Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4



– Я принес Вам хлеба, – тихо прошептал он. Атлант промолчал…

– Я принёс Вам хлеба, – чуть громче произнёс Сашка.

На мгновение ему показалось, что Атланты, не двигаясь, устремили на него взгляд, но мороз так сильно стал щипать всё лицо, что у Сашки выступили слёзы. Они мешали смотреть на Атлантов. С минуту так постояв, он вдруг понял. Ну конечно же, они не могут, не имеют права шевелиться днём. Ведь никто не должен видеть, как они двигаются! Прийти сюда ночью было абсолютно невозможно, Сашкино сердце сильно забилось от отчаяния. Он посмотрел по сторонам. Вокруг не было ни души. Он поднял голову и тихонько прошептал Атланту: «Здесь никого нет! Я закрою глаза, а Вы возьмите! Я принёс Вам хлеба.» Атлант промолчал. Тогда Сашка достал из кармана корочку хлеба, аккуратно развернул её и на вытянутой руке протянул вверх Атланту. Затем он медленно опустил голову, закрыл глаза и стал ждать. И вдруг, когда он почти уже было отчаялся, кто-то резко выдернул у него из руки корочку хлеба и толкнул его в плечо так, что Сашка упал лицом в снег. Похоже, лежал он недолго, потому что нос не успел замерзнуть, а только горел, как ошпаренный. Сашка поднял глаза на Атланта, тот стоял, как и прежде, неподвижно. Сашка посмотрел вокруг, рядом никого не было. «Значит, он всё-таки взял хлеб, – подумал Сашка, – он просто не рассчитал своей силы.» Он еще раз посмотрел на Атлантов и вдруг почувствовал необыкновенный прилив сил и своё участие в общей борьбе с врагами. И его совершенно не смущало, что он меньше, чем стопа этого гиганта. Он вдруг понял, что теперь они друзья, они вместе – сила, как любил говорить папа. И что он, Сашка, пока маленький голодный и уставший, но он поступил, как должен был поступить Александр Сергеевич! От этих мыслей Сашке стало радостно. Даже ледяной гранит показался теплым, как летом, и Сашка медленно сползая вдоль стены, присел на корточки, закрыв мечтательно глаза. Он представил, что рядом стоят папа и мама и гордятся своим сыном, который единственный во всём блокадном городе догадался спасти Атлантов. Сашке стало тепло, уютно и очень спокойно на душе. Он увидел, как к нему подошла бабушка, погладила по голове и сказала: – Пойдём, милок, я тебе за это не кипяточку, а тёплого молочка налью с печеньем, хочешь?

– Хочу, бабуля! – радостно ответил Сашка и потянул руки к бабушке.

Но бабушка вдруг очень громко и сильно завыла, так ужасно, что Сашка похолодел от страха. В следующее мгновение бабушка сильно толкнула Сашку и он упал. От страха и неожиданности Сашка открыл глаза. Он лежал на снегу рядом с Атлантами, шапка свалилась с головы, а весь воздух вокруг ужасным воем разрывала сирена воздушной тревоги. Сашка вскочил на ноги. Он увидел, как из домов стали выбегать люди, направляясь в бомбоубежища. Сашка очень испугался сразу всего! Испугался, что он не дома, и тётя Нина, соседка, будет его искать, что ужасно расстроится мама, узнав, что Сашка пропал, что он один здесь, сейчас, может столкнуться с внутренними врагами. Он решил бежать домой, но не смог оторвать ботинки от снега. То ли они примёрзли, то ли силы совсем кончились, но сделав два шага, Сашка опять упал. Теряя сознание, он услышал сильный грохот и треск. Сашка решил, что рядом взорвалась бомба, но на самом деле это Атлант сорвался со своего гранитного пьедестала и подошёл к Сашке. В следующую минуту Атлант огромной ручищей взял Сашку за шиворот, как крохотного котёнка, поднял над землёй и сказал:

– Смотрите, ребята, здесь ребёнок в снегу! Живой!

Сашка с трудом раскрыл глаза и удивился, что Атлант уже надел на себя шинель. К нему подбежали ещё несколько Атлантов – солдат, и они, передавая Сашку друг другу, положили его в машину, которая с ревом рванула с места. Вновь закрывая глаза, Сашка успел подумать: «Интересно, какая же это огромная машина, если в неё помещается столько Атлантов!»

Сашка проснулся и открыл глаза. В большой светлой комнате с белым потолком и белыми стенами было намного теплей, чем дома, а рядом, на кровати, сидела мама и улыбалась.

