Не любовница

Михаил наклонил голову и накрыл ртом её сосок, безумно улыбнувшись, когда Оксана в ответ вскрикнула и впилась ногтями в его плечи. Такая маленькая твёрдая горошинка… нежная и чуть сладковатая… Михаил обвёл её языком, прикусил, услышав восторженное «ах!», опустил одну руку вниз, пробравшись ладонью в лосины, отодвинул в сторону трусики…

Мокрая. И гладкая, без волос.

— Какая ты… — прохрипел Алмазов сдавленно, лаская пальцами нежные и влажные складочки, набухший клитор и самое желанное — вход в её тело. — Невероятная…

— Нам нужно перестать, — дрожа, прошептала Оксана, но эти слова расходились с делом — потому что она сильнее раздвигала ноги и двигала бёдрами, насаживаясь на пальцы Михаила. — Это… всё… неправильно…

Его душа была не согласна с характеристикой происходящего. Как это — неправильно, если он ощущал сейчас себя очень правильно. Михаил чувствовал стремительное всепоглощающее счастье и не хотел от него отказываться.

— Всё правильно, — прорычал он, вновь впиваясь в губы Оксаны, и больше она не сопротивлялась. Она позволила ему абсолютно всё, шепча и вскрикивая что-то бессвязное, и каждый её вздох, каждое движение отзывалось в Михаиле бесконечным удовольствием. Он чувствовал себя скрипачом, который играет на любимой скрипке свою самую обожаемую мелодию, и эта мелодия отражается в его душе, преображая её, уничтожая всю боль и гниль, раскрашивая окружающий мир яркими красками…

Михаил не помнил, сколько раз брал Оксану за эти несколько часов, оставшихся до рассвета, но когда наконец уснул, сжимая её в объятиях, то чувствовал себя выжатым до донышка и безумно уставшим — но при этом и невероятно, невозможно счастливым.

Глава 57

Оксана

Просыпаться было настолько приятно, что Оксана отчаянно не хотела этого делать. Тем более что склерозом она не страдала, и воспоминания о прошедшей ночи обрушились на неё сразу, как ушёл сон. Да и странно было бы, если бы не обрушились, — ведь Оксана по-прежнему спала в объятиях Михаила… Миши, как она называла его ночью.

Господи, какой позор. Он же её начальник. У него жена. И дети.

На все эти — несомненно правильные — мысли тело отзывалось сладкой усталостью и ощущением дискомфорта между ног. Неутомимый Алмазов… У Оксаны ни разу в жизни не случалось такого количества оргазмов за одну ночь. Да и сам он… не отставал. И всё это — без презерватива, потому что ни он, ни она не собирались заниматься подобным, не подготовились. Тело из-за этого было липким, а ещё в комнате настолько сильно пахло сексом, что Оксана моментально вновь возбудилась.

Чёрт. Совесть, где ты? Срочно просыпайся!

Но совесть отчего-то молчала, и Оксана, досадуя на собственную безнравственность, выскользнула из объятий Алмазова и прошмыгнула в душ. Хорошенько намылилась, смыла с себя все свидетельства развратного поведения и вылезла из ванны, испытывая неловкость и страх при мысли о том, что скоро придётся общаться с Михаилом, обсуждать произошедшее, наверняка выслушивать его извинения…

Нет, вот только не извинения! Оксана едва не зарычала, подумав об этом. Если Алмазов начнёт разговор со слова «извини», она его чем-нибудь стукнет. Что угодно, только не это! Пусть лучше просто молчит и глазами сверкает. Оксана сама за него всё скажет. И что это была ошибка, и что больше такого не повторится, и что она уволится сразу после каникул. Лучше сказать это всё самой, не ждать подобных откровений от Михаила. Главное — во время разговора позорно не разрыдаться.

Выйдя из ванной, Оксана тут же схватилась за мобильный телефон, проверила звонки и сообщения — нет, ничего не было. Скорее всего, операция длится до сих пор.

Вот что она за человек такой? У неё отец в реанимации, а она полночи трахается, да ещё и с женатым мужчиной. Чем она лучше отца? Да ничем!

Что же это получается — Оксану теперь можно считать любовницей Алмазова? Ну уж нет, дудки! Обойдётся! Подловил её на слабости, поймал в момент слёз и переживаний, вот она и расклеилась, упала в руки, как перезревшее яблоко. Но больше Оксана такой ошибки не совершит ни за что. Мало ей кобеля Коли? Он хоть её мужем был, а Михаил — муж чужой!

