Черный Гиппократ

В эту секунду грохнул выстрел. Блох и Йыги упали на пол. Фаина выронила скальпель. Пуля прошла совсем близко от ее руки — Фаине даже показалось, что она почувствовала движение воздуха, вызванное пулей. А пуля, ударив в стену, раскрошила плитку кафеля и отрикошетила куда-то в угол.

— Ты с ума сошел, Нестеров, — побелевшими губами молвила Фаина. — Ты же мог убить меня!..

— Я не шучу! — пистолет все еще был направлен в сторону Фаины.

В воздухе запахло горелым порохом.

Иванов, сузив глаза, жестко сказал:

— Отойди, Фаина… Как он велел! Операция, действительно, отменяется…

Фаина, злобно глянув на Маргариту, отошла от стола.

Нестеров перевел пистолет на Блоха:

— А ты, Блох, чего вдруг упал? Я в тебя не стрелял еще…

Иванов предупредил:

— Осторожней с курком. Он очень чувствительный!.. Убьешь ведь Блоха!..

Доктор Блох поднялся ни жив, ни мертв.

Нестеров переводил пистолет с одного на другого:

— И тот другой пусть поднимается. Я хочу видеть всех!.. Ни мне, ни вам, поверьте, не нужны неожиданности… Первый мой выстрел был только предупреждением. Остальные пули пойдут в цель.

— Йыги, вставай, — прикрикнул Иванов; надо отдать ему должное, он довольно мужественно держался под дулом пистолета. — Вставай, Йыги!..

Эстонец поднялся и вдруг с дичайшим прибалтийским акцентом сказал:

— Не имеете права тыкать в меня пистолетом. Я — подданный другой страны!..

— Другой страны? — удивился Нестеров. — Что-то вроде курьера, значит? Замечательно!..

Лицо Нестерова обрело заинтересованное выражение; любопытная мысль мелькнула у Нестерова в голове; он опять перевел пистолет на Блоха. — Очень медленно повернись к столу. И помни: мой палец на курке…

Блох повернулся к операционному столу.

— А теперь освободи девушку… Ну-ну! Смелее! Отстегивай ремни…

Блох начал один за другим отстегивать ремни, удерживающие Риту на столе.

Когда последний ремень был расстегнут, Маргарита спущенной пружиной подскочила на столе и влепила Блоху пощечину. Потом она соскочила на пол и, прикрываясь обрывками одежды, спряталась за спиной у Нестерова.

— Ты в порядке? — спросил ее Владимир, не оборачиваясь.

Рита всхлипывала:

— Изорвали мне, изрезали всю одежду!.. Я же не дочка миллионера, чтоб на это махнуть рукой.

Нестеров улыбнулся:

— Главное, что сама цела! А одежда… Спросим с них и за одежду! — он все еще держал на мушке доктора Блоха и сказал повеселевшим голосом: — Ну, что же ты стоишь, Блох?

Тот развел руками:

— А что мне делать? Не я тут командую парадом…

— Это точно! — кивнул Нестеров. — Раздевайся…

— Как раздеваться? — не понял Блох. — В каком смысле?..

— В самом прямом. Одежду сбрасывай…

— Одежду? — Блох покосился на Иванова, будто спрашивал совета — как поступить.

Но Иванов молча пожал плечами.

Нестеров подсказывал:

— Сначала скинь халат, потом рубашку с майкой. До пояса раздевайся…

— Зачем? — медлил Блох.

— Оперировать тебя будем. Почки вырезать… А этот — Йыги — наградил же Бог фамилией! — отвезет товар в пункт назначения? Где он? В Прибалтике?.. И заплатит по обычной таксе… — Владимир перевел пистолет на Иванова. — А ты, Сан Саныч, раствор-то готовь! И сейчас оперировать будешь…

Иванов мрачно усмехнулся и опять взялся за склянки.

— Саша!.. — всполошенно позвал его Блох. — Ты что? Будешь меня оперировать?

Глаза Иванова налились кровью:

— А почему бы и нет?.. Ты же видишь, что не я теперь тут командую парадом…

— Но ведь меня… меня оперировать, — не соглашался с ситуацией Блох.

— А у тебя что? Какие-нибудь особенные органы? Они какие-нибудь не такие?

Йыги, которого едва можно было понять из-за акцента, вставил:

— Не славянского происхождения!..

Иванов взорвался:

— Йыги! Говори по-русски!..

Но тот обиделся и надолго замолчал.

Блох стоял обреченно опустив руки.

