Пятеро на леднике

— Ладно, — сказал Федька. — Понятно: нас возвышающий обман.

— Чего? — переспросил Макарчук подозрительно.

— Будет врать, — пояснил Федька. — Машина не хуже моей. Давай помогай.

Рабочий день кончился. Федька и Макарчук остались и возились до вечера. Митяев и работница бригады Надька остались тоже.

В сумерках зажгли фонарь. Мотор разобрали и чистили все вместе. Трактор заработал уже в темноте.

Мокрые, продрогшие, все стояли вокруг и слушали, как по ночному лесу гулко разносится уверенный грохот.

Потом опять наступила тишина, необычно ласковая и мирная после железного грома. И тогда все почувствовали усталость.

К узкоколейке шли молча, под теплым, кропотливым дождиком. Ветра не было. С сосен падали тяжелые капли.

Когда вышли на узкоколейку, слева над лесом небо очистилось и мягко засияло звездочками. Макарчук виновато вздыхал. Митяев безуспешно раскуривал отсыревшую папиросу. Надька тихо напевала. От быстрого хода все согрелись.

Федьке показалось, что он уже шел когда-то с этими людьми по такой же дороге между мерцающими рельсами давно-давно, что он много лет знаком с ними. Никогда такого не испытывал Федька в бригаде Пашки.

Наверное, Митяев, Надька и Макарчук чувствовали то же самое, потому что, расставаясь около двухсотого пикета, Митяев вдруг сказал торжественно:

— Спасибо тебе, товарищ Черняков, от лица бригады! — И пожал руку.

Макарчук и Надька тоже пожали Федьке руку, а Надька просто попросила:

— Приходи к нам в бригаду, Федя. Подмогнешь нам.

— Обязательно подмогну! — пообещал Федька. — Жди меня — и я вернусь…

Чувствуя, как от усталости гудит все тело, Федька брел по вечерней улице к общежитию. Пахло мокрыми избами, влажное тепло шло от песка, прибитого дождем. С танцевальной веранды уже долетал отчаянно веселый голос: «Пичерильо, Пичерильо…»

В узорной тени елок-подростков засветлело голубое пятно. «Наверное, друг Пашка поджидает», — подумал Федька и, подойдя, узнал Олю. Она шагнула к нему из тени, спросила быстро и испуганно:

— Ты… ты где пропадал? Пашка так ругался!.. Пусть, говорит, только придет, а ты все не идешь… — Голос Оли зазвучал невнятно, жалобно. — Ночь уже…

— А ты все Пашку боишься? — вдруг спросил Федька просто и легко.

— Еще чего! — возразила Оля. — И ни капельки не боюсь.

— Тогда пойдем вместе на танцы! — предложил Федька. — Сейчас!

— Пойдем! — согласилась она храбро. — Я только побегу переоденусь и выйду. — И она побежала, остановилась, крикнула из темноты: — А ты пока побрейся, ходишь, как дед!

Федька пошел к общежитию и небрежно засвистал, скрывая неведомое смущение: ни разу в жизни он не брился еще…

ОТЪЕМЫШ

Рассказ

Все оленята прятались от сырости под животами матерей, только он один стоял под дождем, потому что его мать лежала на земле. Всего несколько дней мараленок видел мир вокруг себя. Это был хмурый мир: из-за хребта ползли дымные тучи, рассеивая холодную сырую мглу.

Рядом за оградой, вздыхая, бродили рогачи олени. Иногда они собирались в круг, замирали голова к голове, и тогда их мокрые рога соединялись в жемчужно мерцающий кустарник. Они стояли вздрагивая, точно рассказывая друг другу что-то тайное…

Наконец свежий ветер разнес тучи, и в голубом воздухе заискрилось, засверкало что-то косматое, ослепительное: громадный, незнакомый и веселый зверь. И все олени пошли ему навстречу, вверх по сияющей траве.

Только мать мараленка осталась лежать на ископыченной земле. Узкая мордочка ее уткнулась в колени, равнодушные к солнцу глаза дремали. Мараленок подошел, полез носом под брюхо, где соски. Она встрепенулась, хотела подняться, заскользила задними ногами по мокрой траве, виновато легла.

Скоро из бревенчатого домика снизу пришел длинноголовый человек в рваных собачьих унтах. Он покачал головой и надел бурый фартук. Мараленок прилег рядом с теплым материнским боком. Человек поднял его на руки и отнес вверх, к стаду. Сам вернулся обратно и нагнулся над маралухой. Ветер донес до мараленка молочный запах матери. Мараленок неумело, боком, побежал вниз. Его занесло, и около человека он не удержался, упал, но сразу вскочил, и ткнулся к матери.

