Страница 49 из 54
…Уже за полночь избу озарил алый свет за окном. На улице раздались крики…
Когда Даша и Глоус прибежали на пожар, к огню уже было не подступиться.
Бригадир Семен Грызлов в майке и в кепке, пятясь от пожара, сокрушенно говорил:
— Вообще-то клуб новый ставить давно пора, а вот инструмент дефицитный зря горит. Я эти электрические голубые гитары два года пробивал! Теперь без них крах всей нашей культуре.
— Семен Степаныч, подержи-ка пиджак, — вдруг застенчиво сказал Глоус.
Он снял рубаху и сапоги, остальное снять на людях постеснялся, хотя ему и жалко было новых штанов.
— Ты куда наладился? — недовольно спросил Грызлов, когда Глоус деловито направился в огонь.
Глоус легко взошел на горящее крыльцо, распахнул дверь и шагнул в бушующее пламя.
— От любви это он, — сказала Даша и всхлипнула.
А Глоус ударил в окно изнутри, зазвенели стекла, и на траву, под ноги Грызлову, полетел весь дефицит: дымящиеся гитары, тарелки и барабан. Затем односельчане увидели, как Глоус в самом пекле орудует огнетушителем. Через десять минут, когда только ядовитый дым валил от клуба, Глоус, чихая, спустился с крыльца. Ни один волос не подладился даже на его голове, хотя майка уже догорала. Грызлов схватил ведро с водой, хотел плеснуть на Глоуса…
— Не надо, — поспешно попросил Глоус. — Ни капли!..
Грызлов сказал сердито:
— Ты эти фокусы брось, Ефим, — я давно за тобой что-то замечаю…
— Да не Ефим он! — закричала Даша. — Надоел он мне, головешка! Воды пугается! Ить он с другой планеты прилетел, асбестовый этот. На место Ефима пристроился!
Грызлов строго оглядел ложного Тишкина:
— Вообще-то не без того. У Ефима левый глаз покашивал маненько, точно. А Ефим-то где?
Даша горестно вздохнула:
— С похмелья на энту планету махнул. Прилетели вот эти синие и заманули. Подменили мне мужика.
Грызлов прикурил от тлеющей глоусовской майки и внушительно возразил:
— Ежели Ефима по телевизору показали, значит, не зря он там. По делу.
— Да чего городишь? — вскинулась Даша. — По какому еще делу?
— Кому следует, тот знает по какому, — веско сказал Грызлов.
И Даша проговорила глухим, мокрым голосом:
— Не стану я жить с этим неумытым! Утащили мужика от живой жены!
Даша всхлипнула:
— Я сама туда полечу!
— На чем? — спросил Грызлов с досадой. — Из фанеры, что ли, чего сделаешь? Нет, ты уж не обижай гостя. А таких огнеупорных у нас раз-два и обчелся. Он в случае чего и в домну может влезть.
— Влезу, — сказал Глоус с готовностью. — Меня вот и током не бьет, Семен Степаныч.
— Это наш полезный актив! — заключил Грызлов.
Даша закричала:
— Пускай этот актив как прилетел, так улетает!
Глава одиннадцатая
А на Рюме в подвальной комнате, освещенной допотопной электролампочкой, на колченогом стуле сидел Тишкин и ковырялся в разбитом черном ящике управления планетой. Сам он был тоже несколько разбит при падении, одна рука не действовала. Поэтому время от времени он нагибался и, помогая одной рукой, хватал зубами какую-нибудь проволочку.
В уголке у шкафа сидела Эйлурия и чинила разодранный пиджак Тишкина.
В соседней комнате стучали по чему-то железному.
За спиной Ефима под портретом молодого Лура с усами висела большая, сделанная от руки таблица Менделеева. Тишкин и Эйлурия тихонько напевали:
Прервав пение, Эйлурия тихо проговорила:
— Железо?
— Феррюм, — не сразу ответил Тишкин.
Снова запели…
— Медь? — спросила Эйлурия.
— Купрюм… — неуверенно сказал Тишкин и хотел повернуться к таблице, взглянуть.
— Не поворачивайся, правильно, — тихо сказала Эйлурия. — Водород?
— Ангидрид, — твердо и уверенно сказал Тишкин.
Из соседней комнаты вошел Ангидрид с гаечным ключом в руках.
— Довинчиваю Васю, — сообщил он.
— А как Лур Ионыч?
