Принять учись

— Я же сказал….

— Перестань нести чушь! Ты псих, преследуешь меня! Все эти твои звонки, сообщения, ты постоянно рядом! Зачем тебе это⁈ Что тебе от меня нужно⁈

Он делает шаг ближе ко мне. Ещё один, потом ещё. А я не могу пошевелиться. Почему я не могу просто развернуться и уйти? Почему не могу обо всём рассказать Жене? Что я делаю⁈

— Я хочу добиться хотя бы одного разговора с тобой, ведь я скучаю, — протягивая руки к моему лицу и накручивая прядь волос, как он всегда делал.

— Убери от меня свои руки! Ты подлый манипулятор и преступник! Думаешь, я тебе поверю⁈

— Но я изменился. И понял, как был не прав, какие ошибки совершил. Я всё ещё…

— Не ври! Не смей говорить мне об этом! Ты не умеешь любить, ты не умеешь быть честным! Ты лживый и подлый ублюдок!

— Не надо так, Лизонька. Я же искренне.

— Ты преследуешь меня!

— А что мне остаётся, если ты игнорируешь меня и даже не подпускаешь на пушечный выстрел.

— Потому что я не хочу тебя видеть! Не хочу ничего знать о тебе!

— Лизонька!

— Прекрати! Не смей меня так называть! Не смей приближаться ко мне, слышишь⁈

— Разве?

— Что разве? — опешила я от резкой смены тона и его настроения.

— Разве я тебя преследую? — нахально спрашивает он.

— Ну не я же!

— А может как раз ты? Всё время попадаешься мне на глаза, где бы я ни был, а?

Подходит ещё ближе, я в полном ступоре.

— Признайся, что тебе это нравится. Что ты сама этого хочешь. А я просто, как нормальный мужик чувствую это. Что ты на это скажешь?

Он берёт меня за шею и обдает лицо своим горячим дыханием, шепчет на ухо:

— Признайся, моя маленькая сучка, что ты скучаешь, что каждую ночь вспоминаешь, как мы были вместе и что вытворяли… — после чего делает глубокий вдох, словно втягивает в себя мой запах.

А мое сердце пропускает удар. Он разворачивает и уходит, но прежде, чем окончательно скрыться, говорит:

— У Тихоновича вкусы поменялись? Он же всегда предпочитал чёрный чай или кофе, а теперь зелёный пьет… Он здоров?

Я чувствую, как страх вгрызается в моё сердце, он, как червь в яблоке, пытается добираться до самой сердцевины. Я чувствую, как он вновь пробуждается во мне, словно никогда и не уходил. Он как будто кричит мне: я твой вечный и тайный друг, и даже в минуты полного одиночества или счастья, я буду рядом.

Этот страх поглощает меня, рождая в моей голове мысли, что мне никто не поможет, меня никто не спасёт. Что я принадлежу только ему и больше никому. Он моя боль, собственное бессилие, кнут, который я сама держу.

Он уводит мой взгляд от взора всевидящего ока, не позволяя мне увидеть хотя бы свет надежды на спасение. Я боюсь открывать глаза, потому что обожгу их страхом ослепнуть. И мне кажется, что если я осмелюсь это сделать, то пройду сквозь вспышку праведного гнева и навсегда забуду собственное отражение. Если забуду собственное отражение, то никогда не узнаю себя.

Как только я смогла прийти в себя, то сразу помчалась к деду. Только сейчас я смогла осознать и переварить сказанные им слова. Это означало, что он следил не только за мной, но и за ним. Макар знает все мои слабые места, знает, кто мне дорог, а значит они все в опасности. Надо предупредить дедулю.

— Дед! Пообещай, что не будешь никого пускать к себе в квартиру, слышишь⁈

— Так ко мне ж никто и не приходит. Что-то случилось?

— Нет, всё хорошо, просто сейчас мошенников много.

— Не переживай, я могу за себя постоять.

— Всё равно, если увидишь кого-то странного или с тобой кто заговорит и так далее, сразу звони мне, ладно?

— Хорошо, дочка, хорошо. Не волнуйся. Кстати, как там Женя? Почему ты одна?

— Ты что не рад тому, что я приехала?

— Не переводи стрелки. Ты знаешь, что рад. Так что там с Женей?

— Всё нормально с ним.

— Звучит как-то печально. Вы поссорились?

— Нет.

— Будь добрее к нему, дочка. Он хороший парень. Сможет о тебе позаботиться.

— Я и сама могу о себе позаботиться.

