Не любовница

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Насчёт дочери Алмазов не сомневался ни секунды — он будет считать её своей девочкой, пока существует этот мир и эта Вселенная. Плевать, от кого Таня забеременела, в документах отцом был записан Михаил, он им и останется. Отказываться от ребёнка, который ни в чём не виноват и успел полюбить тебя, называет папой, обнимает и целует — это худший из грехов, по мнению Алмазова. Поэтому вмешивать в их с Таней разборки Машу он не собирался.

Тогда что он собирался делать? Михаил не знал. Даже после демонстрации результатов расследования и правды об отцовстве он понятия не имел, что станет предпринимать. Дома его ждала не только жена-предательница, но и двое любимых детей — девяти и двух лет. Отбирать их у Тани и разводиться? Нет, какой бы ни была его жена, Юру и Машу она любит. И сидит с ними чаще всего она, пока Михаил пропадает на работе. Разумеется, услугами няни Алмазов тоже пользовался, после смерти тёщи гораздо чаще, но она была приходящей и никогда не оставалась на целый день. При всех недостатках Тани, она не могла уйти развлекаться до вечера, отлучалась не дольше, чем на три-четыре часа. И расставание с ней станет для Юры и Маши сильнейшим ударом. Точно так же, как и уход Михаила — в том случае, если он оставит детей жене и сам уйдёт, они пострадают не меньше. Да и не представлял Алмазов, как это так — он уйдёт из семьи. Куда? И что будет с сыном и дочерью? Не дай бог, Таня ещё замуж выйдет за одного из своих любовников, и Юра с Машей будут жить черт знает с кем вместо родного отца. От мыслей о подобном у Михаила волосы на голове шевелились и, кажется, начинали выпадать.

Поэтому нет — разводиться он не собирался. Но с Таней необходимо было поговорить.

Он хорошо помнил, как пришёл тем вечером домой. Обнял детей, стараясь не смотреть на жену, но когда всё же пришлось поднять глаза, ощутил себя человеком, находящимся в общественном туалете, который засорился. И теперь вокруг воняет дерьмом так, что чудится — это не вокруг, это и от тебя воняет, и сам ты тоже…

Таня, по-видимому, что-то почувствовала: столкнувшись с Михаилом взглядами, она слегка позеленела, дёрнулась, будто собиралась бежать, но в итоге осталась стоять на месте. Закусила губу, опустила голову, а потом посмотрела на мужа исподлобья, и от выражения её лица Алмазова ещё сильнее замутило — хотя мгновением ранее казалось, что это невозможно.

Но он ведь теперь знал правду. Знал, что она обманывала его если и не все годы брака, то последние три-пять лет — точно. И к чему этот невинный взгляд, как у овечки? Ешь меня, волк, но знай — не виноватая я. Так, что ли?

Впервые в жизни Михаил осознал, что означает выражение: «Делать хорошую мину при плохой игре»…

Уложив Машу, а потом и Юру, Алмазов махнул рукой в сторону кухни. В то время они жили в другой квартире, и привычка обсуждать важные вещи именно на кухне пошла оттуда. Кухня была дальше всего от детской, риска разбудить детей почти не было. Почти… Юра, как недавно выяснилось, в тот вечер всё слышал. И не удивительно…

Они с Таней сели за стол. Почти мирно, как обычно, рядом друг с другом. Михаил скользнул мимолётным взглядом по поверхности стола, которую жена ещё не успела протереть после того, как Маша размазывала по ней картофельное пюре во время ужина, и глухо поинтересовался:

— Зачем ты изменяешь мне, Тань?

Глава 29

Сразу после этого Алмазов поднял голову и посмотрел на супругу. А Таня… что ж, на тот момент она ещё не понимала всю серьёзность ситуации, потому что сразу поджала губы, тяжело вздохнула и жалобным голосом сказала:

— Кто-то тебе наплёл про меня? Не верь, Миш. Ты же знаешь, я…

— Вот именно — знаю, — хмыкнул он, вновь ощущая бешеную злость. — Я знаю, что Машуня — не моя дочь.

Таня побледнела, как мел. Даже губы посерели, и в глазах мелькнул ужас.

— Миш…

— Хватит, — рявкнул он, треснув кулаком по столу, но тут же, опомнившись, произнёс гораздо тише: — Прекрати врать. Я хочу услышать правду.

