Страница 47 из 78
Мужчина выглядел жалко: хмурое лицо, негодующий взгляд, поджатые губы – коктейль из ярости и беспомощности. Обойдя стол главы, Горидас остановился рядом, с беспристрастным видом указывая рукой на высокие двустворчатые двери.
– Прошу, хотя бы одну партию по старой цене! – умоляюще воскликнул Олар.
Сарманель поднял голову, оскалился – он уже давно разучился улыбаться, губы растягивались в жалкое подобие доброжелательности, а взгляд оставался острым, пронизывающим и ядовитым, как у хищника, рассматривающего свою жертву.
– Нет! – прозвучал отказ, как удар грома. – Убери.
Горидас положил руку на спину господина Олара, мягко подталкивая того к выходу.
Когда приемная опустела, Сарманель вновь оторвался от бумаг и, вцепившись в железную трость, созданную мастером по магическому металлу, который сделал ее легкой и прочной, поднялся и похромал к дивану, стоящему в затененной нише.
– Больше не допускай, чтобы меня беспокоили по таким вопросам, – хрипло дыша, произнес глава.
– Да, господин. – В такие минуты лицо Горидаса всегда было непроницаемо. Чтобы добиться нынешнего положения, ему пришлось многому научиться.
Сарманель задумчиво пошевелил пальцами, обхватывая чуть сильнее рукоять трости, украшенную ограненным звездным камнем – мутным в дневных лучах, но сверкающим при луне своими собственными созвездиями, заключенными в его оболочке.
– Сколько ты служишь мне, Горидас?
– Не знаю, господин. Я не считаю.
– Меня прельщает твое благородство, мальчик, в отличие от остальных ты всегда знаешь верный ответ. – Сарманель не мигая смотрел на своего советника. – Пятнадцать лет – срок, заслуживающий награды.
Волосы главы давно поседели, щеки обвисли, лицо выражало вечное недовольство – не озлобленность, а ожидание неприятностей, будто каждый раз, поднимаясь с постели, старик предвкушал дурную весть.
Советник молча слушал.
– Раз ты сирота, может, мне дать тебе семью? – спросил глава, лукаво глядя на подчиненного. – Подкрепить чем-то серьезным твою верность. Что ты об этом думаешь, Горидас?
– К чему вы ведете, господин? – Самообладанию мужчины оставалось лишь позавидовать. Сцепив руки за спиной, он неподвижно стоял, как солдат, несущий службу.
Глава тихо засмеялся, издавая скрипящий, как старые матрасные пружины, звук.
– Зачастую женщины – расходный материал. Вот они есть, а вот их нет. Выдать замуж, продать, обменять, разницы нет, если присутствует выгода. Что ты думаешь об этом, Горидас? – Старик всегда произносил имя советника четко и тяжело, будто раз за разом надавливал на один и тот же рычаг.
– Не могу с вами не согласиться, – сказал советник, добавив: – Но иногда одаренных лучше оставлять при себе, и я говорю не только о магической силе.
Взгляд Сарманеля стал цепким, сверлящим и оценивающим.
– Она тебя восхищает? Или, может, что-то произошло, пока ты жил в Холирале? – В голосе главы появились стальные нотки. – Меня поражает, как стремительно малышка из разменной монеты превратилась в козырь в рукаве, что даже мой верный слуга…
Сарманель неожиданно замолк, вновь преображаясь и приобретая прежний лукавый вид. Горидас смотрел в пол, не отвергая и не подтверждая слов господина.
– Так что тебя привлекает в ней? Мне любопытно. Говори, – властно потребовал глава.
Горидас поднял голову и, заглянув в серые бездушные глаза Сарманеля, сдержанно произнес:
– Стойкость. Меня удивляет ее стойкость.
– Хм, интересный ответ. Но я тебя понимаю, – оскалившись, сказал глава. – Молодость, как дорогое вино, необходимо испивать до дна.
За окном кабинета столица, погруженная в темноту позднего вечера, сверкала огнями. Хотя центральный район города отличался строгостью и показной аккуратностью: богатые особняки, ухоженные сады, широкие улицы, вывески редких заведений были неотличимы друг от друга, а освещение исключительно одного оттенка – светло-голубого, чуть менее яркого, чем цвет неба в безоблачный день.
