Пятеро на леднике

Витька взялся колотить сам, ударил несколько раз, плюнул:

— Ну ее к черту, молодой организм надрывать. Надо драпать отсюда.

Разозленные, усталые, уселись в холодок у стены навеса. За спиной лязгал станок-крокодил.

У Сашки перед глазами от усталости поплыли разноцветные круги. Вдруг жутко захотелось спать. Сашка лег головой на чугунное колесо, вытянул ноги… Глаза слипались, и клубы дыма струились, точно во сне… И вдруг в дыму возникло видение — девушка в светлом платье. Она плыла к Сашке через пелену дыма. Желтые волосы тяжело стекали на плечи. Сашка сел, потряс головой — что за чертовщина! Девушка не исчезла. Она была живая, Сашка узнал ее: утром, в конторе, она писала, наклонив голову. Здесь, среди громады ржавого железа, в грохоте и чаду, она казалась невесомой. Она остановилась посреди площадки. Сразу же к этому месту подъехали два самосвала. Урча, поднялся кузов, и с веселым лязгом, вздымая морковную пыль, посыпался металл к ее ногам. А она что-то отмечала в тетрадке и властно говорила что-то рабочим.

После перерыва Лешка Матушкин сказал:

— А ну, ребятки, покажем работу.

Странное дело, но к концу дня Сашка перестал чувствовать усталость. Тело, разгоряченное и гибкое, стало легким, послушным, и уже было самым естественным делом беспрерывно отрывать от земли горячий металл. А энергия все росла и росла, все прибывала. И поэтому Сашка удивился, когда Лешка Матушкин сказал им с Витькой:

— Топайте домой, труженики.

— Уже все? — спросил Сашка.

— Для вас все. Вам на два часа раньше положено идти домой.

Ребята уже пошли через пути к городу, когда девичий голос окликнул их:

— Подождите, товарищи!

Они оглянулись.

Та самая девушка в светлом платье, с тетрадкой, помахала им рукой.

— Идите сюда!

Они вернулись. Сашка, приближаясь к девушке, оробел и даже не мог смотреть на нее, но все-таки успел заметить, что лицо у нее щедро усыпано веснушками.

— Вот что, — сказала девушка, — я должна записать ваши фамилии.

— Орлов, — назвал себя Витька. — Орлов В. И.

Девушка старательно вывела фамилию ученическими буквами, подняла строгий синий взгляд на Сашку.

— Вы?

— Бутыркин.

— Так.

— Саша.

— Имя меня не интересует, только инициалы, — важно пояснила девушка. — Ну, с этим все. А теперь к вам просьба: останьтесь еще на десять минут помочь толкнуть вагон.

— Какой еще вагон? — недовольно спросил Витька.

— А вот, видите? Надо его отогнать в сторону. — Девушка указала рукой на вагон, вокруг него толпились рабочие. Матушкин помахал оттуда рукой и закричал:

— Эй, давай сюда, подмогните!

— Какой еще вагон? Работа кончилась, — повторил Витька.

— Пойдем поможем, — предложил Сашка. Ему очень хотелось пойти. Девушка повернулась и, прыгая с рельса на рельс, подбежала к вагону тоже.

— Пошли, — снова сказал Сашка.

— Больно нужно!

— А я пойду!

— Ну и дурак!

Витька ушел. Сашка вернулся к вагону. Рядом с Лешкой он налег грудью на буфер вагона. Рядом с ним и сбоку вагон обступили рабочие и кто плечом, кто грудью тоже налегли на вагон. Один рабочий подсунул лом между колесом и рельсом и крикнул:

— А ну, давай!

Все разом нажали. Вагон не шелохнулся.

— А ну, взяли!

Рабочий все бил и бил ломом между колесом и рельсом.

— А ну еще!

Вагон чуть дрогнул. Колесо качнулось.

— Пошел! — крикнул Лешка и уперся плечом, повернул к Сашке веселое мокрое лицо. — Давай, давай, Саша, без тебя не столкнем! — заорал он ликующе. — Жми, дави!

— А ну еще! — выдыхая, ударяя ломом под колесо, звонко крикнул рабочий. — А ну, давай, давай!

Саша напряг все мышцы. Он показался себе вдруг таким сильным, что один может сдвинуть вагон. Но и все остальные люди чувствовали то же самое, потому что они были вместе! И нагруженный через край стотонный вагон вдруг тронулся и тихо покатил по рельсам. Сразу стало легче. Вагон ходко катил, сам по рельсам, тяжело постукивая на стыках, и все уже просто шли рядом, держась за него руками. Матушкин шагал около Сашки, сдвинув переломанную шляпу на затылок, и подмигивал Сашке. Рабочий, который бил ломом, крикнул:

— Хорошо!

