Не любовница

Оксана оделась, переобулась — уличную обувь она оставляла в пакете в гардеробе — и вышла из здания, намереваясь заказать такси уже на улице. Подождёт немного, воздухом подышит, посмотрит на снежок — снегопад к ночи разыгрался нешуточный, валил так, что неба не видно, одни кружащиеся в танце мохнатые снежинки. Наверняка придётся в пробке постоять, но спускаться в метро Оксане всё равно не хотелось — в коротком платье она чувствовала себя неуютно, тем более что куртка у неё тоже была не длинная, все ноги наружу. Лучше в тёплом салоне посидит.

Оксана как раз залезла в приложение и набрала адрес, когда откуда-то сбоку послышался характерный звук — кто-то смачно опорожнял желудок. Она поморщилась, покосилась за угол ресторана и замерла, поняв, что качающийся пьяница подозрительно смахивает на её шефа…

Едва не уронив телефон от удивления, Оксана убрала смартфон в карман куртки и быстро пошла по направлению к Алмазову, пока ещё надеясь, что обозналась. Но нет! Это действительно был он. Стоял на углу заведения без верхней одежды, в костюме и ботинках для помещения, держался за стенку, закрыв глаза, и дышал. Его больше не рвало, но на всякий случай Оксана не стала подходить слишком близко.

— Михаил Борисович! — позвала она осторожно, останавливаясь в двух шагах от шефа. — Михаил Борисови-и-ич!

Алмазов качнулся сильнее, и Оксана, сквозь зубы выругавшись, подхватила его под мышки.

— О-а-а-на, — простонал он, едва не сверзнувшись на землю, несмотря на её поддержку. — О-а-а-на…

Ничего, кроме мычания, Оксана от шефа тогда так и не добилась, поэтому кое-как дотащила его до проезжей части и вызвала такси. В ресторан возвращаться не стала — понятия не имела, оставлял ли Михаил Борисович там свои вещи. Да даже если оставил, вряд ли их выдадут без номерка, который тоже неизвестно где, если вообще в наличии. Поэтому Оксана решила, что с одеждой шеф потом разберётся сам, её дело — просто погрузить его в машину и убедиться, что он попал домой, а не замёрз под ближайшей сосной.

Это оказалось не так-то просто — Алмазов максимум мычал и хмыкал, таксист ругался, и к тому моменту, как Оксана оказалась в собственной квартире, с трудом дотащив туда шефа, она успела тысячу раз пожалеть, что заделалась спасательницей. И злость на начальника, которая несколько поутихла в последнее время из-за отсутствия у Михаила Борисовича встреч с любовницами, разгорелась с новой силой.

А утром шеф ляпнул, что она непривлекательна, и Оксане стало совсем обидно.

Глава 14

Михаил

Утро после корпоратива

Настолько мерзотно Михаил не ощущал себя ни разу в жизни. И вовсе не от отвратительного похмелья, больной головы и жуткого запаха изо рта, хотя и это всё не радовало. Нет, сильнее всего его выбивало из себя то, что он умудрился нагрубить Оксане.

Удивительно, но если с женой Михаил давно не следил за языком — ему было безразлично, как и в каком тоне он с ней разговаривает, — то обижать своего секретаря совсем не хотелось. Таня хотя бы заслужила подобное обращение, а Оксана не сделала ему ничего плохого, чтобы он тут оскорблял её с утра пораньше.

Михаил медленно, держась за кружащуюся голову, встал с кровати. Огляделся, пытаясь сообразить, где здесь может находиться ванная. Подумал, что ближе к коридору, и побрёл туда.

В ванной скинул всю одежду, принял почти ледяной душ, почистив зубы пальцем и хорошенько прополоскав рот, вылез… И поморщился, осознав, что одеться решительно не во что. Вчерашняя одежда была мятой и несвежей, но не выходить же к Оксане в одном полотенце на бёдрах, как в пошлом любовном романе? Пришлось напяливать трусы и брюки, благо ни на том, ни на другом Михаил не обнаружил следов рвоты или какой-либо грязи. И за это, как и за то, что он вообще остался жив, надо было благодарить Оксану.

