Черный Гиппократ

Рита пожала плечами:

— Я подумала, конечно… Хотя собственно никакого предложения не было.

Фаина стояла за спиной у Риты; Фаина улыбнулась, вытянула из шкафа рукав плаща:

— Хороший плащик! Простенький, но надежный. Под стать хозяйке… Сколько такой стоил прежде? Рублей восемнадцать?..

— У меня не было мужа-писателя, — передернула плечами Рита.

Пантера замурлыкала:

— Ну не сердись! Мне, и правда, многое нравится в тебе, в твоей одежде. Есть какая-то подкупающая простота.

— Секрет прост. Это детдомовская простота.

Фаина оглядела ее оценивающе:

— А у тебя хорошая фигурка. Ты прямо жемчужинка… без оправы…

— Без оправы, — повторила Рита, поспешно надевая халат.

Фаина мягко прохаживалась у нее за спиной:

— Так я, значит, о предложении говорю… Видишь ли, милая, предложения бывают разные. Я думаю, ты согласишься со мной — наверное, имеешь уже достаточно опыта, — что иные предложения не следует спешить произносить вслух. О них догадываться надо… Потому что, если произнесешь, обратного пути уже не будет. Раз в жизни бывают такие предложения.

Рита нашла в себе силы улыбнуться:

— Над такими серьезными предложениями принято думать не спеша.

Фаина фыркнула:

— Ну, что тут думать? Ты же не замуж выходишь!.. Это над замужем двадцать раз надо подумать. А если представляется возможность деньгу зашибить, — так и зашибай! Чего долго думать? Ты должна сказать, дорогая, с нами ты или не с нами, — Фаина, кажется, начинала потихоньку терять терпение. — Ты должна выбрать между своим восемнадцатирублевым плащом и элегантным пальто, шитым лучшим мастером Питера, выбрать между койкой в общаге, пропахшей клопами, и вполне респектабельным домом.

Рита улыбнулась каким-то своим мыслям.

— Чего улыбаешься? — осеклась Фаина.

— Это муж-писатель тебя научил так красиво говорить?

Фаина раздраженно махнула рукой:

— Это единственное, что он умел. Порой на кухню невозможно было зайти: сидит у окна и все говорит, ворчит, ругает всех и вся, начиная от машинистки в издательстве, кончая президентом… Послушайся моего совета, Ритка, если мужик тебе встретится говорливый, беги от него без оглядки, не то пройдет время, и он тебя заест… — Фаина заглянула Рите в лицо. — Так ты с нами?..

Рита вскинула брови:

— А разве я не с вами была до сих пор? Не с отделением? Разве я здесь не ко двору?

В глазах Фаины мелькнуло сомнение. Она отошла к окну, без интереса посмотрела во двор больницы. Сделала вид, что зевнула. У пантеры изогнулся змейкой красный язычок:

— Ну, ну… подумай еще немного. Все равно к нам придешь. Жизнь такая настала. Сама заталкивает: порох — в гильзу, а мясо — в мясорубку…

Прошло уже несколько дней, как Нестеров ушел из больницы, как похитил записи доктора Иванова. Налетчики в белых халатах больше не появлялись (Нестеров, однако, не забывал о них: топор, которым взламывали его дверь, теперь всегда лежал у него под диваном, можно сказать, — под рукой. Вопрос в том, смог бы Нестеров или не смог пустить его в ход?), а Владимир, согласившись с доводами Алексея Перевезенцева, в отношении врачей-убийц никакой инициативы не проявлял. Его думами сейчас полностью владела книга в зеленом переплете.

В «принципиуме», то бишь в основах научного труда Иванова Владимир уже разобрался. Иванову удалось составить своеобразную «живительную» смесь. В своих записях Иванов так и называл ее — «живая вода». Будто в сказке… Много компонентов (взаимосочетающихся и взаимоусиливающих) было в этой смеси. Часть компонентов оказалась зашифрованной. Их незашифрованных по меньшей мере три Владимиру были неизвестны: вещества белковой природы, по характеристикам своим близкие к гемоглобину. Как и гемоглобин, эти вещества могли вступать в нестойкие соединения с кислородом и углекислым газом. Вероятно, эта их способность и использовалась Ивановым в его опытах.

А в остальном — все понятно. Перфузия растворов… Оживление органов, частей тела, всего организма — как мечта человечества с древнейших времен!..

