Чёрная Тишина

Нет времени на раздумья! Нужно действовать!

Продолжая смотреть глаза в глаза водителю, Вероника начинает “случайно” соскальзывающей ногой отталкиваться от защищаемой водителем коробки передач. Коробку заклинило и даже несколько чётких ударов по рычагу, прошедших защиту в виде машущего рукой возмущающего водителя, не дают сдвинуть его с места.

– Ей! Что ты делаешь?

Их взгляды снова встречаются. Покрывшаяся потом Вероника слышит, как от неё пахнет страхом и неуверенностью. Прочитавший всё это в её глазах водитель начинает хмуриться и тянет к ней свою руку, а Вероника уже в открытую изо всех сил продолжает бить по рычагу. Его обгорелые облезлые пальцы уже почти касаются её лица, когда рычаг поддается и, за секунду до резкого торможения, Вероника успевает перемахнуть на задние сиденья и упасть на пол, закрыв голову руками.

Под визг шин и рёв мотора Веронику вдавливает в пол. Когда автомобиль останавливается, она в первую очередь проверяет Алёшу – ребёнок спит, словно ничего и не произошло. Осторожно обернувшись, она видит, как водитель с разбитым о руль лбом обеими руками вцепился в рычаг коробки передач, застрявший в положении D. Навалившись всем своим весом, он пытается сдвинуть его в любое положение, но безуспешно.

Глаза водителя, которые заливает собственная кровь, встречаются с испуганными глазами Вероники.

– Что ты наделала?!

Позабыв о ней, он разворачивается на сто восемьдесят градусов и начинает дёргать за дверную ручку и толкать дверь плечом, пытаясь выбраться из автомобиля. Дверь остаётся на месте. Кнопки замка двери одновременно щёлкают и опускаются во всех дверях автомобиля. Водитель выхватывает свой пистолет и, нацелившись в стекло намеревается выстрелить, но внезапно отстегнувшийся ремень безопасности оборачивается вокруг его запястья и выкручивает его, вынуждая выбросить пистолет, скрывающийся под сиденьем. Ремень резко затягивается, блокируя движения левой руки.

– Да я тут при чём?! – кричит истекающей кровью водитель.

Ремни, бережно хранившие безопасность ребёнка, осторожно отстегиваются, замок перед Вероникой срабатывает и дверь распахивается сама собой, словно, призывая их покинуть автомобиль, пока водитель неистово вопит:

– Ты же знаешь меня!

Свободной рукой водитель отчаянно пытается повернуть заклинивший стояночный тормоз. Двигатель набирает обороты, а покрышки на разгоняющихся колёсах начинают дымить. Вероника хватает ребёнка и, прижимая его к себе, вываливается из автомобиля. Дверь за ней захлопывается.

– Это Нанаец так решил! Я тут ни при чём!

Включившееся радио играет всё громче и громче, заглушая крики. Автомобиль срывается с места. Несмотря на попытки водителя, крутящего руль свободной рукой и пытающегося войти в поворот, машина вылетает с дороги и, как сошедший с рельсов поезд, снося всё на своем пути, скрывается за деревьями.

Проходит не больше минуты, как Вероника перестаёт слышать звук мотора.

Проходит не больше часа, когда она, уставшая, с ребёнком на руках, выбивается из последних сил. Она осторожно укладывает ребёнка на серый асфальт и ложится на спину рядом с ним, пытаясь отдышаться. За всё это время ни одной машины, ни одного звука, ни одной птички или дуновения ветерка. Только запах леса, земли и какого‑то безнадёжного волшебства.

Повернув голову, она смотрит на мирно спящего ребёнка. Проводит рукой по его светлым волосам. Смотрит, как он дышит. Он спит так мирно, словно знает: всё будет хорошо.

Она закрывает глаза и, больше не сдерживаясь, начинает плакать. Как она могла забыть? Как можно забыть о своем ребёнке? Слёзы текут из глаз, а в горле стоит ком. Она растирает слёзы по лицу, но они текут, не останавливаясь. Она не знает, что делать.

Но вот она улавливает лёгкое движение воздуха. Как будто ветерок. Он приносит аромат: жареные сосиски и кофе.

Ещё не до конца вытерев глаза, она видит недалеко от себя красное пятно электрической вывески у дороги. Она вытирает глаза.

Да! Это заправка!

