Боевые животные

Деде ничего не сказал о том, что, по всей видимости, верно и еще одно предположение, а именно, что движение по мосту в условиях промерзшей почвы плохо сказывается на состоянии старых труб. Об этом он напишет в своем докладе. Но утверждать это он сможет лишь после того, как это подозрение подтвердится результатами других наблюдений.

Затем он прямиком направился на Клара-Цеткинштрассе. Около дома номер восемь он решился посвятить товарищей в свои предположения. Как и в предыдущих случаях, он воспользовался документами, предоставленными ему оперативным штабом треста газоснабжения.

И здесь он тоже решил сам проложить след. По обе стороны улицы вдоль магистральной трубы и далее по улице Тельмана, где было интенсивное движение. Используя в качестве ориентиров фонарные столбы, он, пройдя два столба, переходил на другую сторону. Получилось что-то около восьмисот метров. Для хорошо подготовленной собаки-ищейки и при нормальных условиях — не ахти какая нагрузка. Затем Деде решил еще раз пройти по следу, чтобы облегчить Асси ее задачу. После чего договорился с Брунсом о месте встречи.

Брунс приласкал Асси, погладил и пощекотал ее. Потом дал аварийной команде сигнал, что приступает к поиску, и начал его на той стороне, по которой Деде возвращался. Он тоже хотел облегчить Асси задачу, т. е. дать ей начать с самого свежего следа. Это было легче и для самого Брунса. Ему были хорошо видны большие отпечатки фетровых сапог, и в случае необходимости ему ничего не стоило поправить Асси.

— А теперь, моя сладкая, найди дядю Вальтера!

Асси лизнула Брунсу руку, и это было похоже на поцелуй.

Затем она опустила голову и резво двинулась вперед, натягивая поводок и держа нос столь высоко, что Брунс засомневался, а ищет ли она вообще.

— Ищи, Асси! Ищи! — подбадривал он ее.

Как бы в ответ она на секунду опустила нос, а потом снова побежала так, будто шла на зов Деде.

Оба они, Брунс и Деде, знали, что Асси принадлежит к числу тех животных, которые легко и быстро все усваивают, но то, что она так быстро осваивается с работой и начинает действовать почти механически, лишь изредка опуская нос и контролируя след, было новостью и для Брунса. Асси дошла до угла улицы и повернула налево. Здесь она вдруг пригнулась, заработала носом и, бросив цепочку следов, оставленных Деде, резко свернула вправо и легла у основания дорожного знака.

Брунс поглядел на стоявшего на другой стороне улицы Деде, жестом показывая ему, что он не понимает, в чем тут дело. Деде велел Брунсу идти дальше.

Брунс похвалил Асси и двинулся в другую сторону Тельманштрассе и направился к Деде и Бирду. Увидев Деде, Асси завиляла хвостом. Но Брунс не позволил ей отвлекаться, заставив сосредоточиться на поиске. У следующего дома — его номер был 78 — Асси опять легла.

Эти два пункта так и остались в итоге, после того как Брунс и Деде повторно обследовали участок — на этот раз с другой стороны улицы. Асси легла у дорожного знака и недалеко от подъезда дома № 78.

— Ребята, да это же двести метров от места, где обнаружен газ, — сказал подошедший начальник аварийной команды. — На сегодня хватит. То, что вы находите за пару часов, — для нас работа на целых три дня.

— Чем можем, тем поможем, — ответствовал Деде, приложив руку к ушанке.

К тому времени, когда они в первый раз отправились на выходной домой, майор Деде зарегистрировал уже четырнадцать поисков и составил точное описание семи повреждений в трубах. За этим последовало шестьдесят поисков.

Пожалуй, мало кто из жителей Карл-Марксштадта знает так хорошо свой город, как знают его майор Деде, старший лейтенант Брунс и Асси.

(Хессе Г. Поиск на болоте. — М., 1992)

Собака, которая всех кусала

Наверно, ни у одного человека в жизни не было столько собак, сколько у меня, и они приносили мне больше радостей, чем огорчений, кроме случая с эрделем по имени Маггс. Он устроил мне больше неприятностей, чем все другие пятьдесят четыре или пятьдесят пять собак, вместе взятые, хотя самый трудный момент я пережил со скоттерьером Дженни, когда она принесла четырех щенят на четвертом этаже в Нью-Йорке, а пятого и последнего на углу улицы, но об это мы поговорим потом. Еще был случай с выставочным призером — французским пуделем, величественным, большим, черным пуделем, не какой-то вашей меленькой бесхлопотной белой куклой. Он сидел в машине на откидном сиденье с красным резиновым намордником, повязанным вокруг шеи, ехал на собачью выставку в Гвинвиче, и вдруг его начало тошнить. На полпути, когда мы переезжали в Бронкс, разразился сильнейший ливень, я держал над пуделем маленький зеленый зонтик, спасавший скорее от солнца, чем от дождя. А дождь хлестал со страшной силой, и неожиданно водитель въехал в большой гараж, заполненный механиками. Это случилось так внезапно, что я забыл про зонтик и так и продолжал его держать. Я буду помнить всю жизнь скептическое выражение, которое проскользнуло по лицу служащего гаража, когда он подошел узнать, что нам нужно. «Ты только погляди, Мак!» — обратился он к кому-то сзади.

