Страница 8 из 73
Один из молодых ребят, скривившись от боли, приподнял одеяло и посмотрел себе на живот. Владимир увидел, что у того повязка к послеоперационной ране прикреплена лейкопластырем.
Виталий Сергеевич продолжал:
— Доктор Иванов Александр Александрович, на мой взгляд, из тех редких докторов, которым можно без всяких сомнений довериться. Отдаться… Крепкой внутренней организации человек. Кроме того, что он хороший практик, я слышал, что он еще занимается наукой. Я думаю, это очень помогает ему… И вообще — больница хорошая…
Сосед по койке, похожий на преподавателя, кивнул:
— Больница хорошая, ничего не скажешь, но атмосфера тут какая-то странная. Напряженная…
Виталий Сергеевич посмотрел на него недовольно:
— Вы имеете в виду эту нервозность?.. — он почесал себе небритый подбородок. — Так это объяснимо… Тут же на первом этаже кафедра… как ее бишь!.. судебной экспертизы… то есть медицины… А в подвале — морг. Вскрытия делают… Родственники умерших толпами ходят по двору… Слезы, причитания… Разумеется, это накладывает отпечаток.
— Не только это я имею в виду, — сказал «преподаватель».
— А что?
— Слухи разные ходят… — «преподаватель» взял с тумбочки книгу и раскрыл на произвольной странице, как бы давая понять, что не желает продолжать разговор.
Но Виталий Сергеевич не обратил внимания на этот маневр:
— Какие такие слухи?
«Преподаватель» лег, надел очки, закрылся книгой, — словом, перешел в глухую оборону:
— Ну ходят, ходят слухи… Будто здесь творятся темные дела, будто эксперименты какие-то проводятся над трупами, а может, и над больными…
— Да кто говорит-то? — Виталий Сергеевич от желания услышать даже привстал на локтях.
— Одна санитарка словом обмолвилась — и ее сразу уволили… А проверки частые почему?.. А вспомните, неделю назад парень молодой на операционном столе умер. Поступил вроде не тяжелый.
Веселый такой был. Но его всего изрезали. Сказали — рак…
— Во всех больницах такое случается, — вступился за отделение Виталий Сергеевич. — И вообще… Вы говорите так только потому, что не сегодня-завтра выписываетесь. А то все помалкивали…
«Преподаватель» пожал плечами:
— А что мне оставалось? Приходится доверяться врачам, если больше некому…
Виталий Сергеевич лег на спину, долго смотрел в потолок:
— Я признаюсь, тоже слышал о таких штуках: будто эксперименты тут какие-то проводятся. Но не очень-то этим слухам поверил. По-моему, от невежества такие слухи рождаются и дальше невежества не идут.
— Что вы этим хотите сказать? — поднял на него обиженные глаза «преподаватель».
Виталий Сергеевич спохватился:
— Нет, ради Бога! Не подумайте, что я хотел вас обидеть. Просто я хочу сказать, что одно какое-то явление воспринимается разными людьми по-разному. Один скажет: вот — достижение науки! А другой: смотрите, подлый эксперимент… Разве не так? Медицина, можно сказать, вся построена на эксперименте. Здесь так много неизведанного. Врачи часто идут в потемках. И чтобы помочь больному, приходится идти на известный риск. Главное — чтоб этот риск был оправдан.
«Преподаватель» был удовлетворен и не ответил.
Виталий Сергеевич продолжал:
— А Иванов именно такой человек. Он человек науки. У него это на лице написано. И вполне естественно, что на каждом конкретном случае он учится… и учит других. Так приобретается опыт…
Молодые ребята дремали под этот разговор. «Преподаватель» ушел в чтение. Нестеров задумался над тем, что ему тоже не очень нравилась обстановка в больнице — начиная с приемного покоя. Персонал какой-то нервный, неуравновешенный. Микроклимат, как говорится, холодный. Иванов — хмурый, Блох — вообще мрачный тип… Только дежурная медсестра оставила после себя благоприятное впечатление, позволила себе несколько добрых слов. Совсем молоденькая медсестричка, не успела еще загрубеть…
Заглянула в палату другая медсестра — та «увядающая роковая красавица»:
— На завтрак!..
