Страница 2 из 193
– Не знаю, но пока громкие звуки вызывают боль в ухе. Не зажило еще.
– Хорошо, приводи себя в порядок, но больше недели дать не могу. Домой съезди.
– Я не помню, где это.
– Михайлов отвезет.
Меня привезли «домой» – это на «Ваське», на Декабристов, совсем рядом со школой. Дверь открыла соседка, она же дала ключи от комнаты. Все жители города выехали под Лугу и сейчас строят линию обороны, которой завтра не станет. Я просмотрел фотографии в альбоме, «свои» тетрадки, нашел дневник, который обрывался на поступлении в разведшколу РККА в 1938 году. Не очень много информации. Этого дома на острове Декабристов в нашем времени не существует. Не сохранился, не пережил войну. Там сейчас «сталинка» послевоенной постройки. Оставил письмо «родителям» через соседку: пожилую даму с замысловатой прической. Объяснил, что сильно контужен, поэтому изменился почерк. Я пешком пошел обратно в школу. С утра решил входить в обычный режим: подъем в 06:00, два часа физподготовки, дальше по расписанию школы. Через пять дней взял винтовку и пошел в тир. После выстрела немного отдавало болью в ушах. Тем не менее пристрелял винтовку, затем начал занятия по маскировке. Приехавший через семь дней после разговора Евстигнеев принял мой рапорт.
– Возьмешь группу курсантов, сформируй боеспособную группу для действий на участке новой госграницы. Положение в районе Выборга очень нестабильное. Авиацией прижимаем финнов к земле, но немцы вот-вот ее выбьют полностью. Тогда удержать границу не получится. Времени совсем нет, через три дня доложить о готовности.
И увез чертеж МОН-50, 90, 100 и 200 для немедленного внедрения в производство.
В группе десять пацанов 22-го года рождения. В армии с июня 41-го года. Готовил их лейтенант Никонов, который не вернулся с выхода две недели назад. Проверил физподготовку, отсеял двух человек, проверил огневую – еще одного. Один оказался неплохим радистом. Всех усадил шить «лешаки», готовить оружие, проверил минно-саперную подготовку. Вот и все, что успел сделать. Основное время уделил сигналам, умению тихо передвигаться в лесу.
Наградили меня медалью «За отвагу». Херня все это! Мне надо за линию идти, а не с кем! Бои идут на Сайменском канале: от 134-го километра вправо. У Иматры мы перешли ночью линию фронта. Леса здесь стриженые: разбиты на небольшие участки, с которых полностью вырублен подлесок. Более неудачного места для выброски хрен придумаешь! Шюцкор везде, сочувствие населения – минус бесконечность. Ночи светлые, все как на ладони. На острове Рапасало, в озере Иматра, минируем и взрываем шестнадцать «Юнкерсов-88», затем отходим через Рантамяки, вынося одного раненого – Васю Хромина, который нарвался на выстрел «кукушки». Пробито легкое слева, чуть выше сердца. Васек без сознания, мы отходим баронскими лесами. Здесь леса принадлежат самому Маннергейму, поэтому подлесок не убран на топливо, как в остальных местах. Плюс прошло несколько летних гроз, собаки сбились со следа. У 12-й заставы Выборгского погранотряда на восточном берегу озера Пукалюсярви мы вышли к своим. Восемьдесят километров по вражеским тылам, один из самых успешных рейдов: «двухсотых» нет, один «трехсотый». Все хорошо, но финны заняли Ляскеля. Одна из железных дорог до Петрозаводска уже обрезана! Евстигнеев перебросил группу туда. В районе Ляскеля бои идут за переправы через одноименную речку, текущую от озера Вяртсиля и одноименной погранзаставы к Ладоге. Здесь оборону держат пограничники и народные ополченцы из Сортавалы и других финских городов. Они знают, что их не пощадят.
– Лейтенант, пока жив хотя бы один красногвардеец, белофинны не пройдут! – заявил начальник обороны поселка Ляскеля Лехконнен. – Патронов дай!
Выделили ему один ДШК и восемь ящиков патронов к «трехлинейкам». Белобрысые ополченцы, взвалив ящики на плечо, степенно удалились в лес.