Интересная была, конечно, книжечка. И доктор Иванов в ней высказывал интересные мысли из области патофизиологии. Излагал он и свои мысли из области морали. Вот одна из них:

«Гений и злодейство — две вещи несовместные», — утверждает Пушкин. Но прежде, чем утверждать это, следовало бы поэту оговорить, что он понимает под злодейством. Что такое зло? И что такое добро? Маленькое зло во имя большого добра — не добро ли? Маленькое добро (псевдомилосердие), обратившись большим злом, — не само ли зло?.. Вот вопросы, которые должен задать себе гений. Но вопросы задавать не сложно. Гораздо сложнее, ибо нужно иметь мужество, — на некоторые вопросы ответить. На них отвечает гений Сальери: отсечь болящий член… во благо всего организма. Это ведь так просто: провести опыты над десятком-другим особей во благо всей популяции!..»

А вот и еще мысль:

«Это фашизм? Да… Но он обязан жить, если приносит человечеству пользу!..»

В прихожей зазвонил телефон. Нестеров ни от кого не ожидал звонка, поэтому не спешил в прихожую, полагая, что должна поспешить Ирина Андреевна (вот проблема: было бы благо или зло — сказать этой убитой горем женщине, что сердце Вики бьется и бьется рядом с сердцем Артура?). Но соседка, как видно, еще меньше была настроена общаться с кем-либо.

Пришлось Нестерову оторваться от опуса доктора Иванова и выйти из комнаты на звонок.

Нестеров удивился, услышав голос Риты:

— Вот приятный сюрприз!..

Голос Риты был грустный, а может (показалось), тревожный. Пожалуй, больше грустный, чем тревожный:

— Владимир Михайлович… Володя… — она помолчала несколько секунд. — Можно я буду вас так называть?

Нестерову было, действительно, приятно:

— Если предполагается дальнейшее общение, то даже нужно.

Да, грустный у нее был голос:

— Как ваше самочувствие?

Он улыбнулся:

— Вы только поэтому звоните? Узнать, вполне ли я здоров?

— Не совсем. Мне посоветоваться нужно.

Нестеров нахмурился слегка:

— Понятно, продолжают вербовать…

— Вербовать? — Маргарита словно пробовала на вкус услышанное. — Пожалуй, это именно то слово, которое должно прозвучать. Да, Володя. Она продолжает вербовать меня — Фаина. Она прямо-таки наседает. Я уже не знаю, куда от нее деваться.

— А что говорит?

— Да разное. Прямо, конечно, не говорит. Все больше намеками. То ласкова, то вдруг прибегает к угрозам. Но понятно, что она уже не отступится: или затянет на свою сторону, или… Я боюсь, Володя!

Нестеров сел на стул возле телефона, задумался:

— А с Перевезенцевым ты не говорила?

— Нет. Не получается как-то.

— Странно. Он ведь очень контактный.

— Пожалуй, чересчур. Шутит, балагурит. Другой бы в его положении… Нет, Володя, я не могу навесить на него еще свои проблемы.

Нестеров собрался с мыслями:

— Ну хорошо, давай договоримся так, Рита, милая. Не хочешь тревожить Алексея — не тревожь. Но Фаине ни в коем случае не говори «нет». Это опасно. За ней целая банда. Да, да — именно банда! Пусть в белых халатах, но все-таки банда. И разобрать тебя на запчасти им — раз плюнуть… Поэтому, Рита, девочка, тяни резину… Тебе надо выиграть время. Совсем немного времени — быть может, день-два. За ними уже установлено наблюдение, их вот-вот начнут брать…

— Скорее бы.

— Рита, если они совсем тебя обложили, скажи им «да». Разве это к чему-то обязывает?.. Но не выдай себя! Будь немного артисткой. Пожалуйся на жизнь, скажи, что хочется денег побольше. Скажи, все надоело в этой жизни — сплошная «чернуха». Никакого просвета…

— А так и есть! — вставила Рита.

Нестеров улыбнулся:

— Я вижу, они тебя почти уговорили…

Но Рита обиделась:

— Как можно так подумать!

— Вот что, Рита, — предложил Нестеров, — у меня тут идея интересная созрела: приходи-ка ты ко мне завтра после дежурства. Посмотришь, как я живу, на шкаф мой замечательный полюбуешься…