Страница 9 из 61
Прилипаю спиной к холодному кафелю и медленно сползаю вниз. Оседаю на корточки, обнимая себя руками.
Голова ломится от мыслей. Их слишком много. Что дальше? Все, что между нами произошло, заслуживает статуса серьезных отношений?
Будь у меня адекватная модель семьи и выстраивания взаимоотношений в ней, я бы непременно знала ответ, а так мною руководит лишь страх ошибиться.
Почему-то хочется сбежать. Скрыться, чтобы не испытать в дальнейшем душевной боли.
Что, если для него это ничего не значит? Что, если все это было его развлечением с самой нашей первой встречи?
Упираюсь пальцами в лоб и жалобно всхлипываю. Все мое приподнятое настроение летит в мусорную корзину.
Не знаю, сколько я тут сижу, но холодок, что облизывает мою влажную кожу, сигнализирует о том, что дверь в ванную открыта.
Вскидываю взгляд.
– Есь, – Андрей замер в дверном проеме. Он офигевает от происходящего. Еще бы, застать девчонку, с которой только что переспал, в своей ванной, обливающуюся слезами, тот еще треш.
Подбираюсь, стараясь максимально прикрыться руками, забывая о том, что он и так там все уже видел.
– Ты жалеешь?
Андрей садится на бортик ванны и выключает воду. Тянется рукой к полке, на которой лежит стопка полотенец, и, подцепив одно, наклоняется ко мне.
– Нет, – выпрямляюсь, закутавшись в махровую ткань, – я просто тоже тебя люблю, – закусываю нижнюю губу. – Очень.
6
– И поэтому ты плачешь? – у него серьезное лицо, но во взгляде столько тепла и понимания. Ну или же я просто хочу так думать, воображаю себе то, чего нет.
– Нет, – упираюсь коленом ему в ногу, – знаешь… я не такая, какой ты меня видишь. Я не сильная и не смелая. Я трусиха, и мне проще притворяться…
– Это ты к чему?
– Я не уверена, что смогу справиться с давлением твоей семьи и кознями Веселовой. Она же перевелась сюда не просто так. Я боюсь, что в конечном итоге тебе не поверю. Испугаюсь и сбегу. Потому что закрываться в себе, игнорируя проблемы…
– Я тебя понял.
Андрей подает мне руку, помогая переступить через бортик ванны, а когда мои ступни касаются мягкого коврика, спрашивает:
– Кофе будешь?
– Буду, – пожимаю плечами, сожалея о том, что не договорила.
Я и правда не уверена, что справлюсь. Я привыкла бежать от проблем, прятаться в своей ракушке и делать вид, что ничего не случилось. Так проще, так можно избежать боли.
И наверное, будь у меня чуть больше смелости, я бы сбежала прямо в эту минуту.
Это, наверное, с детства, когда ты слышишь, как в соседней комнате ругаются родители, бьется посуда, а ты сидишь за стеной с закрытыми глазами и представляешь, что этого вовсе нет.
Вот и сейчас мне будет проще вычеркнуть Андрея из своей жизни, представить, что между нами ничего и никогда не было. Представить, что все это лишь сон.
Помучаться, но избежать того ада, который способна устроить его семья. Ведь то, что это непременно случится, неоспоримый факт. Его мать не позволит нам жить спокойно. Ни за что. Еще и Веселова…
Да, я боюсь трудностей и боли. Боюсь быть преданной, брошенной. Я много чего боюсь. Моя напускная самоуверенность на то и напускная. Любые чувства выбивают из колеи, они способны разрушить твою и так по крупицам склеенную личность на раз-два.
Только что бывает с разбитой вазой? Правильно, ее выбрасывают.
Андрей так неожиданно ставит передо мной чашку кофе, что я вздрагиваю. Поднимаю взгляд, но быстро утыкаюсь в кружащуюся по периметру кружки молочную пену.
Поправляю заправленный край полотенца, которым я обмоталась, и откидываю еще влажные волосы за спину.
– Спасибо, – бормочу, хватаясь за ручку пальцами. – Только не подумай, что я…
– Тебя действительно так парит ситуация с моими родителями?
Панкратов садится напротив, обхватывает мои ладони, прижимая их к теплой поверхности белой керамики.
– Я просто не хочу быть яблоком раздора.