— Да откуда ж ты этого набралась. Сколько не пытался, всё, как об стену горох. Позволь мужику быть мужиком. Себе яйца не отращивай.

— Дед!

— Что дед? Разве я не прав?

Шли дни. Все его игры в ближе-дальше, случайные встречи, при чём именно в те моменты, когда я одна. Я не чувствовала себя в безопасности. Он, как дамоклов меч навис надо мной. То он показывает своё участие и внимание, якобы он скучает и хочет добиться меня, доказать, что он изменился, а потом он резко становится настоящим дьяволом, который слово за словом вбивает в меня гвоздь отчаяния и безнадежности. И каждый такой удар — напоминание о том, что было в те дни, когда мы встречались.

В какой-то из дней, когда у меня был выходной, я сидела на набережной, время уже перевалило за полночь…

— Так и знал, что ты будешь здесь.

Как бы мне хотелось, чтобы это был Женя, но мои надежды вдребезги разбиваются на мелки осколки. Меня начинает трясти, я понимаю, что совсем себя не контролирую. Только страх и отвращение.

— Прогуляемся?

— Оставь меня в покое.

— Я же ничего не делаю.

— Перестань прикидываться дурачком! Что тебе нужно?

— Не горячись.

— Что тебе от меня нужно?

— Лизонька, успокойся, — слащаво улыбаясь и поглаживая меня по руке, говорит он.

Я смахиваю его руку и уже истерично кричу:

— Не смей трогать меня! Что тебе от меня нужно⁈

Я даже не успеваю опомниться, как он оказывается вплотную ко мне, хватает меня за волосы на затылке и говорит мне прямо в губы, не отрывая своего взгляда от меня:

— Не ори, — шипит он. — Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Неужели ты думала, что у тебя получится сбежать? Начать новую жизнь?

— Пусти меня! — пытаясь вырваться, говорю я.

— Ты давно погрязла в грязи, от которой тебе не отмыться.

— Пусти!

— Я предупреждал тебя, что ты только моя. Ты принадлежишь только мне.

— Нет!

— О да, детка. Только представь, что будет, когда твой хахаль узнает в каких делах ты была замешана? Думаешь после этого он будет также благосклонен к тебе? Ты ничего из себя не представляешь. Стоит ему только узнать кто ты на самом деле, как принц тут же испариться.

— Отстань… — со слезами на глазах умоляю его.

— Ты ведь сама виновата в этом. Провоцировала меня, разжигала во мне желание. Это всё ты, — гладя моё лицо, говорит он.

— Нет…

— Ты знаешь, что только я понимаю тебя. Что только я могу дать тебе то, что нужно. Что ты нужна только мне.

Я вновь попыталась вырваться.

— Тише-тише, — говорит он, уже поглаживая меня по спине, и проводя языком по моей скуле. — Тише, моя девочка. Только я понимаю тебя и знаю, что тебе нужно.

У меня не было сил бороться. Не было сил сопротивляться. Я была раздавлена. Он словно изучал меня и размышлял, как бы ударить побольнее. Я чувствовала себя смешной — чем-то вроде говорящей куклы. Мне казалось, что слова, которые я произношу, смысл, который пытаюсь в них вложить, теряют всякий смысл, разбиваясь о его мастерство управления людьми.

Его рука сжимает мой локоть, и я чувствую себя жертвой, заточённой в невидимой клетке, из которой невозможно сбежать. Он продолжал что-то говорить, я пыталась отвечать, но совершенно не думая. Я не хотела быть рядом, не хотела его слушать, но что-то не позволяло мне уйти. Снова попытавшись, высвободится, я сказала:

— Я ухожу.

Он только сильнее стал удерживать меня.

— Лизонька, — на что я поморщилась. — Пообещай, что мы сможем встретиться и поговорить.

—…

— Лизонька, ну прошу тебя. Просто поговорить. Пообещай и я тебя отпущу, а если хочешь, довезу до дома.

— Ладно.

Я готова была сказать ему что угодно, лишь бы он меня отпустил.

— Ты обещала, — после чего он действительно отпустил меня.

Я со всех ног бросилась прочь. Не слышала, что он кричал мне в догонку, потому что страх перемешался с адреналином. Я не знала куда я бегу, как долго. В какой-то момент сил уже не осталось. Я остановилась около какого-то здания, людей не было, вокруг тишина и только одинокий фонарь светит жёлтым светом. Я облокотилась на стену, стараясь изо всех сил сдержать рвущуюся наружу истерику.