Страница 4 из 11
– Нина изменилась в последнее время, это все заметили, стала агрессивной, за своего Витеньку готова глотку перегрызть той, что в его сторону посмотрит, – произнесла бывшая учительница, то, что я и так знала.
Не вынести сор из избы не получилось. Лидия Николаевна слышала мой разговор с матерью, а я в порыве злости говорила по телефону явно не шепотом. Может я поступила неправильно, но на заданный вопрос «Почему у меня нет ключей? И почему никто не знает, что я родила, да и вообще была беременна», отвечала правду.
Если на первый вопрос я отвечала легко, словно я про подругу говорила, а не про родную мать, то на второй отвечать не спешила. И это не потому, что мне вдруг стало стыдно, что я воспитываю дочку одна, нет. Мне просто больно говорить, как именно поступил со мной любимый человек, и вроде больше года прошло, пора забыть и отпустить, но душа ноет по ночам, а сердце кровоточит, но самая главная причина, по которой я отмалчиваюсь, является Риша.
Говорить, что моя крошка больна, невыносимо, меня захлёстывает волной адской боли в груди.
– Мама давно изменилась, – произношу делая глоток горячего чая, – как только сестрой забеременела, стала Витю своего слушать, это он её настроил против меня, – тяжело вздыхаю, – мне кажется она его бояться потерять….
– А тебя значит не боится? – склоняя голову на бок, задала вопрос женщина.
– Видимо нет, -грустная улыбка касается уголков моего рта.
Теперь разговор стал тяжёлым, мне не хотелось принимать настолько видимую правду, знать, что родная мать променяла меня на мужика, очень неприятно.
– Ох Кариночка, – качнула головой учительница, – давай тогда лучше поговорим о приятном, – произнесла женщина и перевела свой взгляд на Ришу.
Дочка спала у меня на руках, изредка посасывая пустышку, без которой, к сожалению, она не спит.
– Конечно я хотела бы узнать, куда ты так неожиданно пропала? Но вижу твою кнопку и понимаю, приключилась с тобой любовь, – улыбается женщина.
А мне рыдать хочется. Любовь то случилась, да только не такая как я её представляла, и ожидала. Может мать права, и я действительно ей завидую? Только может не осознаю этого?
– Как я понимаю папа малышки приехать не смог, – не вопрос, утверждение.
– Нет, – вру, но и в тоже время правду говорю.
Кирилл действительно не смог приехать, потому как, не нужны мы ему, он от нас отказался. Да и знать он не знает, что я обратно вернулась.
– Но это даже и к лучшему, а то бы ещё со стыда перед ним сгорала за поступок матери, – снова качает головой.
«Не сгорела бы», усмехаюсь про себя, Кир прекрасно знал, какие между нами отношения, он поэтому и забрал меня к себе жить.
«– Я не позволю так обращаться со своей девочкой!», – всплывут в голове его слова.
С губ практически срывается нервный смешок, который я быстро запиваю чаем.
Женщина больше не стала задавать вопросов касаемо моей жизни, она переключилась на свою работу, стала жаловаться на нынешнее поколение. Якобы сейчас детишки другие, совсем избалованные, и всему виной современные гаджеты, что мешают детям учиться, да и не только это.
Голос учительницы всегда вгонял меня в сонливое состояние, вот и сейчас слушая её рассказ, подавила уже десятый зевок, и старалась не уронить голову на стол и нагло уснуть. И сдерживало меня только одно. Моя спящая крошка на руках.
– Карина, – строго произнесла женщина, – ты почему молчишь, что устала? «Пойдём я тебе в комнату провожу», —моё состояние явно заметили.
– Извините меня, Лидия Николаевна, – аккуратно поднимаясь со стула, стала извиняться.
Стало неудобно за то, что женщина старше меня в два раза, да ещё и учительница, приютила, обогрела, при этом явно отложила свои дела.
– Ты Карина глупости не говори, не за что тебе извиняться, в жизни многое случается, – строго взглянула на меня учительница, – если видишь, что человеку помощь нужна и ты можешь в этом помочь, не проходи мимо девочка, потом и тебе руку подадут, – голос уже звучал мягче.