Она лежала уже на боку, вытянув ноги. Голова ее дрожала, на шее расползалось алое пятно. Человек обернулся, взмахнул красными руками и заревел, затопал. Грубый, соленый запах ударил в ноздри мараленку.

Мараленок бросился вбок по склону, тяжелые капли с елей хлестнули по нему точно дробью. Он вскрикнул, упал в канаву, выпрыгнул, рванулся и с размаху ударился о толстые бревна ограды. Лес перевернулся, косматый зверь запрыгал по нему, все смешалось и потонуло в багровой горячей тьме.

Очнулся мараленок на странной гладкой земле со щелями. По бокам были такие же стены, а выше солнцем горели прозрачные квадраты. Он лежал на соломе перед блюдцем с чем-то белым. Мараленок дотянулся до блюдца — пахло почти как от матери. Мараленок выпрямил задние ноги, так что голова уткнулась в пол, разогнул левую переднюю, и вдруг со двора на веранду вспрыгнул белый зверь с маленькой острой головкой и красным гребнем вместо рогов. Цокая когтями, он стал ходить на тонких ногах взад-вперед и вдруг страшно закричал, вытянувшись весь кверху. А потом еще с клекотом втянул воздух. Это было так страшно, что мараленок сразу вскочил на ноги. А крикливый зверь стал подскакивать к нему боком, подбадривая себя клекотом. Но тут со скрипом отворилась дверь, и из дома на веранду вышел маленький человек — черноволосый и смуглый. Он прикрикнул на петуха, и тот суетливо побежал на улицу. Человек нагнулся к мараленку и спросил:

— Где у тебя болит?

И дотронулся ладонью до головы. Мараленок вздрогнул, но маленькая рука легко погладила лоб, потрогала уши… Мараленок вздохнул, прикрыл глаза — это снова напомнило мать.

Мальчик присел рядом на корточки. Лицо у него было круглое как солнце. Черные волосы над лбом торчали хохолком.

— Давай дружить, — предложил мальчик и потрогал мараленка правой рукой за копыто. — Меня прозвали Совой. А тебя зовут Отъемыш. Понял? Отъемыш, потому что тебя отняли от мамки. Я буду тебе вместо мамки. Пойдем во двор, и не бойся никого.

Во дворе было шумно. Белый петух важно расхаживал по забору и, как генерал, приказывал всем идти за ним. А куры, не обращая на него внимания, зарывались в землю на солнцепеке. Наискосок через двор, брезгливо поджимая лапы, прошел кот Ефим.

В углу двора стоял маленький деревянный домик с круглой дверцей. Мараленок побежал к нему, и вдруг из круглой дверцы выскочило что-то лохматое, как тулуп, пахнущее унтами, и бросилось на Отъемыша с сиплым лаем. Сова прикрикнул на него, и существо тотчас повалилось на спину, выставив живот с застрявшими в шерсти соломинками.

— Не бойся его, — сказал Сова Отъемышу. — Это наш Кузя.

Так начал Отъемыш жить в доме мараловода, у которого был сын Володя по прозвищу Сова. Всего здесь в долине, на берегу речки, стояло пять-шесть домиков. Мимо поселка шла вдоль долины ровная дорога, и по ней время от времени пробегали машины. За дорогой на склоне хребта тянулась черная изгородь питомника.

Сова часто брал Отъемыша с собой в лес. Когда они выходили за калитку, Кузя, повизгивая от зависти, подбегал к забору, вставал на задние лапы и просительно смотрел им вслед. Однажды Сова взял и Кузю с собой в лес. Кузя так высоко начал прыгать от радости, что даже больно шлепнулся о землю.

Ночевал Отъемыш в сарае, рядом с коровой. Корова относилась к нему как к теленку. Вылизывала его, а когда он долго не приходил вечером, ждала его и мычала.

Прошло лето, и к началу зимы Отъемыш вырос, стал высоким, почти как взрослые маралы, но казался выше, потому что ноги у него еще были тонкие, а голова маленькая.

Стоя в сарае рядом с коровой, он терся головой о доски — чесалось там, где прорастали рога. Теперь он никого не пугался, наоборот, вся живность во дворе боялась его. Иногда, играя, он бросался на Кузю и загонял его в будку. Наклонив голову, стоял перед круглой дырой и притворно злобно бил землю копытом. Кузька визгливо лаял из будки и вдруг выскакивал и прыгал на Отъемыша сбоку.