Владимир сказал:

— Напрасно ты так пугаешься, Блох. Операция пройдет успешно. При такой аппаратуре, с таким умелым хирургом!.. Да и наркоз мы тебе сделаем хороший — я думаю, в этом доме найдется деревянный молоток потяжелее…

— Для наркоза? — уточнил Блох.

— Конечно! Ты же помнишь, наверное, из курса истории медицины, что в старые времена только так и отключали пациентов…

Блох как будто перестал бояться пистолета:

— Я отказываюсь оперироваться.

— Почему?

— Потому что ты, Нестеров, с ума сошел.

— Я сошел с ума? — недобро улыбнулся Владимир. — Я не ослышался?.. Или это вы все с ума посходили?

— У меня здоровые почки, — сказал Блох.

— И у меня почки здоровые, — заметил Нестеров. — Но между тем они вам понадобились… И вообще! Хватит резину тянуть! Или ты раздеваешься, Блох, и ложишься на стол, или ты труп — уже через минуту, — Нестеров взглянул на часы. — Время пошло…

— Саша… — Блох смотрел на Иванова.

Тот отвернулся:

— Раздевайся, Давид. Ты же видишь, он не в себе!.. Он же нас всех перестреляет!..

Блох взглянул на Нестерова:

— Какие гарантии?

— Гарантии чего? — не понял Нестеров; он многозначительно поглядывал на циферблат.

— Безумие какое-то! — Покрутил одуревшей головой Блох. — Жить я буду?..

— Эти гарантии не я буду давать. Твоя жизнь в руках у Иванова… А со своей стороны могу обещать, что мы с Маргаритой удовлетворимся одной почкой. К примеру, — правой. Правда, Маргарита?

Девушка отозвалась из-за его спины:

— У меня они хотели вырезать все.

— Нет. Все мы вырезать не будем, — решил Нестеров. — Нужно же что-то оставить и для правосудия!.. Мы будем действовать по методу гомеопатии: лечить подобное подобным.

Фаина не выдержала:

— Сан Саныч! Давид! Что происходит? Почему этот… человек командует здесь?..

— Минута кончилась! — Нестеров вытянул вперед руку с пистолетом.

Фаина сразу замолчала, а Блох принялся лихорадочно стаскивать с себя халат.

Фаина нервно засмеялась:

— Блох! Ты что?! Действительно, ляжешь на стол?..

Тот огрызнулся:

— А как ты поступила бы на моем месте?

Фаина перестала смеяться:

— Он не будет стрелять. Он же гуманист. Он пугает нас только. И смеется над нами…

— Именно на это мне остается надеяться — что дальше смеха дело не пойдет.

Фаина продолжала:

— Он даже ранить меня не посмел! Одумайтесь!.. Этот Нестеров… он же — травоядный! Ему в человека выстрелить — большой барьер переступить. Не бойтесь его, он сам нас боится.

Вне всяких сомнений, Фаина Куртизанова была смелая женщина. И вообще, женщины, — давно замечено — в экстремальных ситуациях часто ведут себя смелее мужчин. Некоторые психологи объясняют эту смелость, даже отчаянность, некоей примитивностью женского мышления, недоразвитием фантазии; не так много страхов может нафантазировать себе женщина, как мужчина…

Как бы то ни было… Фаина медленно двинулась к Нестерову, который уже держал ее на мушке.

Иванов пытался остановить ее:

— Фаина, не дури! У этого пистолета очень чуткий курок. Малейшее нажатие — и уже ничего не поправишь… Давай лучше прооперируем Блоха. А дальше видно будет… Может, сумеем договориться, откупиться?.. А? Нестеров? Тебе нужны деньги? Хорошие деньги… Сколько тебе хотелось бы сегодня получить?

Фаина, бледная, возбужденная, делала шаг за шагом, глядя на пистолет. Она уже не боялась пистолета.

— Фаина, опомнись! — взывал Иванов. — Мы попробуем решить дело миром. Всегда можно договориться…

Фаина смотрела прямо в ствол, который уже был близко. Фаина как бы закусила удила. Черный зрачок пистолета не страшил ее. Но вдруг, переведя взгляд, она увидела глаза Нестерова… И остановилась. В этих глазах она прочитала, что Нестеров выстрелит… вот-вот выстрелит… и не дрогнет рука!.. Взор у него был тяжелый и спокойный.

Растерянность завладела лицом Фаины. Нестеров увидел это сразу:

— Иди, Фаиночка, и мажь ему йодом живот…