Сигнал иного порядка

2

Виктория проснулась разбитой, хотелось проваляться в постели весь день. Искандер уже возился в огороде, не тревожа её мирный сон. Она посмотрела на время, был двенадцатый час. Виктория потянулась, глотнула воды из стакана на прикроватной тумбочке и пошла на кухню. Кофейник среагировал на её подъём и тут же пустился готовить бодрящий напиток. Когда она села за кухонный бар, из него уже поднималась чашка горячего ароматного кофе. Не успела она сделать и глотка, появился Искандер с корзиной свежих овощей и трав:

– Смотри, что огород выдал сегодня! Разве можно представить такую роскошь на Аляске!

Вика отлично помнила, как ругался её муж на северный климат и скудные урожаи домашнего огорода. Ей казалось странным, что эта, так полюбившаяся землянам технология, была настолько недоработана. Не в каждом климатическом поясе удавалось выращивать весь ассортимент посадок. Зато в Египте с этим проблем не было. Огород поставлял столько томатов, авокадо и базилика, сколько их душе было угодно. Вероятно, проблема была в том, что технологию разработали в колонии, где основной зоной обитания были тропики. Во время их работы в Камбодже над комплексом Ангкор местный домашний сад тоже был очень плодовитым. Чего нельзя было сказать о северных районах Земли.

– Да, вчера заметила, что подходят манго.

– Ох, я бы остался здесь навечно! Как же я скучаю по временам личной собственности. Жаль, что нельзя просто купить этот симпатичный домик, и жить здесь припеваючи!

– На мой вкус, летом всё же жарковато…

– Брось, если бы ты обзавелась геномодом, перестала бы так критично на это реагировать. Последние пять лет я совершенно забыл о плохой погоде.

Действительно, Искандер с одинаковым энтузиазмом готов был гулять и в снежные морозы и под беспощадным солнцем пустыни. Всё благодаря поправке гена выносливости. Вике по иррациональной причине не хотелось менять своё естество. Ей было вполне достаточно пары нейромодов, которые вживили ей родители: теперь она могла понимать любой известный человечеству язык, настраивать систему перевода её личной речи, а заодно и лучше запоминать скучные факты. Интересно, знала бы она историю и географию настолько же хорошо, если бы в детстве в её мозг не вмешались? Едва ли.

– Я пока не хочу. Дай мне насладиться хотя бы этим ещё доступным мне страданием. Иначе придётся высасывать причины для депрессии из пальца, как это делает Ларри.

– Как скажешь! – Искандер отставил корзину с дарами огорода и поднял руки в капитулирующем жесте. – Просто я за тебя переживаю.

– Знаю, – Виктория улыбнулась и потянулась к мужу. – За это я тебя так люблю!

Она обняла его и поцеловала в ухо. Признание было искренним, хотя излишняя опека её частенько утомляла.

Они позавтракали, прогулялись по садам набережной возле их дома, покатались на велосипедах по узким улочкам старого Асуана, и перекусили в небольшом бедуинском кафе в порту. Когда солнце коснулось горизонта, супруги уже были дома, готовились к светскому рауту.

Виктория сидела перед трюмо и разглядывала своё лицо. За последние двадцать лет она ничуть не изменилась. Такая же ровная кожа, мягкие щёки, ни морщинок, ни новых родинок. Словно застывшая в камне скульптура. Это казалось чем-то заурядным, скучным. В то же время генные модификации, меняющие цвет глаз или структуру вьющихся медных волос, ей виделись каким-то обманом. Словно предательством собственного существа. Её родители состарились, ведь появились на свет ещё до введения разрешения на усовершенствование плода. Она видела, как сморщились их лица, как потускнел взгляд. Это ужасало и внушало трепет. Вика любила каждую складочку на коже их лиц, которых с годами становилось всё больше. Иногда она завидовала им, ведь внутренне изменилась до неузнаваемости. Облик же замер, намекая на годы только чуть нахмуренной линией бровей.

