Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 11



Глава 3

– Эй, ты чего творишь? – Некоторая растерянность и изумление в голосе Антона не помешали ему одною могучей плюхой отбросить парня, продолжающего пинать меня.

– Ах ты, тварь, – светлая копна Настиных волос метнулась в сумерках вперед и послышался звук удара. Потом еще один и еще.

– Ты как? – Парень поднял меня с земли.

– Не знаю, – я с трудом выдавил слова через не послушные губы, разбитые одним из особо удачных пинков в две распухшие лепешки. Ну, по крайней мере, по ощущениям, которые мне начали передавать оклемавшиеся от адреналинового шока нервы.

– Вроде жив, но насколько цел пока непонятно. – Я полностью оперся на Антона. Был не уверен в своей способности стоять прямо, без чужой помощи.

– Владимир, – ко мне метнулась фигурка Насти и сжала до скрипа моих ребер в ее сильных девичьих ручках. И расплакалась. Много все же навалилось на девчонку в последние сутки. Вот она и выдала водопадом слез все скопившиеся эмоции. У же женщин в любом возрасте с этим просто – все могут излить наружу вместе с рыданиями. И хорошее, и плохое.

– Оу, аккуратнее. Добьешь, – я, не смотря на свои слова, с удовольствием обнял ладную девчачью фигурку своей будущей жены. Если, конечно, особо не накосячу в дальнейшем. Тогда да, не факт.

– Ты где был? – Настя меня ощупала с головы до ног, проверяя целостность моего организма.

– Да так, – не стал я особо откровенничать. – Гулял.

– Что здесь произошло? – Наружу вывалила гомонящая толпа воспитанников во главе с дежурным учителем.

– Настя, – Андрей Сергеевич надвинулся на нашу общепризнанную оторву, вечно влипающую в неприятности.

– А чего сразу Настя? – Девушка, не стушевавшись, кинулась мгновенно в контрнаступление на преподавателя. Подростки в детском доме рано понимали, что за них никто не вступиться кроме них самих. И спуску не давали никому. Особенно взрослым, перед которыми себя чувствовали по-настоящему уязвимыми.

– О Боже, в кого же ты такая колючая пошла? – Задал наш историк риторический вопрос и глянул на мою изрядно покоцанную физиономию.

– Владимир! – Вот тут преподаватель неподдельно удивился. Я раньше был самым тихим воспитанником из всех. Трудно лезть в конфликты, когда передвигаешься со скоростью кастрированной ржавым топором черепахи.

– Что с тобой случилось? – Теперь он выглядел особенно взволнованным. Избитый в подведомственном учреждении инвалид – это не лучшее происшествие во время его дежурства, грозящее кучей не нужного геморроя.

– Да так, – я безразлично качнул головой. Ни сил, ни желания что-либо объяснять преподу просто не было.

Сзади раздался тихий стон, но Андрей Сергеевич моментально сориентировался, наведясь на звук всем корпусом, словно сверхсовременная торпеда.



– Кто тут у нас? – Он приблизился к не вовремя пришедшему в себя обосранцу и поморщился, стянув с его лица бандану.

– Ба, Мышкин, а что ты тут потерял, тем более в таком виде? – Осмотрев второго, историк моментально сложил два плюс два и начал названивать директрисе. Присутствие на территории интерната домашних учеников общей с детдомом школы выводило конфликт за рамки руководства учреждения.

– Чего мнетесь? – Он зло зыкнул на сверкавших любопытными глазами подростков, вывалившихся следом за учителем во двор шумной толпой, – А ну подобрали всех и в медкабинет. Живо!

Нас подхватили и понесли. Меня Настя с Антоном никому не передоверили. А вот вонючего Мышкина нести не захотели. До меня уже через закрытую дверь донеслись совершенно не педагогические выражения, которыми Андрей Сергеевич начал мотивировать детей на трудовой подвиг во имя ближнего. То бишь него, их преподавателя, который гарантированно запомнит тех, кто филонит. Потому что он злой и память у него хорошая. А скоро экзамены.

Я себя чувствовал не так плохо как выглядел. Истеричные удары паренька были скорее попыткой беспорядочного вымещения пережитого ужаса, а не способом нанести реальный урон моей тушке. Ссадины на руках и в кровь разбитые губы. Вот, пожалуй, и все последствия непредвиденного конфликта. Не то, чтобы я не понимал, что подлая натура Руслана не потребует мести. Просто рассчитывал уехать отсюда быстрее, чем пацаненок приступит к активным действиям. Насколько я помнил, после удачных тестов, в течение суток приезжали ученые измерявшие уровень поглощения организмом темной энергии и почти сразу увозили ценный в масштабах государства ресурс на закрытую военную базу. Скромно именовавшуюся в документах элитной школой-интернатом для одаренных детей и подростков.

