Огромный бриллиант

— Я чувствую то же самое, — говорит она и с лучезарной улыбкой берет свой телефон, на этот раз показывая сообщения, которые отправила мне после того, как ушла этим утром.

— Посмотри. Просто взгляни.

О той ужасной лжи.

Было так больно говорить об этом.

Я не имела это в виду.

Для меня это все по-настоящему.

Ты тоже это чувствуешь?

Я отрываю взгляд от экрана и опускаю ладонь ей на грудь, над самым сердцем. Оно бешено стучит под моей рукой.

— Да, Мамонтенок. Я чувствую это, везде.

Она хихикает, когда я называю ее ласковым прозвищем, известным только нам.

— Я тоже. Но прежде, чем мы погрузимся в изучение этого везде, мне все-таки хочется, чтобы ты прочел остальные сообщения, — говорит она, убирая мою руку со своей груди, и протягивает мне телефон.

Круто. Я только что поняла, что посылала все эти сообщения сама себе. ПОТОМУ ЧТО ТВОЙ ТЕЛЕФОН МОРГАЛ В МОЕЙ СУМОЧКЕ!

Ладно. Согласна. Это отстойно.

Ты должен знать, что я сказала все те слова на поле, только чтобы помочь. Я пыталась придерживаться плана. Сделать все правдоподобным. Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛА, ЧТО ТАК ПОЛУЧИТСЯ.

Ох. Теперь я чувствую себя ужасно. Испортила все еще больше, да?

Я разговариваю сама с собой. Ну-ка, посмотри, что я нашла…

Кажется, у меня еще и твои ключи с бумажником. Хм. У тебя много кредитных карт.

А не купить ли мне новую сумочку от Kate Spade?

Или лубутены.

ТЫ ГДЕ? ЗАБЫЛ, ГДЕ Я ЖИВУ?

Я не верну этот телефон, если наши чувства не взаимны. Клянусь, если увижу тебя, и окажется, что мои чувства безответные, то не видать тебе своего телефона. Под молотом моего смущения его ждет быстрая безболезненная смерть.

Но если ты читаешь сообщения, это означает только одно.

Ты тоже без ума от меня.

— Я совершенно лишился рассудка, — говорю я, и наши губы снова сливаются вместе.

Но пока этот момент не стал жарче, пока она не оседлала меня так, как мне хочется, нам каким-то образом нужно успеть побывать в Центральном парке и на бейсбольном поле. Автомобиль останавливается, и мы идем по траве к бейсбольной площадке. Там сейчас идет очередная игра — сеть пиццерий против обувных бутиков. Я притягиваю Шарлотту ближе к себе.

— Но здесь, — говорю я, указывая на землю, — здесь я был огромным тупицей.

Она улыбается.

— Почему это?

— Потому что прямо здесь, сегодня, но чуть раньше …— я перевожу дыхание, готовясь открыть свое сердце. — Именно здесь женщина, которую я люблю, пожертвовала собой ради меня, — она ахает, когда я произношу слово на букву «Л». — Я должен был сказать, что люблю тебя. Мне следовало все рассказать тебе, — придвигаясь ближе, я прижимаюсь к ее лбу своим. — Я должен был признаться, что безумно люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Меня практически убили твои слова о том, что это было всего лишь притворством.

— Спенсер, я сказала это не всерьез. Просто пыталась спасти ситуацию.

— Теперь я это знаю. Я был дураком. Но, что Бог ни делает, все к лучшему. Видишь ли, только потеряв тебя, я понял, что готов на все, лишь бы быть с тобой. Ты моя единственная. Все это время ты была у меня под самым носом, и может показаться, что я влюбился всего за неделю, но это не так. Потому что мои чувства к тебе зрели на протяжении многих лет. И чтобы осознать это, мне потребовалось притвориться влюбленным. И самое главное — ты единственная женщина, которую я хочу любить, — я касаюсь кончиками пальцев ее щеки. Глаза Шарлотты счастливо блестят. Я узнаю эти эмоции, потому что сам чувствую то же самое. — Я уверен в этом, потому что ради тебя готов с удовольствием съедать всех зеленых мармеладных мишек, готов истязать себя, слушая вместе с тобой «Скрипача на крыше», пить по ночам безалкогольную «Маргариту» или пиво. Если ты устала или у тебя болит голова, я хочу относить тебя в постель. А еще я хочу заниматься с тобой любовью ночи напролет.