Погружённая в мысли, Вика монотонно перебирала украшения, будто не знала, что выбрать. Ей было утомительно наряжаться, ведь она привыкла к простой и удобной повседневной одежде археолога. С другой стороны, эти редкие выходы в свет позволяли хоть немного отвлечься от рутины. В моде на Земле было повсеместное излишество. Это касалось одежды, интерьеров и даже манер. Земляне будто изо всех сил старались подчеркнуть своё высокое положение по сравнению с жителями колоний. На взгляд Вики, это было несусветной глупостью, ведь за пределами планеты уже развилась своя культура, которая не оглядывалась на местные причуды. Во всём этом была какая-то ностальгия по ушедшим эпохам. Модники рифмовали современную лаконичную одежду с репликами роскошных украшений королей и королев, хранившихся в музеях всего мира. В Египте по негласному уговору было принято отдавать дань культуре древности, поэтому в туалете любого уважающего себя денди или кокетки были золотые заколки, инкрустированные цветными камнями, массивные разноцветные бисерные воротники, широкие браслеты и лёгкие, почти невесомые ткани. Изредка появлялись бунтари, пренебрегающие историческими отсылками в пользу минимализма колониального стиля. За их спинами хихикали и тыкали в них пальцами, невежливо обзывая несчастных пришельцами.

– Думаешь надеть жемчуг? – испуганно спросил Искандер, выходя из ванной в плиссированной шёлковой рубашке.

– Что?.. – Виктория посмотрела на руки – она машинально крутила перламутровую нитку, словно это были чётки. – Нет, нет. Просто задумалась.

– К этому льняному платью он не подойдёт, – наставлял её муж. – Лучше надень ту золотую диадему, которую мы заказывали в прошлом месяце. Она идеально подчёркивает цвет твоих волос. И браслеты, будет роскошно!

– Ладно, – она выдвинула ящик трюмо и достала оттуда копию диадемы Сат Хатхор Иунит.

Украшение, реплику которого Вика держала в руках, когда-то принадлежало одной из дочерей фараона Сенусерта II. Это был обруч с шестнадцатью цветами, инкрустированный лазуритом, сердоликом и зелёным фаянсом. На макушке крепились перья Амона, спереди змея Урей – символ царской власти, по бокам висели шесть длинных золотых нитей. Виктории нравилась эта диадема, она была изящной и лаконичной по сравнению с большинством громоздких украшений, модных сегодня. Правление отца Сат Хатхор считалось мирным, хоть он и продолжал начинание Аменхотепа II по развитию Нубии, несмотря на многочисленные набеги южных африканцев. Такая культурная отсылка ценилась у модников больше, чем сам вид шедевра. Носить сегодня это украшение здесь, в Асуане считалось особенно утончённым.

– Нужно собрать волосы, – вздохнула Вика. – Иначе сваливается.

– Тебе очень идёт, когда ты поднимаешь причёску! Это подчёркивает твою длинную шею!

– Не слишком вычурно? – придерживая диадему рукой, она крутила головой из стороны в сторону.

– Наоборот, уж слишком изысканно, – улыбнулся Искандер и поцеловал её плечо. – Наденешь напальчники?

– В них так неудобно…

– Брось! Мы ведь не будем ничего делать, пальцы тебе не понадобятся.

– Ох, – Виктория отложила диадему и высыпала из шкатулки на стол двадцать золотых напальчников, так ценившихся при дворе Египтян. – Мне кажется, это моветон. Совершенно другая эпоха. Не вяжется по смыслу.

– Моветон – это туфли и клатч одного цвета! Здесь то же самое. Ты что, воображаешь себя женой фараона? Это ведь и есть истинное искусство – сочетать вещи разных периодов! – восторженно повествовал Искандер, раскладывая напальчники по порядку.

Окончив туалет, пара вышла из своего небольшого купольного белого дома в традициях арабской Нубии и двинулась по набережной к музею. Здание утопало в зелени парка. Оно выглядело точь-в-точь как в день открытия в шестидесятые годы двадцатого века. Это наследие Совет Древностей Земли тоже посчитал важным. Был демонтирован стеклянный купол, установленный на крыше в прошлом веке, чтобы уместить огромное количество экспонатов. Теперь большинство из них уже были возвращены на исторические места: во дворцы, храмы и гробницы.