Но вернемся к эрделю, который, как я сказал, был худшим из всех моих собак. Собственно, на самом деле он был не моей собакой. Однажды летом я вернулся после каникул домой и обнаружил, что мой брат Роберт купил его, пока меня не было.

Крупный, кудрявый, холерический пес, он всегда поступал так, будто не считал меня членом семьи. У тех, кого он считал членами семьи, было небольшое преимущество — он их кусал не так часто, как чужих. Вообще-то за те годы, что он жил с нами, он перекусал всю семью, кроме мамы. Правда, один раз он пытался укусить и ее, но промахнулся. Это случилось в тот месяц, когда у нас появились мыши, и Маггс отказывался хоть что-то предпринять против них. Ни у кого и никогда не было столько мышей, как у нас в тот месяц. Они вели себя как всеобщие баловни, словно кто-то их специально дрессировал. Мыши были так дружелюбны, что однажды вечером, когда мама собиралась во «Фрайэрлайрс», клуб, членами которого она и отец были более двадцати лет, она поставила на полу в кладовке блюда с разной едой, чтобы мыши остались довольны и не заходили в столовую. Маггс оказался в кладовке с мышами, он лежал на полу и рычал — не на мышей, а на людей в соседней комнате, куда он хотел войти. Разок мама заглянула в кладовку посмотреть, как все идет. Все шло великолепно. Она так развеселилась, увидев лежавшего Маггса, который не обращал внимания на мышей, — они все сбежались к маме, что шлепнула его по спине. Он оскалил зубы, но не укусил. «Он тут же пожалел. Он всегда жалеет, если кого-нибудь укусит», — говорила мама, но мы никак не могли понять, каким образом она узнает об этом. Он не выглядел способным к сожалению.

Много лет к каждому рождеству мама посылала коробку конфет людям, которых покусал эрдель. В конце концов, в этом списке было сорок или даже больше имен.

Никто не мог понять, почему мы не избавимся от такой собаки. Я и сам толком не понимал, но мы не избавлялись. Наверно, раза два соседи пытались отравить его — Маггс вел себя так, точно его отравили навсегда, — и старый майор Моберли однажды выстрелил в него из служебного револьвера недалеко от «Сенека-отеля» на Ист-Броуд стрит, но Маггс дожил почти до одиннадцати лет. И даже когда едва мог ходить, он ухитрился укусить конгрессмена, который зашел к моему отцу по делу. Мама никогда не любила этого конгрессмена: она утверждала, что знаки гороскопа показывают — доверять ему нельзя (он был Девой). Ему она тоже послала к Рождеству коробку конфет. Но он отослал их назад, возможно, потому, что заподозрил в этом какой-то подвох. Мама убеждала себя, будто все, что ни делается — к лучшему, и хорошо, что собака укусила конгрессмена, хотя отец из-за этого потерял важные деловые связи. «Я бы не стала иметь дело с таким человеком, — говорила мама, — Маггс прочел его суть как по книге».

Мы обычно таскали со стола куски, чтобы завоевать его расположение, но это действовало не всегда. У него вообще не бывало хорошего настроения, даже после еды. Никто не понимал, что с ним, в сущности, происходит, но что-то вызывало у него раздражение, чаще всего по утрам. Роберт утром обычно тоже бывал не в духе, особенно до завтрака, и однажды, когда он спустился в столовую и обнаружил Маггса, задумчиво дожевывающего утренние газеты, он бросил ему в морду грейпфрут, и тот немедленно вспрыгнул на обеденный стол, скользя по тарелкам, вилкам и ножам и разливая кофе. С передними ногами, парящими в воздухе, Маггс пронесся через весь стол и шлепнулся подле медного экрана перед газовым камином, но в ту же минуту он был на ногах и, в конце концов, погнал Роберта и злобно укусил за ногу. На этом все было кончено. Маггс никогда никого не кусал больше, чем один раз за один прием. Мама постоянно напоминала, что это аргумент в его пользу: она говорила — он вспыльчив, но не держит зла. Мама всегда защищала его. Я думаю, что она любила Маггса за то, что он был «нездоровой собакой». «Он не вспыльчивый», — жалостливо замечала она, но это не соответствовало истине: он, может, и не был очень здоровым, но был ужасно сильным.