События последних дней, особенно атмосфера у него дома, изрядно подействовала на психику, и накануне Михаил, закрывшись на корпоративе в «випке», наклюкался почти как в тот день, когда узнал правду о Маше. Тогда он ещё наивно думал, что это была первая и единственная измена Тани. Знал бы, что не первая и не единственная, наверняка в петлю бы полез. А теперь уже было всё равно.

Сейчас его беспокоили дети. Юра с неприятием матери, Маша с лишним весом и игрой в семью. Надо каким-то образом затащить к психологу хотя бы её, но как?! Не насильно же вести, она просто не будет разговаривать. И если бы только с психологом, но и с Михаилом тоже. Необходимо мягко уговорить, но у него не было ни одной идеи, как это сделать, и посоветоваться было не с кем. Ближайшие друзья все женаты на нормальных женщинах и считают Таню такой же, как их жёны, и посвящать кого бы то ни было в подробности их странной семейной жизни… нет, Михаил не мог. Он вообще никому и никогда не рассказывал о том, что делала Таня.

Да, бухать в одиночестве не было выходом, и Михаил это понимал. Но у него просто не выдержали нервы…

Последнее, что он помнил — как, прихватив бутылку с остатками коньяка, побрел прочь из ресторана. По дороге удивительным образом никого не встретил, кроме охранника на входе, который попытался его окликнуть, сказал что-то про одежду, но Михаил только рукой махнул и промычал:

— В машине.

Он даже не подумал, что в подобном состоянии не сможет сесть за руль. Вышел, завернул за угол, напрочь забыв, где находится стоянка, отхлебнул коньяка… Потом ещё, и ещё…

Кажется, после этого его стошнило, но в любом случае где-то тут воспоминания и обрывались. Потом вспыхивали короткими и яркими образами — вот Оксана поддерживает его, чтобы не грохнулся, вот тащит к машине, вот пытается что-то ему сказать, сидя в салоне автомобиля… Нет, дальше пусто. Значит, где-то в такси он окончательно отрубился. Удивительно, как секретарь дотащила его до квартиры. Такая маленькая… такого здоровенного…

А Михаил назвал её непривлекательной. Тьфу ты, дебил!

Он вздохнул и вышел из ванной — в одних брюках, без рубашки, она всё же была слишком вонючей. И направился на кухню, отчего-то стараясь ступать потише — то ли чтобы не беспокоить лишний раз Оксану, то ли потому что от малейшего звука начинала трещать голова.

И эта самая голова затрещала сильнее, как только Михаил подошёл к дверному проёму, ведущему на кухню, и заметил, что Оксана стоит у окна и… кажется, плачет.

О-о-о, нет. Чёрт-чёрт-чёрт!!!

Она действительно плакала. Тёрла маленькими кулачками глаза, как ребёнок, шмыгала носом, вздыхала, и от этого её смешные волосы-пружинки вздрагивали в такт, словно тоже были расстроены.

Михаил, ругая себя на чём свет стоит, шагнул в кухню, и Оксана, моментально заметив его, напряглась, выпрямилась, кинула мимолётный взгляд, но тут же отвернулась.

— На плите яичница, на столе кофе. К сожалению, от похмелья у меня больше ничего не имеется. Ешьте, пейте, а я пойду, — протараторила она слегка дрожащим голосом, попыталась прошмыгнуть мимо Михаила, но он не позволил, взяв Оксану за руку.

— Простите меня, ради бога, — сказал искренне, испытывая дикий стыд при взгляде на её красные растёртые глаза. — Я не хотел вас обидеть.

— Ерунда, забудьте, — выдохнула Оксана, дёрнула рукой, но Михаил держал крепко.

— Не ерунда. Послушайте…

— Не нужно, — она поморщилась, и он пришёл в ужас, когда из-под зажмуренных век по щеке скатилась прозрачная слезинка. — Не врите, пожалуйста. Я всё понимаю, видела же ваших… Вы просто сказали правду, я для вас непривлекательна. Я не обижаюсь. Всё в порядке.

У Михаила отчего-то безумно колотилось сердце. А ещё очень хотелось обнять, по-настоящему обнять Оксану, утешить, сказать, что это всё ерунда, неправда, а на самом деле…

Но он для этого был уже недостаточно пьян.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Оксана Вале… — начал Михаил, стараясь всё-таки придумать какие-то слова утешения, однако не успел — в дверь неожиданно позвонили.