– Ты и не будешь. Я уже взрослый мальчик и давно сам принимаю решения. Моей матери это никак не касается.
– А твой отец?
– Поверь, ему точно нет до всего этого дела.
– Андрей, – вздыхаю, возвращая себе одну ладонь, – мы разные. Очень-очень разные.
– Это же хорошо?
На его губах появляется улыбка, а моя неуверенность нехотя отходит на второй план.
– Наверное, – пожимаю плечами. – Прости, я не хотела портить вечер.
– Ну, мы же собирались поговорить.
Его бровь нагло ползет вверх с жирным намеком, что наши разговоры были беспощадно прерваны страстью еще до моих гнусавых откровений.
– Давай договоримся, что не будем молчать. Если тебя что-то не устраивает, если ты чего-то боишься, не уверена, то всегда можешь поделиться со мной.
Андрей снова перехватывает мои пальцы, переплетая их со своими, внимательно рассматривает мои слегка дрожащие руки.
– Знаешь, что я понял за эти дни? – его голос ласкает слух. Он бодрый и вселяющий надежду.
– Что?
– Без тебя хреново.
Сглатываю образовавшийся в горле ком, стараясь как можно более бесшумно перевести дыхание. От прикосновений покалывает кожу, а внутри образуется сгусток невообразимого трепета.
– Это признание в любви?
Андрей встает со стула и, обогнув стол, присаживается на корточки между моих ног.
– Нет, – качает головой. – Я могу быть собой, когда ты рядом. Потому что я действительно люблю тебя.
Он зарывается пальцами в волосы у моего виска, и я льну к его ладони щекой. Все это кажется таким правильным.
– А вот это было оно, – он снова улыбается, чуть крепче сжимая мою руку. – Вслух это звучит хуже, чем в моей голове.
Кухню сотрясает его смех, а я прикусываю губу. На душе становится так легко. В животе появляются те самые бабочки, что не дают спать ночью, лишают аппетита и постоянно сбивают с мыслей.
Упираюсь рукой в спинку стула и медленно соскальзываю на пол, соприкасаясь коленями с паркетом.
– Я научусь тебе доверять, правда.
Веду кончиком носа по его шее, чувствуя, как пульсирует артерия.
– Я знаю.
Андрей так крепко прижимает меня к себе, что на какие-то секунды я даже лишаюсь воздуха. Не могу нормально вдохнуть. Зажмуриваюсь, впитывая аромат его парфюма, вонзаясь ногтями в плечи.
Мне с ним хорошо. Спокойно. Зачем я вечно ищу подвох? Почему не могу просто поверить в то, что у нас все хорошо? Что я действительно ему дорога? Он доказал это уже не один раз. Так, невзначай. Но, если человеку на тебя плевать, разве он будет сутками пытаться доказать свою невиновность, срываться к тебе посреди ночи, защищать?
Вряд ли. Если человеку все равно, он едва найдет время сказать тебе «привет».
Разгибаю руки в локтях, немного отстраняясь. Я хочу заглянуть ему в глаза, а когда это происходит, выпаливаю одно-единственное слово:
– Люблю.
Мое признание соскальзывает с губ повторно, но так поспешно и коряво… Прячу взгляд, мельком замечая полуулыбку на губах Андрея.
Меня окутывает щемящее сердце тепло, а еще я впервые за долгое время чувствую себя защищенной.
– Ой, Еся, какая светлая комната, – мама в очередной раз смотрит в окно, чуть-чуть отодвинув занавеску. – Ты у меня такая молодец.
– Мама, – закатываю глаза, потягивая через трубочку магазинный молочный коктейль. – Как там Катька?
– Все хорошо, правда, на больничном ей теперь долго сидеть.
– Может, чаю попьем?
– Давай. А в квартире еще кто-то есть?
– Ну, вообще, соседка, да. Но она на выходные к родителям уехала.
Выбрасываю картонную коробку в мусорное ведро, туда же летит и пластиковая трубочка.
– Ясно.
– Ты черный будешь или зеленый?
– Черный.
– Окей.
На кухне лезу в навесной шкафчик рядом с плитой и достаю пачку чая. Раскидываю пакетики-пирамидки по кружкам, мельком наблюдая за мамой. Она впервые ко мне заехала, несмотря на то, что живу здесь уже месяц.