Несмотря на годы, Сарманель занимался большинством дел рода самостоятельно, крепко держа власть в своих руках, кто-то бы даже сказал, что старик вцепился в нее мертвой хваткой, не желая уступать молодому поколению. Но так или иначе, возраст брал свое, и даже ежедневные приходы целителя с каждым месяцем помогали все меньше.
– Ты ведь знаешь, женщины Райалинов не выходят замуж без моего согласия. Собственность надо защищать, и я в свое время позаботился об этом, – тяжело заговорил глава. – Законы внутри нашего рода делают нас кем-то большим, чем группкой людей, связанных одной фамилией и кровью.
– Это очень предусмотрительно с вашей стороны, – все так же сдержанно отозвался Горидас.
– Знаю. На мое удивление, Горидас, лишь твоя лесть не вызывает во мне раздражения, – посмотрев в окно, ответил старик. – Я очень близок к желаемому, но, перед тем как заплатить свою цену, хочу убедиться, что ничего не упускаю. Что ты думаешь об этом?
– Думаю, эта встреча внесет ясность. Если у вас есть сомнения, лучше их проверить. По моим личным наблюдениям, потеряв память, Конкордия стала смелее, возможно, давление семьи и обстоятельства смерти ее матери не давали раскрыться потенциалу, – чуть помедлив, изрек Горидас.
Сарманель Райалин медленно кивнул, думая о своем. Трость тяжело опускалась на красный ковер, издавая глухой стук.
– Подготовь все к поездке в Холирал. Мы примем приглашение.
– Какое именно, господин? – все так же безропотно осведомился советник.
– Оба, – проскрипел Сарманель. – И от некроманта, и от академии. Лучше встретиться с ним за пределами столицы.
– Хорошо, я вас понял. Разрешите идти?
– Иди, – позволил глава, небрежно махнув рукой, но неожиданно добавил: – И еще, насчет твоей награды… Если эта девочка в самом деле настолько полезна, как мне кажется, то я отыщу способ и ее оставить, и получить свое. Нашему роду не помешает свежая кровь. Взяв дочь Картуса в жены и приняв наше имя, ты получишь все, о чем можно желать.
Горидас сглотнул, всего на мгновение выказав потрясение, что не укрылось от довольно оскалившегося старика.
– Это неожиданно, господин.
– Знаю. Но за верную службу должна быть высокая награда, не так ли? – лукаво сказал Сарманель и, не дожидаясь ответа, поторопил: – Все, иди, занимайся своими делами.
Горидас кивнул и развернулся к дверям, а глава рода лишь с напряжением смотрел ему вслед.
Скрип половиц словно приветствовал гостью. Эмма чувствовала, как мягко пружинит дерево под ногами. За старым особняком следили, никаких признаков влажности или потрескавшейся штукатурки не было, даже угадывался запах свежести, будто неподалеку открыли окно, впустив ночной воздух.
Но глаза девушки слипались, не давая насладиться обстановкой, а взор некроманта, напротив, оставался ясным – недостаток сна давно слился с его привычным ритмом жизни.
– Здесь. – Даниэль остановился.
Дверь одной из спален открылась, и оба вошли внутрь. Помещение чем-то напоминало комнату на нулевом этаже, те же шкафы и магический проигрыватель, широкая кровать, ковер, несколько дверей, ведущих неизвестно куда, и распахнутое окно с подрагивающими от ночного ветра шторами.
– Как же я хочу спать. Мне бы целителя… – прошептала Эмма, закрыв глаза.
Цвет стен варьировался от темно-серых до почти белоснежных. Но если комната Конкордии выглядела безликой, то эта была вполне обжитой из-за мелких деталей, всплывавших тут и там, – картины с цветными кляксами, шторы древесного оттенка, полка над кроватью с коллекцией камней причудливых форм, над которой прямо на стене нарисована летящая черная птица, оставляющая за собой красный дымный след.
– Почему ты улыбаешься? – на ходу спросил Даниэль, не стесняясь расстегивая рубашку.
– Да так, вспомнила… Ты говорил, что мне понравится твоя спальня, и неожиданно оказался прав. – Взгляд природницы чуть дольше задержался на теле Лефевра. – Оденься, пожалуйста.