Ответить мне было нечего, поэтому молча отправилась вслед за женщиной, стараясь не шоркать тапочками, ноги устали я еле волочила их.
Мне выделили комнату, окно которой выходило на дом, где я выросла, посмотрев на двор, заметила некоторые изменения. Отчим явно не ленится. Сбоку от дома появилось небольшое строение из цельных брёвен, и судя по торчащей дымовое тубе, это была баня.
Всё-таки мама получила желаемое. Она ещё отца просила построить ей баньку, папа пообещал, но, к сожалению, не успел. Отойдя от окна, одной рукой убираю покрывало с кровати, укладываю на середину Ришу, и сама ложусь рядом. Я действительно устала, поэтому сон одолевает меня быстро.
Просыпаюсь от начинающего плача дочурки. Вокруг темно, но благодаря горящему фонарю, свет которого проникает в комнату через окно, мне видно очертания мебели и главное свою кроху.
Придвинув дочурку ближе, оголила грудь, помогла своей малышке поймать сосок. По комнате разнеслись характерные для поедания грудного молока звуки. Пока Арина утоляла голод, я дотянулась до телефона, посмотрела время и удивилась, как долго мы проспали.
– И что мы теперь будем с тобой делать? – спросила у своей кнопки, целуя её в маленький лобик.
Время на телефоне показывало семь вечера, а это значит мы проспали около четырёх часов, и если я могу лечь и уснуть, то Риша явно будет бодрствовать часов до одиннадцати. Режим сбит ещё в больнице, и установить его никак не удаётся.
Минут через десять Арина отпускает мою грудь, показывая, что она наелась. Отдёргиваю маечку, поднимаюсь с постели, и беру малышку на руки, подхожу к окну, и застыла в удивлении.
В окнах дома напротив горит свет, а до боли знакомая, женская фигура расставляет посуду на обеденный стол. Шторы прозрачные, и мне прекрасно видно, как моя мать готовиться к ужину.
Смотрю на неё, и глазам своим поверить не могу. Неужели ей настолько наплевать на меня, что, вернувшись домой, и не увидев нас на пороге, она не позвонила и не узнала, где мы?
Внутри, что-то больно надломилось, стало неожиданно всё равно на родного человека, будто между нами разорвали нити родства, сделав нас совершенно чужими. Вот теперь я точно одна, и в борьбе за жизнь Арины, предстоит бороться мне одной.
Глава 4
Дыхание сбивается, чувствую, как струйки пота стекают по спине под толщей тёплой одежды. Мы опаздываем, попали в пробку, и чтобы как можно быстрее попасть в клинику к назначенному времени, попросила водителя открыть двери и выпустить нас на улицу, чтобы добраться пешком. Мы практически на месте.
На выпустили, но прежде мужчина заартачился, я его прекрасно понимаю, он рискует потерять работу. Не имеет он право высаживать пассажиров в не остановки. Но объяснив скомкано ситуацию, водитель с сединой в волосах открыл нам с малышкой передние двери длинного автобуса, и выпустил из тёплого салона.
До клиники мы не доехали всего лишь одну остановку, и вроде не такое уж и большое расстояние, можно пройти и не капельки не устать, но дыхание сбито, свитер под пуховиком влажный, грудь сильно вздымается вверх и следом опускается вниз, а изо рта вырываются клубы пара. Сегодня холодно, и ужасно скользко, после дождя ударил мороз, и теперь в воздухе чувствуется зима.
– Карина Сергеевна? – раздаётся откуда-то сбоку.
Приходится остановится на высоких порожках клиники, и повернуть голову на того, кто окликнул меня по имени отчеству.
Мужчина, на вид лет тридцати-тридцати пяти, крупного телосложения, в кожаную куртку, и тёмно-синих, свободного кроя штанах, стоит на самой высокой ступени порожек, держа в руке стаканчик кофе из автомата.
– Да, – отвечаю и стараюсь внимательно рассмотреть его лицо.
Нет. Мы точно не знакомы, тогда…
– Я товарищ Петра Павловича, – перебивает мой мысленный процесс, – и если вы останетесь у нас, то стану лечащим врачом вашей крохи, – сообщает мужчина.
После его слов в голове раздаётся щелчок, и только после этого до меня доходит, кто именно стоит передо мной.