Это относилось, пожалуй, только к «преподавателю». Он отложил книгу, сел, принялся нащупывать ногами тапки.
Медсестра, поразмыслив секунду в дверях, вошла:
— Этим мальчикам рано… Вам… — она кивнула Виталию Сергеевичу. — Сейчас принесут… А вам… — медсестра с интересом посмотрела на Владимира. — Нестеров?
— Да.
— Вам пока прописан голод… — она улыбнулась ему и вышла из палаты.
Владимир ни на что иное, как на голод, и не рассчитывал.
Виталий Сергеевич подмигнул ему со своего места:
— Фаиночка положила на вас глаз, молодой человек. Я вас поздравляю!.. Быть может, вколет вам лишний витамин…
Медсестра, действительно, скоро подошла к Нестерову с лотком. Нестеров мужественно принял полагающийся ему укол. Медсестра Фаина погладила его по плечу. У нее были зеленоватые, как у рыси, глаза. Но глаза рыси не показались Нестерову злыми. Взгляд медсестры был уверенный и немного насмешливый.
Фаина сказала:
— Готовьтесь, через полчаса поставлю вам капельницу…
Она вышла. Виталий Сергеевич прокомментировал:
— На меня она так не поглядывает. А если бы!.. Я бы согласился на две капельницы… Кстати, знаете, что в этой капельнице самое отвратительное?
— Что?
— Надо лежать неподвижно. Битый час лежать неподвижно…
Глава шестая
Лежа под капельницей, Владимир раздумывал над своим диагнозом. В диагнозе он не сомневался и потому не мог понять тактику Иванова. Разве что тот перестраховывался? Шел к правильному диагнозу методом исключения?.. Что ж, довольно надежный метод, но только напоминает движение по обходному пути, когда есть путь более короткий… Проведет дифференциальный диагноз и тогда примет решение… Пускай так! Он здесь — этот Иванов — хозяин положения, он задает тон, он в своем монастыре пишет устав. И этому уставу придется подчиниться… Конечно, Иванов прав: некоторые болезни маскируются друг под друга. Это происходит от обилия и запутанности нервных связей. Особенно в деле маскировки преуспевает язва: она может дать и картину стенокардии, и холецистита, и даже остеохондроза — равно как и нефрита. Причем в один день давать одну картину, а в другой — другую. Попробуй выйди на ее истинное лицо…
Быть может, метод исключения — очень даже оправданный метод? Для искомой болезни — своего рода презумпция невиновности? Что ж, каждый врач вправе иметь излюбленный метод. А пациенту остается довериться, подчиниться и ждать.
После капельницы начались обследования. Нестеров, еще какой-то старик и две девушки в страшненьких больничных халатах ходили с сопровождающей санитаркой по этажам клиники, по кабинетам. Санитарка указывала, кому у какого кабинета дожидаться очереди, истории болезни в руки не давала. Видно, была настрого предупреждена: больной не должен заглядывать в свою историю.
Нестерова основательно измучил эндоскопист — молодой грубоватый парень в халате с засученными рукавами. Можно сказать, эндоскопист вывернул ему все нутра. И не сказал ничего определенного.
У Нестерова едва повернулся одеревеневший язык:
— Ну, что, доктор?
Тот одарил Владимира колючим взглядом:
— Незначительные явления гастрита… Давайте следующего, — это уже адресовалось медсестре…
На УЗИ врачиха измазала его глицерином. Она поворачивала Владимира и так, и этак, пальцы ее были жестки и холодны, глаза темны, как омут…
Приговор последовал быстро:
— Камень в желчном пузыре — сантиметр на полтора. И еще мелочь. Надо оперироваться… Само не рассосется…
Нестеров попытался защищаться:
— Но ведь есть новые методики… Дробить ультразвуком…
— Пусть входит следующий… — устало велела медсестре врачиха.
Нестерова вывели в коридор. В кабинет УЗИ завели того старика. Санитарка где-то водила тех двух девушек в стареньких халатах… Нестеров вздохнул: с больными обращались, как с заключенными, ей-Богу!.. Верно говорится: больные мешают врачам работать…
Медсестра высунула голову из кабинета, бросила на стул рядом с Нестеровым его карточку. Врач уже сделала запись.