Тогда все стали придерживать вагон, а он не останавливался и тащил двадцать человек за собой. Рабочий схватил доску и сунул ее под колесо — хрустнуло, и вагон мягко затормозил.

Матушкин повернулся к Сашке.

— Ну, валяй домой.

Сашка все стоял рядом с Матушкиным, ему почему-то не хотелось уходить, хотелось еще катить вагон вместе со всеми.

Матушкин, размахивая шляпой, пошел продолжать работу, обернулся, помахал рукой.

Сашка перешел пути и вышел на затененную улицу, по которой они пришли утром. Здесь было поразительно тихо после лязга, грохота и шипения там, на площадке. Сашка забыл о городе, о доме, ему все еще виделись груды железа, и дым, и зной. А здесь, истомленные полднем, стояли мирные деревья, и удивительно было видеть зеленые мягкие листья, траву.

На площади у базара Сашка стал пить газировку и, разглядывая голубую тележку со льдом, подумал, что эту тележку, прежде чем грузить в вагон, надо разрезать на четыре части.

Как только Сашка выпил газировку и пошел через площадь к своей улице, он увидел светлое платье, волосы, стекающие на плечи, и узнал ее, девушку, которая работала на площадке. Она шла впереди, Сашка догнал ее и спросил каким-то странным, не своим голосом:

— А вы тоже уже кончили работу?

— Да.

— Интересно.

— Чего же интересного?

— Да так… интересно.

Девушка пожала плечами, посмотрела на него сбоку, не поворачивая головы, потом спросила:

— Какое у вас впечатление от первого дня работы?

— Впечатление очень хорошее, — ответил Сашка, как на экзамене.

— Тяжело было?

— Нет! — храбро соврал Сашка.

Она опять посмотрела на него сбоку, не поворачивая головы, усмехнулась.

— Всем тяжело, а вам нет?

— А мне… нет… то есть не очень.

Они шли по бульвару вдоль ярко освещенной белой кремлевской стены. Стена сверкала, как белое облако, было здесь тепло и сонно. Улица спускалась к озеру. Берег его покрывал зеленоватый прозрачный сумрак. По траве бродили маленькие девочка и мальчик, ловили жуков и прятали их в коробку от зубного порошка. Они стесняясь подошли и поздоровались с Сашкой.

Девушка отдала им сетку с продуктами, которую несла, и объяснила:

— Это мои брат и сестра.

Снизу, как цветок из травы, поднялась еще девочка в синем платье с красными бантами в косах. Подбежала, отдала мальчику что-то из рук в руки. Мальчик сипло сказал, протягивая кузнечика старшей сестре:

— Вот, Наташа, мы каких ловим.

— Сколько вы уже поймали? — спросила Наташа серьезно, так же, как спрашивала у Сашки фамилию.

— Двадцать один жук и пять кузнечиков, — ответил мальчик, умильно глядя на яблоки, которые краснели в сетке.

— Ну ладно, — сказала Наташа, — а теперь идите домой. Я сейчас приду. Нина, поставь воду на плитку. Возьмите по яблоку. Идите.

Брат и сестра взялись за сетку и пошли по тропинке вдоль стены, а когда отошли немного, вдруг побежали. Беленький козленок испугался их, бросился в сторону и скакал до тех пор, пока веревка его не остановила.

Солнце уже ушло за стены. Небо, лиловое у горизонта, выше теплело до бирюзового. Два длинных розово-белых волокнистых облака перечеркивали эту бирюзу.

— Вы почему пошли работать? — спросила Наташа у Сашки.

— Чтобы стать сильным.

— У вас есть родители?

— Мать и отец, не родной только.

— А у меня только отец… он родной, но… выпивает… Я работаю уже полгода, а осенью поступлю в вечернюю школу… А вы долго у нас будете работать? — Она вдруг улыбнулась просто и застенчиво, как не улыбалась ни разу, а потом добавила деловито: — У нас большая текучесть кадров.

— Да, я думаю долго у вас проработать, — решительно ответил Сашка. — Только я тоже думаю все-таки продолжать учиться. Может быть, тоже в вечерней школе. А потом я хочу стать геологом и искать новые пещеры. Надо всю жизнь что-нибудь искать.