Пыхтя от досады и злости на себя и Алмазова, Оксана принялась готовить омлет. Разбила яйца в миску, добавила молоко и специи, поставила сковородку на плиту и уже собиралась зажигать огонь, как вдруг на кухню зашёл сонный и взъерошенный Михаил в одних только джинсах.

Оксана замерла, ощущая, как щёки заливает жаром. Воспоминания о прошедшей ночи вспыхнули в ней сверхновой звездой, опалив сердце и душу, и во рту сразу стало сухо, а в груди — горячо. И даже между ног что-то сжалось и жалобно затянуло, будто готовясь к вторжению…

Взгляд Алмазова оказался не менее обжигающим, чем мысли Оксаны, и она даже опомниться не успела, как Михаил подошёл к ней вплотную, сжал в объятиях и, наклонившись, коснулся губами шеи.

— Миш… — вырвалось невольно, и Оксана едва не застонала, но уже не от удовольствия, а от досады на себя. Хотела же придерживаться официального формата общения! — Я…

— Подожди, Оксан, — прошептал Алмазов, выпрямляясь и заглядывая ей в глаза. — Сначала я скажу. Не хочу, чтобы ты переживала. У меня сейчас нет отношений ни с одной женщиной, в том числе с женой. Наш брак с Таней давно существует только на бумаге.

Оксана задержала дыхание, напряжённо вглядываясь в глаза Михаила. Серьёзные и спокойные, удивительно тёплые — нет, не могут они лгать…

Но как же?..

— Я не буду пока рассказывать тебе подробности своей семейной жизни, хорошо? Не сейчас. Это долгий и неприятный разговор, — продолжал Михаил с той же серьёзностью, ласково поглаживая Оксану по спине. — Просто не хочу, чтобы ты думала, будто всё это было для меня обыкновенным развлечением. Нет.

— А чем это тогда было? — тихо спросила Оксана и чуть покачнулась, услышав в ответ:

— Ты мне нравишься. Сильно. Я бы хотел попробовать… быть с тобой. Но… — Михаил тяжело вздохнул и поморщился. — Мне для этого нужно разобраться со своими семейными обстоятельствами. Там… всё сложно. Не с женой — с детьми, вернее с дочкой. Я обязательно расскажу тебе, но позже.

— Ты сегодня улетаешь? — уточнила Оксана. Михаил кивнул, и её укололо болью и досадой. Казалось бы — почему? Жила же раньше без него. И не думала о том, с кем её шеф проводит новогодние каникулы.

Но теперь всё изменилось.

— Когда я вернусь, мы ещё раз поговорим. Мне нужно подумать, как сделать всё так, чтобы меньше травмировать Машу. Ты понимаешь меня? — Михаил поднял руку и коснулся щеки Оксаны кончиками пальцев. — Я хочу, чтобы ты понимала. У меня непростая ситуация в семье, о которой сложно и не хочется распространяться. Но я отношусь к тебе серьёзно, поэтому прошу — подожди. Не терзайся из-за случившегося, ты ничего плохого не сделала, никому не причинила боли. И не совершай опрометчивых поступков.

— Под опрометчивыми поступками ты имеешь в виду увольнение? — бледно улыбнулась Оксана, и Михаил кивнул, улыбнувшись в ответ. Невесело и как-то обречённо, но улыбнулся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да. Я понимаю, что ты уже об этом думала. Не надо, я тебя прошу. Подожди, хорошо?

— Ладно. — Оксана вздохнула и, поколебавшись, всё же спросила: — А я… правда тебе нравлюсь? А то ты же говорил, что я…

— Очень нравишься, — перебил её Михаил, вновь наклонился и поцеловал, да так трепетно и глубоко, что у неё в голове ни одного сомнения не осталось. — Просто безумно… С ума по тебе схожу, Оксан…

Она не собиралась этого делать. Да и он, наверное, тоже. Просто не удержалась… и залезла рукой в его штаны, обхватывая ладонью твёрдый и чуть бархатистый член и вспоминая, как делала почти то же самое ночью. Провела пальцем по уздечке и задрожала, когда Михаил закрыл глаза, задышал чаще и, простонав её имя, подхватил на руки. Прижал к кухонной стене, задрав халат и отодвинув в сторону бельё, и резко, с хриплым рыком погрузился в её тело.