Она моя зависимость

В пять утра я уже сидела за барной стойкой на кухне, лениво подпирая рукой подбородок. Если бы не зима, можно было смело сказать – встречала рассвет.

За окном непроглядная тьма. На календаре тридцать первое декабря, а на душе скребут кошки. Мысли о ребенке все еще пугают, но теперь у меня хотя бы есть план.

Стабильная почва под ногами позволяет мне не брать академ. Я просто переведусь на заочку. Возможно, через год-другой после родов даже смогу выйти на работу. Да, конечно, опыта, как я планировала, у меня не будет, но с чего-то начинать нужно. А вот вешать нос и ставить на себе крест вариант явно проигрышный изначально.

К тому же рядом будет Андрей, он поддержит. В этом я убедилась окончательно. А еще в том, что его холод убивает. За эти двое суток меня несколько раз вывернуло наизнанку. Я так привыкла к нему настоящему, к тому, каким он бывает лишь со мной.

Было больно вернуться туда, откуда мы начали. В равнодушие и злость. Жизнь словно отмоталась на полтора года назад. Мне методично выкрутили руки, а потом просто сердце вырвали.

Поэтому поцелуй в лифте стал спасением. Он напитал меня жизнью. Живительная влага для увядающего цветка… Потепление.

Ночь, полная объятий и молчания. Только теперь уже правильного. В котором мы непрерывно вели немой диалог, отлично друг друга понимая.

В какой-то момент все мои опасения окончательно исчезли. Да, я по-прежнему переживала за будущее, но теперь оно не виделось мне черным расплывшимся пятном.

Теперь я могла разобрать в нем четкие контуры, которые медленно преображались. Становились понятными.

Смахиваю со стола крошки от печенья и стряхиваю их в раковину.

Делаю еще несколько глотков несладкого и давно остывшего чая, прежде чем услышать шаги.

– Чего не спишь?

Андрей касается рукой моей талии. Огибает ее и дергает за поясок халата. Полы того распахиваются. Панкратов этим пользуется и скользит пальцами по моему обнаженному животу. Прокладывает дорожку вверх, задевая чашку лифчика, и немного резковато прижимает раскрытую ладонь к моей шее. Она у него теплая.

– Не получается заснуть, – прилипаю затылком к его плечу.

Сердце ускоряется. Даже дыхание становится более тяжелым. Интервал между вдохом и выдохом увеличивается.

– Поговорим?

Андрей отстраняется. А мне становится так холодно и пусто без него. Все же моя страдальческая сущность не выносит таких ярких перепадов в настроении и решениях.

Из-за того, что он огибает столешницу и садится на стул, мне тоже приходится присесть.

– Ты хотела поговорить, – уголки его губ подпрыгивают в усмешке.

Он ведь для себя уже все решил, а я болтаюсь, как самое настоящее дерьмо в проруби. То к одному берегу в мыслях прибьет, то к другому.

Вроде уже что-то решила, а вроде все еще в подвешенном состоянии.

– Хотела, – кладу руки на стол. Нервничаю, и мне необходимо куда-то их деть. Лучше, конечно, спрятать, но так я обдеру остатки гель-лака с ногтей. Поэтому пусть лучше будут на виду.

– Излагай.

– Что мы будем делать дальше? Как ты это видишь?

– Завтра поедем и купим кольца. Подадим заявление….

– Только давай в будущем без белого платья и пышного праздника, – перебиваю его, приглаживая волосы на своей голове. Они наэлектризовались и теперь торчат во все стороны.

– Почему? – прищуривается.

Он правда не понимает?

– Это же так комично. Замуж по залету, – смеюсь, только звучит мой смех не весело. Скорее обреченно. – Если бы не… – выдыхаю. – Если бы не беременность, ты бы сделал мне предложение?

– Позже. Да, – снова кивает. – Все к этому шло. Ты слишком драматизируешь.

Он чуть прищуривается, и его улыбка становится ядовитой. Последние дни он все чаще напоминает мне человека, с которым я познакомилась. С тем, кто напугал меня до чертиков и затащил в машину посреди ночи.

– Может быть. Завышенные ожидания, видимо, – облизываю губы, впиваясь глазами в свои руки.

– Хотя, – он смеется, – забыл, ты же через год хотела расстаться.