С ее приоткрывшихся губ слетает довольный вздох. Она хватается меня за ворот рубашки и притягивает ближе.

— Сегодня у меня не болит голова. И я тоже хочу заниматься этим ночи напролет. Я тоже хочу всего этого, потому что нарушила главное правило. Я так сильно люблю тебя, что готова наплевать на несвежее дыхание и целоваться с тобой по утрам. Я готова выскребать майонез из твоих бутербродов, если кто-то добавит его туда по ошибке, —говорит она, глядя мне в глаза.

— Надеюсь, этого никогда не случится, — мой голос очень серьезный, — потому что я не хочу, чтобы ты когда-нибудь сталкивалась с майонезом и неприятным запахом изо рта. Но если такое произойдет, я хочу, чтобы эти ужасные минуты мы пережили вместе.

— Я тоже, — говорит она и целует меня. Ее глубокий страстный поцелуй словно подводит итог усвоенным мной за сегодня урокам.

Она разрывает поцелуй и заговорщицки приподнимает бровь.

— Доедим холодную кунжутную лапшу у тебя дома вместо ужина в ресторане?

— Как пожелаешь, — отвечаю я, прекрасно понимая, чего она хочет. Ибо сам мечтаю о том же.

— Подожди-ка. Есть еще кое-что, о чем ты должен узнать, — говорит она, проскальзывая рукой между пуговицами моей рубашки. Легкая прелюдия к тому, чем мы оба займемся в ближайшее время.

— О чем?

— Помнишь, я сомневалась, что смогу притворяться?

— Помню.

— Я смогла, потому что с тобой это не казалось фальшью. Притворяться твоей было несложно.

— Почему? — спрашиваю я, сжимая ее бедра.

— Это не было притворством. Для меня это всегда ощущалось настоящим.

— Это и было по-настоящему, — говорю я, глядя ей в глаза. Я с головой погружаюсь в этот момент — это новая ступень для нас с Шарлоттой, и мне хочется увидеть, прочувствовать и испробовать каждый миг. А еще я хочу ее. Прямо сейчас.

— Знаешь, есть нечто еще более реальное.

— Что? — спрашивает она игриво, и по ее тону я понимаю, что ход моих мыслей для нее не секрет.

— То, как сильно я хочу тебя в эту секунду. Это очень реально. Сантиметров двадцать пять самой настоящей реальности, — говорю я, прижимаясь к ней, чтобы она могла почувствовать силу моего желания.

Она выгибает бровь.

— Двадцать пять? Мне кажется, все тридцать.

— Начнем с двадцати пяти. Закончим тридцатью, — шучу я и, подхватив ее под руку, веду к машине.

Забравшись в салон, я прошу водителя поднять перегородку. За тонированным стеклом мы, словно в коконе.

— Пожалуй, сейчас я готова к двадцати пяти сантиметрам.

— Так-так… Ты желаешь перекусить перед китайским ужином, — говорю я, пробегая рукой по спине и сжимая ее задницу.

— Нет, Спенсер. Сначала я хочу десерт.

Я усаживаю ее к себе на колени.

— Закуска. Десерт. Основное блюдо. Ты получишь все это, — говорю я, приподнимая ее юбку, пока она расстегивает молнию моих брюк.

В течение нескольких секунд я сдвигаю ее трусики в сторону, надеваю презерватив и погружаю свой член в ее восхитительное тепло. Мы одновременно стонем, и следующие несколько кварталов только целуемся и трахаемся. Машина въезжает в центр города, и наши поцелуи становятся крепче, а толчки жестче. Я тяну ее за волосы, ногтями Шарлотта впивается в мои плечи, наши губы слиты воедино, и мы не в состоянии насытиться друг другом.