_ Как хорошо, что тебя нашли патрульные. В наш дом попала бомба, разрушения небольшие, но начался сильный пожар, и вы с тётей Ниной где-то на лестнице, наверное, потерялись. Ты успел выскочить на улицу, а тётя Нина нет…– сказала мама, смахнув слезы.

– Но, слава Богу! Ты жив и почти здоров, мой малыш! Мой Атлант! – улыбнувшись, сказала мама и поцеловала Сашку.

Сашка напрягся и осторожно спросил:

– Почему Атлант?

«Неужели кто-то видел и всё маме рассказал?»-подумал он.

– Сашуля! – улыбнувшись, сказала мама. -Ты несколько дней был в бреду с высокой температурой и постоянно во сне звал Атлантов, и все время твердил, что о вас, об Атлантах, нельзя забывать! Что вы, Атланты, тоже защищаете город!



– А где ты меня нашла? спросил Сашка.

– Тебя случайно в сугробе увидели патрульные, проезжавшие мимо, и привезли прямо к нам в госпиталь!

В палату вошла медсестра и весело сказала:

– А, Сашка – Атлант, привет! Давай-ка пилюли глотать!

Глава вторая.

Лека

 Самое страшное – это когда Нюрка плачет. Ей три года, она говорит хорошо и понимает всё, только вот голод сильнее…Она знает, что кушать нечего, но не может понять почему, а слова «блокада», «война», «фашисты» для неё вообще пустой звук. Валера сидел на краю кровати, поджав колени к самому подбородку, боясь шелохнуться, потому, что как раз, только успокоившись, Нюрка уснула. Ещё всхлипывая во сне, затихла и мирно посапывала. Спали и мама, и бабушка, хотя теперь часто непонятно кто спит, а кто просто тихо лежит без сил.  Очень быстро повзрослев в свои тринадцать лет, после прощания с отцом, который ушёл на фронт, Валерка никак не мог избавиться от постоянного чувства вины перед мамой, бабушкой и Нюркой, потому что не мог их защитить. «Ты мужчина, и остаёшься за старшего», – так, уходя, сказал отец. Сам с трудом передвигая ноги от голода, Валерка мечтал накормить Нюрку, раздобыть лекарства для мамы и бабушки. Он готов был идти хоть на край света, даже во время бомбёжки, лишь бы принести в дом хоть какой-то еды.

– Сынок, ты чего не спишь? Не то прошептала, не то прохрипела мама.

Голос её был очень тихим, но от неожиданности Валерка всё равно вздрогнул. Он молча лег на край кровати рядом с Нюркой и опять поджал колени, казалось, что в таком положении живот меньше болит от голода.

     У Валерки был любимый день в году, который он всегда ждал почти как Новый год, это его день рождения, 22 июня! Но случилось страшное, долгожданный день рождения, яркий солнечный день, в прошлом году расколол жизнь на две половинки. На до и после.

На ту, беззаботную детскую, и эту, блокадную голодную, не по годам взрослую, наполненную смертью и горем. Когда началась война, все думали, что уже ничего не может быть страшнее…но пришёл сентябрь, и началась блокада. Порой казалось, что та, довоенная жизнь, ему приснилась, а иногда хотелось, чтобы всё, что происходит вокруг сейчас, было просто кошмарным сном. На улице- жуткие морозы, дома теплее, но только потому, что нет сугробов и ветра. Всё равно щёки и нос мёрзли, и приходилось прятаться под одеяла с головой.  Мама и бабушка каждый день по очереди топили печь, чтобы согреть комнату и вскипятить воды, но после известия, что отец погиб, мама тяжело заболела, а бабушка перестала вставать, и квартира стала похожа на тёмный холодный подвал. Валерка не раз слышал в очереди от взрослых, что в городе хозяйничает смерть, но сейчас ему стало казаться что она ходит прямо по квартире, и оттого становилось ещё холоднее и страшнее.

     Если утро начиналось с шума за окном или раскатов стрельбы, было легче. Страшнее, когда Валерка просыпался в полной тишине. Мама уже две недели не вставала, а бабушка почти совсем перестала разговаривать, и каждое утро Валерка напряжённо ждал, кто первым подаст голос, и, услышав, мамин «Сынок, как ты? Как Нюрочка?» или бабушкин «Господи, спаси-сохрани», или верещание Нюрки, он выдыхал – все живы… Сейчас Валерка лежал и ждал, когда подаст голос бабушка из другой комнатки, где у неё был, как она любила говорить, свой уголок. В маленькой комнатушке у бабушки стояла кровать, рядом с кроватью табурет, столик на нём небольшое зеркальце и икона в углу. До войны, уходя спать, бабушка говорила: «Всем спокойной ночи, я пошла в своё купе».