Короткий выход на разведку выявил слабое место финнов: имея качественно подготовленных пехотинцев-егерей, они оторвались от баз. Местность здесь горно-лесистая, самая настоящая тайга. Единственная дорога от границы. Мы рубанули по этой ниточке. Финны продержались два дня и начали отходить к Вяртсиля. У них стали кончаться боеприпасы. Но 22 августа нас перебрасывают под Тосно, с несвойственным разведке заданием: оседлать дорогу Москва – Ленинград и не пропустить танки через реку Тосно, взаимодействуя с 1-й дивизией НКВД и 5-й дивизией народного ополчения. Непосредственно в Тосно стояла 5-я ДНО – слабо обученная, плохо экипированная, но героическая дивизия. Плохо, что воевать не умела. Мы подорвали мосты, расположили в траншеях бронебойщиков и метателей «коктейля Молотова». Три «сорокопятки» распределили между МТС «Ушаки» и Тосно. Обратный скат дороги успели немного заминировать противопехотками. Немцы появились утром, двигаясь по шоссе. На мотоциклах подъехали к взорванному мосту. Я и мои ребята сняли их из СВТ. Вадим Коршунов забрал МГ из коляски. Через некоторое время взвод танков и до роты пехоты на бронетранспортерах SdKfz 251 появилось на опушке леса. Немцы остановились и вели наблюдение. Большое расстояние не позволяло нам открыть огонь. Один из танков решил спровоцировать наш огонь и ударил из орудия по домам в деревне Ушаки. Но огня наши не открывали. Больше всего немцев смущала небольшая рощица у дороги, сразу за околицей деревни. Они обрушили на нее огонь из танков и пулеметов. Под этот шумок я несколько раз выстрелил по офицерам и пулеметчикам из ПРТ S18-1100, некоторое количество которых, с оптическими прицелами, мы «реквизировали» у финнов. Один из бронетранспортеров загорелся. Солдаты попытались залечь на обратном скате, но взрыв «монки» оставил большую часть их на дороге. Откуда-то издалека ударила немецкая артиллерия, и огонь обрушился опять на пустую рощу. Взвод оттянулся назад, появились саперы, которые занялись дорогой и обратным скатом. Но мины мы выставляли на неизвлекаемость, поэтому повозиться немцам пришлось долго, плюс, как только они приблизились на дистанцию эффективного огня, по ним открыли огонь снайперы из трехлинеек. Лишь к середине дня немцы решились все-таки атаковать танками и мотопехотой наши порядки. Потеряв под огнем шесть машин и примерно роту солдат, они вскрыли наши позиции и начали методично обстреливать их артиллерией и из танков. Однако правофланговое орудие продолжало расстреливать появляющиеся немецкие танки, которые из леса выходили бортом к нему. Затем немцы прекратили атаку, и мы услышали бой левее, в районе Шапок. Там стояли пограничники 1-й дивизии НКВД. Мы произвели частичную перегруппировку, перебросив одно орудие и два ПТР на левый фланг, к Заречью. Но в тот день пограничники удержали Шапки. А по нам, абсолютно безнаказанно, начала работать немецкая авиация. Ни одной зенитки у нас не было. Но, выполняя совершенно несвойственную нам задачу, мы обеспечили связь между нами и штабом фронта. Женя Васильев постоянно отправлял и получал радиограммы. Мы расположили его в не совсем достроенном доте, вывели наружу антенну, и он обеспечивал связь.
Уже вечером подошел Ижорский батальон народного ополчения, подтянулись подразделения 61-й стрелковой дивизии, выведенной с Карельского перешейка, прибыло шестнадцать КВ-1, часть из которых ушла в Шапки через Ивановское. Ночью к нам приехал Ворошилов.
– Ну что, сынки, держимся?
– Нужно авиационное прикрытие, товарищ маршал. С утра нас выбомбят, 37-й танковый корпус зажат нами на дороге от Тосно до Любани. Требуется авиация.
– Показывай!
Я развернул карту и показал отметки по докладам командиров 1-й и 5-й дивизий.
– А здесь кто держит фронт, кто «Иволга»?
– Мы, товарищ маршал. Штаба 5-й ДНО уже нет. Здесь раненый командир 1-го полка этой дивизии, командир Ижорского батальона народного ополчения и я, командир разведгруппы отдельной разведроты округа лейтенант Иволгин. «Иволга» – это мой позывной. Правее нас штаб 61-й дивизии, левее – штаб 1-й дивизии НКВД. Но радиосвязь только у нас, поэтому все радиограммы отправляю от своего имени комбригу Евстигнееву. Мною предприняты следующие меры по обороне данного участка… – и я показал на карте всю дислокацию сил и средств. – Испытываем недостаток в артиллерии, зенитной артиллерии и авиационной поддержке.