Правду… Что ж, правда и Таня оказались несовместимы. И жена, горько заплакав, принялась рассказывать Михаилу легенду о том, что это было у неё только один раз, она была не совсем трезвая, очень жалеет и вообще. А больше ни-ни, никогда!

Алмазов слушал это враньё, смотрел на слёзы жены и, в отличие от прошлого раза, когда она разыгрывала перед ним примерно такой же спектакль, ясно видел, что Таня неискренна. И почему поверил тогда, почему не увидел, не распознал?

Неужели те самые «розовые очки», из-за которых влюблённые не могут рассмотреть очевидное?..

— Тань, перестань, — осадил он её в конце концов. — Не могу я слушать этот бред. Хватит. Я не только ДНК-тест делал. Я ещё и к частному детективу обратился.

Она замерла, резко прекратив плакать.

— Ты… что?..

— Обратился к частному детективу, — вздохнул Михаил устало. — Потому что понимал: если скажу тебе о результате теста, ты будешь вешать мне лапшу на уши. И даже осознавал, какую именно лапшу. Сейчас ты этим и занимаешься — пытаешься меня развести.

Таня побагровела.

— Ты… Миша! — Она прижала ладони к щекам, вновь изображая из себя невинную. — Как ты мог поверить какому-то… Он же наверняка наврал, чтобы гонорар оправдать!

— Или не наврал, — иронично, но горько улыбнулся Михаил, встал с табуретки, пошёл в коридор, вытащил из дипломата ту самую папку и вернулся на кухню. Молча отдал всё Тане, сел — и внезапно подумал, что зря он, наверное, не курит. Сейчас было бы кстати…

Жена листала собранные детективом доказательства, в том числе и фотографии, и выражение её лица было… непередаваемым. Она то бледнела, то зеленела, то краснела, то начинала вздыхать и всхлипывать, то явно злилась, сжимая пальцы на листах бумаги так, будто желала их порвать. В конце концов отшвырнула от себя папку, будто та была прокажённой, и яростно зашипела:

— А что ты хотел, Миш?! Я вышла за тебя замуж в восемнадцать лет, не успела ничего повидать! Да, мне интересно встречаться с другими мужчинами! Да, Машка не от тебя! И чего теперь, бросишь нас?! — С каждой фразой её голос всё сильнее повышался. — Не нужны мы теперь тебе будем, да? Особенно Машка, она же чужая!

— Замолчи, — резко и громко перебил её Михаил. — Что ты несёшь, Таня? Как мои дети могут быть мне чужими?!

— Юра твой, а Маша…

— И Маша моя! — заорал Алмазов, вскакивая из-за стола и напрочь забывшись. — И чтобы я ничего подобного больше не слышал от тебя! Никому не вздумай этого говорить, особенно самой Маше, поняла?! Поняла, Таня?!

— Да поняла я, поняла! — Жена тоже вскочила, попыталась обнять, но Михаил отстранился. — Миш, пожалуйста! Не надо! Ну извини меня, я… не могу иначе, пойми! Мне нужно это!

— Что нужно-то? — Он всё отлеплял и отлеплял от себя её руки. — Другие мужики, что ли? На хера, Тань? Мне же другие бабы не нужны, зачем тебе-то другие мужики?!

— Ты просто не пробовал…

— Что-о-о?! — проорал он сдавленно и, окончательно отодвинув в сторону жену, отошёл от стола. — Ты совсем сдурела?! Ты что говоришь-то такое?!

— Миш… — Она потянулась к нему с залитыми слезами лицом, помотала головой. — Прости, я не то хотела сказать! Вырвалось… Я так не думаю!

— Да х** знает, что ты вообще думаешь и чем, главное! — вновь повысил голос Михаил. — П**дой, наверное! Таня, мать твою! Почти десять лет брака! Псу под хрен! Ну чего тебе не хватало, а?! Чего?!

— Не знаю, не знаю! — Она снова разрыдалась, села на пол и посмотрела на Михаила исподлобья, но на этот раз её взгляд был виноватым. — Не могу я просто дома сидеть! Мне хочется, чтобы смотрели, комплименты делали. Нравится это! Нравится!

— То есть, ты будешь продолжать мне изменять, правильно я понимаю? — подытожил Михаил уже почти спокойно, и Таня замерла. Сглотнула и побледнела, явно не зная, что ответить на подобный вопрос.

Сказать «нет, не буду» она не могла, а «да, буду» — тем более.