Мои глаза закатываются сами собой. И зачем я вообще это ляпнула? Поток сознания, блин. Это же был просто аргумент в мою собственную защиту, который теперь Панкратов с улыбкой на лице использует против меня же.

– Я не так сказала.

– Без разницы. Кофе нальешь?

– Да.

Пока я тусуюсь у кофемашины, в голове проносятся отрывки всех моих фраз, сказанных на эмоциях. А наговорила я тогда достаточно. Теперь сожалею.

– Андрей, – разворачиваюсь к нему лицом, – давай мы пока не будем никому говорить про беременность. Я не хочу, чтобы донимали вопросами. Мне нужно привыкнуть, и тебе тоже.

Он кивает. Поднимается со стула и делает шаг ко мне.

Обнимает, касается губами моего виска. Трется носом о мою щеку.

Внутри все расцветает. Я распаляюсь от этой нежности. Растекаюсь лужицей, кайфуя от каждого прикосновения.

– Хорошо. Но по поводу всего остального я не согласен.

– Ты о чем?

– Свадьба будет. Как и платье. Гости с рестораном – тоже, – говорит он с нажимом. Так, чтобы я не успела даже подумать о том, что могу оспорить его слова.

Несколько раз хлопаю глазами и, нехотя вывернувшись из его объятий, заглядываю в черные зрачки.

– Зачем?

– Так нужно, – в самое ухо.

Мне показалось или я уловила в его голосе циничность?

29

– Ах, какое блаженство, знать, что я совершенство, знать, что я идеал, – смеется Леська, – это точно про Панкратова.

Бережная прилетела ночью десятого января, а уже одиннадцатого, в десять утра, мы сидели с ней за столиком в уютной кофейне неподалеку от центра.

– Не кисни, подруга, все у вас будет нормально. Это я тебе говорю, – Леся снова посмеивается и делает большой глоток кофе. – Блин, язык ошпарила. В последние недели вечно куда-то спешу.

– Это все предсвадебная суета, – деловита заверяю я.

– О, и не говори. Скоро мозгами поеду. А нужно еще с платьем разобраться. Моего размера нигде нет. Точнее, есть, но там либо в талии широко, либо в груди узко.

– Радоваться своей тройке надо, а не нос вешать, – играю бровями, и мы уже вместе взрываемся хохотом. Таким, что люди на нас начинают недобро поглядывать.

– Вы, главное, свадьбу в один день с нами не бахните. Не хочу, чтобы ты затмила меня своими красными губами и огненной прической.

– Лесь, – опускаю взгляд. Смотрю на молочную пену с уже размытым на ней рисунком и тихо вздыхаю. – Я вообще не понимаю, зачем она теперь нужна.

– Это в смысле?

– А сама подумай…

– Типа по залету, да? – хмурит брови.

– Типа…

– Тогда я переобуваюсь. И отмечать вам нужно первыми. Чтоб никто ни догадался. Пока живот еще плоский. У вас же любовь до гроба, все это видели и знают, – пожимает плечами. – Вопросов даже о ребенке не возникнет. Андрюха на тебе повернут, ты на нем тоже, поэтому…

– Мне как-то неспокойно, что ли.

– А ты не хандри. Вот забей. Вы бы все равно к этому пришли. А годом раньше, годом позже, это уже исключительно формальности. И вообще, Токарева, я не поняла, куда делась моя боевая подруга? Что за нюня передо мной расселась?!

– Ее убили. Жестоко, – чеканю каждое слово и окончательно размешиваю пену в кружке.

– Есь, – Олеся сжимает мою ладонь, протягивая руку через стол. – Ну прекрати.

– После всех этих событий… Мне кажется, Андрей от меня отдалился.

– Тебе кажется.

– Мы Новый год отмечали в ресторане с какими-то его партнерами. Он за вечер ко мне четыре раза подошел. А потом я решила не мешаться и домой уехала.

– А Панкратов?

– Вернулся под утро, пьяный в стельку.

– Оу…

– Угу.

– Надеюсь, женскими духами от него не несло?

– Нет. Только безразличием.

– Перебесится. Подумаешь, обидели. Бывает. И вообще, это не ему ребенка девять месяцев вынашивать, а потом грудью кормить. Нашелся мне тут…

– Лесь, – остужаю ее запал, – не надо. Мы оба… хороши. Просто я теперь ума не приложу, как наладить отношения. А еще мне не нравится, как он говорит о свадьбе.