Вероника поднимается, хватает Алёшу и подпитываемая надеждой на то, что всё будет хорошо, еле перебирая ногами, направляется к заправке. Главное, что теперь она вырвется из этого леса пропитанного запахом безнадёжного волшебства и стройными рядами одинаковых деревьев.

Приблизившись к заправке у Вероники, отвисает челюсть и подкашиваются ноги. С ребёнком на руках она падает на колени перед заправочной станцией, у которой на вывеске красуется всего лишь три затёртые временем буквы: О.П.Р.

Глава 10

Под звук ритмично щёлкающего поворотника, побывавший в серьёзной аварии и непонятно как ещё движущийся автомобиль медленно проплыл на располагающуюся посреди непроглядного леса одинокую ретрофутуристичную заправку времен СССР в форме пирожка или летающей тарелки, на вывеске которой в лучах закатного солнца красовались три затёртые временем буквы:

О.

П.

Р.

Заклинившая передняя дверь отвалилась, как только Иван попытался её открыть. Вслед за ней на серый асфальт выпал сам Иван, побитый и покорёженный не менее автомобиля, он был ни жив ни мертв. С трудом поднявшись, на трясущихся ногах, весь в ссадинах и пятнах крови он уже побрёл к магазинчику заправочной станции, когда дымящийся автомобиль трижды взвыл ему в спину:

– Би‑би би‑и!

– Сама пошла! – резко развернувшись, гневно выпалил Иван в ответ.

– Би‑би‑и!

– Нет, ты!

– Би‑би‑и!

– Нет, ты! Ты тупая!

– Бип‑би‑и‑и‑и…

Яростно мигая фарами, клаксон ретроавтомобиля постепенно таял в вечерней тишине леса. Когда Иван прошёл в распахнувшиеся перед ним автоматические двери магазинчика заправки, на парковке лежала уже мёртвая груда железа.

За одним из двух ярко‑красных столиков, облокотившись лбом на сложенные руки, дремала Вероника. Вдалеке на красном диванчике спал Алёша.

– Ядрёна вошь! – скрипучий как ветка на ветру голос резанул Ивана. – Чаво так долго, а‑а?!

Смуглый худощавый высокий человечек преклонного возраста с густой седой бородой, зеленоватой местами как это бывает у стариков, облачённый в фирменные поло и кепку цветов заправочной станции, с логотипом ОПР, бросил все свои дела и обратил всё внимание вновь прибывшему посетителю.

– В порядке ли сам? – пискляво обеспокоился человечек.

– Да эта вон. Чуть не угробила. – Иван кивнул головой в сторону Вероники и, кривя лицо, уселся за свободный столик. – Печь освободила! А та и Нанайца‑то не любила, а тут я! Вообще считай чужой. Пока всё объяснил чуть не помер.

– Во потеха‑то была б, если б помер!

Иван серьёзно посмотрел на старичка и продолжил причитания.

– Да ладно я, а Печь‑то, похоже, померла!

– Да не. Эта не такая. Эта ещё из тех. Василиса её вмиг оживит, – закивал человечек завернув за свой небольшой прилавок и устанавливая бумажные стаканчики в кофемашину. – Печь она‑то, как и любая другая вещь, хозяина чувствует, а без хозяина и сама вещь уже другою становится.

Длинный кривой палец старичка завис над кнопкой включения кофемашины. Так и замерев, глядя в одну точку перед собой, он серьёзно пробормотал:

– Что произошло?

– Астролябия ни черта не работает! Вот что произошло!

Иван обиженно выбросил таинственный артефакт на стол.

– Оборотень оказался заражён! А она этого не показала! Вот эти вон, – Иван кивнул в сторону Вероники, – похоже, вызвали Пиковую Даму, а волк заразил и её, а Нанаец…

– Про Нанайца слышал… Это да‑а… Потеря страшная. Для всех нас. Невосполнимая…

Иван скривился от этих слов, но старичок быстро вернул разговор в нужное русло.

– А потом‑то что?

– Волк‑то этот. Он на мгновение в себя пришёл. Как будто очнулся от наваждения. Если бы не он, я б не выбрался.

– Так я тебе и поверил, – скептично затрещал старичок, возобновляя движение пальца к кнопке включения кофемашины.

– Да правду говорю! У него даже глаза поменялись! Как будто он смог победить в себе этого Кошмара!