Вот только я не учел эффект, который оказывал на незрелые мозги детей алкоголь сегодня на вечеринке у Руслана лившийся полноводной рекой. Не удивительно, что он подбил самых тупых из своих приятелей на нападение.

Ладно, к черту Руслана с его дебилами-приятелями. По большому счету ему можно было сказать даже спасибо. Эмоциональный шторм от всего происходящего, наконец, нашел выход, и выбил жизненной энергией пробку в атрофированных каналах ауры. И оттиск источника начал понемногу работать. Собирая и накапливая крохи силы из окружающего пространства.

Уже лежа на кушетке в больничном кабинете я наслаждением нырнул вглубь ауры сознанием и ощутил тонюсенький волосок магии, мерно пульсировавший и качающий силу в мой организм. А жизнь-то налаживается.

После всех положенных уколов и медицинских процедур уснуть мне не дали. Всклокоченная и злая как стая голодных зимних волков директриса Лариса Евгеньевна влетела ко мне с громким хлопком двери, от которого вздрогнула даже в край невозмутимая медицинская сестра преклонных лет.

– Что с ним? – Директриса с трудом сдерживало богатырский тембр своего голоса. Но мне все равно почудилось, что стекла тихо зазвенели в резонансе с рыкающими нотками хищника в звуках речи Ларисы Евгеньевны. Евгеши, как исключительно за глаза называли эту грозную женщину все воспитанники детдома.

– Если в целом, то нормально. – Медицинский работник даже отодвинулась от разъярённой начальницы, за малым не метающей во все окружавшее ее пространство молнии. – Ссадины, ушибы, синяки. Ничего угрожающего жизни или здоровью.

– Слава Богу, – директриса даже перекрестилась. Оно и понятно, если бы это ЧП закончилось смертью любого из участников, то у нее было бы масса мало решаемых проблем с законом. У нас ведь как обычно происходит – если что плохое случилось, то надо срочно найти виновного. В просторечии стрелочника. Потому что данный конкретный человек может оказаться виноватым только в том, что оказался не в том месте и времени. А за что зацепиться при желании компетентные органы всегда найдут. Святых то у нас нет. Вымерли вместе с мамонтами, ага. У каждого найдётся куча маленьких грешков. А у кого и крупных скелетов, тщательно распиханных по шкафам. Главное умело потрясти. НКВД в тридцатых это доказало на практике.

– Что там произошло, Володя? – Выпив стакан ледяной воды, поданный медсестрой, наконец, спросила у меня Евгеша. И началась пытка.

– Фух, – с облегчением выдохнул я, когда закрылась дверь за Ларисой Евгеньевной.

Она умудрилась выесть маленькой ложечкой мне весь мозг всего за пятнадцать минут беседы. Талант, что тут еще сказать. Подсознательно чувствуя недосказанность всем своим многолетним опытом педагога, директриса задавала одни и те же вопросы с десятков различных углов. И даже, когда я нигде не сбился, то все равно уходила с эдаким подозрительным огоньком в глазах. Дескать, я знаю, что ты знаешь. Но ничего поделать с этим уже не могла.

Я откинулся на подушках и почувствовал эмоциональную опустошенность после этого длинного дня. Кто бы знал, как тяжело для всех оставаться простым покалеченным подростком, когда привык воевать и командовать на фронтах третьей мировой. Не смотря на знаменитые слова Эйнштейна о камнях и палках в Четвертой.

Нет. Ядерных ударов не случилось совсем не из-за всеобщей разумности и гуманизма. Просто одним из открытий ученых-магов в будущем станет АМ-поле, многократно замедляющее в пределах своего воздействия реакцию ядерного распада и синтеза. Оказалось, достаточно щелкнуть тумблером, и, вместо всесокрушающей плазмы атомного взрыва, в землю утыкалась слегка фонящая урановая болванка. Тоже, конечно, весомый аргумент – как ни крути, а это полтоны прилетевшей на скорости в несколько махов массы, но совсем не удар всесокрушаюшей плазмой температурой в пять тысяч Кельвинов.