур на ферме” и, посмотрев “Королевскую иву”, выяснить, как изготавливают крикетные клюшки[13]. Долл сможет получить “практическую помощь домохозяйке” от Джоан Гилберт в передаче “По дому”, а Сэм – перенять политическую мудрость ведущих программы “В новостях”, вместе же они пополнят свои знания благодаря популярной викторине “Животное, растение, минерал?”[14]. А в те продолжительные часы дня, когда телевидение Би-би-си не показывало вообще ничего, телевизор можно было скрыть: палисандровые дверки закрывались, пряча за собой экран и динамик, и снаружи все это выглядело как добротный коктейльный шкафчик. Долл эта часть устройства нравилась больше всего, и она провела несколько блаженных часов, экспериментируя с тем, как выглядят на телевизоре всевозможные вазочки и цветочные композиции. Финальное решение, как ей казалось, смотрелось наиболее привлекательно. Вам и в голову не придет, что там телевизор. К сожалению, такого нельзя было сказать об их доме, теперь обезображенном громадной уродливой телеантенной, ужасно портившей опрятный силуэт крыши и щипца. Долл умоляла Сэма придумать что-нибудь, но он заверил ее, что тут ничего не поделаешь: антенна должна быть в точности на том месте и именно под таким углом, никак иначе.

11

Дедушка (нем., разг.).

12

Ferranti International – британская фирма, начавшая в 1885 году производить генераторы переменного тока и вплоть до банкротства в 1993 году торговавшая электрическим оборудованием.

13

Театр Столла (1916–1957) – последнее развлекательное заведение в здании XVII в. на Вер-стрит, театр, а впоследствии кинотеатр, обустроенный театральным антрепренером Освальдом Столлом. The Television Toppers – женская танцевальная труппа, выступавшая преимущественно по телевидению с начала 1950-х до второй половины 1970-х в различных развлекательных программах. Historic Houses of England (1950–1953) – документальный исторический сериал на Би-би-си, каждая серия длилась 12 минут. Poultry on the General Farm – познавательный телевизионный 18-минутный фильм о птицеводстве. King Willow – судя по всему, речь о телерепортаже с Ноттингэмской фабрики, производившей биты для крикета, хотя репортаж этот состоялся позже, в мае 1953 года; “королевская ива” – идиоматическое название крикета, поскольку крикетные биты обычно изготавливают из ивы.

14

About the Home (1953–1958) – еженедельная телепрограмма для женщин, посвященная советам по экономному ведению хозяйства и уловкам по сбережению и починке хозяйственных предметов; с конца 1950-х британского потребителя начали активно призывать поддерживать экономику покупкой новых вещей, и передача отошла в прошлое. Джоан Гилберт (1906–1991) – звезда британского радио и телевидения. In the News – старейший телевизионный новостной обзор на Би-би-си, выходит с весны 1950 года. Animal, Vegetable, Mineral? (1952–1959) – телевикторина с участием археологов, историков искусства и специалистов в естествознании, которым предлагали определить интересные предметы из британских и зарубежных музеев и университетских коллекций.