— Фаза не проходит. Просит мышьяку. Пока в обручах.
— Может, заглянешь к нему? — осторожно спросил Ефим Эйлурию, перекусывая проволоку зубами.
Она быстро и покорно встала, подошла к двери, остановилась. Тишкин из-за плеча, исподлобья глянул на ее вздрагивающую спину. Ангидрид бесшумно вышел.
— Ефим, ты думаешь о Даше? — спросила Эйлурия.
Тишкин крякнул и проговорил суровым, почти митинговым голосом:
— Какие причины нашего разгрома? Выступили с одним портретом и с одной трехколесной колясочкой против большой химии!
— Ты не можешь ее забыть? — спросила Эйлурия дрожащим голосом.
— А Марзук лютует! — воскликнул Ефим и, взволнованный, вскочил со стула. — Пока мы тут раздвояемся!
— Ты меня не любишь, — горестно и твердо заключила Эйлурия.
Ефим сердито проговорил:
— Завтра он нас всех посадит в колбу. И подсыплет туда и феррюма и купрюма, — он показал рукой на таблицу. — Всего Менделеева!
В дверях появился Ангидрид, на лице его был написан ужас.
— Он не дойдет до этого! А? — спросил он растерянно.
— Чем мы эту химию побьем? — спросил Тишкин. — Против ее надо что-нибудь из земли.
И вдруг Тишкин схватил Ангидрида за руку.
— Под ногтями-то? — сказал он изумленно. — Как у землемера!
— Это когда я коляску вырывал, — пояснил Ангидрид смущенно.
— Где? — закричал Тишкин.
— Там, в погребке, такая влажная, черная, рыхлая…
— Тащи! — закричал Тишкин.
Ангидрид бросился в соседнюю комнату. Тишкин опрометью за ним, ударился плечом о косяк.
Через секунду, держа в кулаке что-то черное, он вернулся обратно и завопил радостно, точно матрос на мачте Колумбова корабля, впервые увидевший Америку:
— Земля-а!
Все кинулись к нему. Из соседней комнаты легким шагом подбежали сестры-полуневидимки. Громыхая, как разбитое ведро, в дверях возник робот Вася.
Как заправский агроном, Тишкин растер землю между пальцами, понюхал, дал всем понюхать, сорвал кепку, высыпал в нее землю и радостно выдохнул:
— Земля… Землица…
Он свалился на стул… и вдруг начал остервенело стаскивать с себя сапог.
Перевернул сапог над столом. Из него высыпались струйки зерна.
— Прихватил на память, когда в корабль садился, — соврал Тишкин. — Сортовая пшеничка. Считайте.
— Двадцать пять всего, — сказала Эйлурия.
Тишкин снял второй сапог. Из него вывалилось лишь несколько примятых лепестков травы.
— А это луг будет, — сказал Тишкин.
Босой Тишкин и рюмяне стояли как завороженные над рассыпанным зерном. Двадцать пять пузатых зерен отливали золотом и воском. Рядом чернела влажная земля.
От волнения Тишкин почесал одной ногой другую и сказал, указывая на стол:
— Зачнем сельское хозяйство по всей форме. Все вступаем в колхоз «Светлый Рюм». Министром предлагаю товарища Ангидрида, а председателем «Светлого Рюма» товарищ Эйлурию. Главная задача — сохранить зерновой запас, пока не найдем посевные площадя.
Ефим взял зерно в горсть и стал раздавать его всем, говоря:
— Товарищу министру четыре, пересчитай. Сестрам по три. Товарищ Эйлурии пять. Остальные мне. Каждый хранит при себе, где ему виднее. Беречь пуще глаза. В случае чего живьем не даваться.
Неожиданно в дверях раздался слабый голос:
— А как с животным миром?
Все обернулись. В дверях стоял бледный Лур, стянутый обручами.
— С животным миром зарез, — сказал Ефим и, подойдя к президенту Мозгоцентра, стал снимать с него обручи. — Хотя бы какого поросенка на развод.
Из заднего кармана штанов Ефим достал хвост воблы и, протягивая его Луру, сказал сокрушенно:
— Вот и вся живность.
Лур почтительно подержал хвост на ладони и сказал с восхищением:
— Большая редкость!
И вдруг он впился в хвост глазами, отделил от него комочек и спросил:
— Икра?
Затем он поднял комочек на кончиках тонких пальцев:
— Вы знаете, что все млекопитающие произошли от рыб?