Страница 33 из 93
ЕВРЕЕВ ОТ УБОГИХ ДО ВЕЛИКИХ
ЛЮБЛЮ НЕ ДРЕССИРОВАННЫХ,
А ДИКИХ
Был, как обморок, переезд, но душа отошла в тепле, и теперь я свой русский крест по еврейской несу земле. Здесь мое исконное пространство, здесь я гармоничен, как нигде, здесь еврей, оставив чужестранство, мутит воду в собственной среде. В отъезды кинувшись поспешно, евреи вдруг соображают, что обрусели так успешно, что их евреи раздражают. За российский утерянный рай пьют евреи, устроив уют, и, забыв про набитый трамвай, о графинях и тройках поют. Еврейский дух слезой просолен, душа хронически болит, еврей, который всем доволен, — покойник или инвалид. Умельцы выходов и входов, настырны, въедливы и прытки, евреи есть у всех народов, а у еврейского — в избытке. Евреи, которые планов полны, становятся много богаче, умело торгуя то светом луны, то запахом легкой удачи. Каждый день я толкусь у дверей, за которыми есть кабинет, где сидит симпатичный еврей и дает бесполезный совет. Чтоб несогласие сразить и несогласные закисли, еврей умеет возразить еще не высказанной мысли. Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, у каждого собственный запах, и носом к Востоку еврей свой росток стыдливо увозит на Запад. В мире много идей и затей, но вовек не случится в истории, чтоб мужчины рожали детей, а евреи друг с другом не спорили. В мире лишь еврею одному часто удается так пожить, чтоб не есть свинину самому и свинью другому подложить. Живу я легко и беспечно, хотя уже склонен к мыслишкам, что все мы евреи, конечно, но некоторые — слишком. Земля моих великих праотцов полна умов нешибкого пошиба, а я среди галдящих мудрецов молчу, как фаршированная рыба. Слились две несовместных натуры под покровом израильской кровли — инвалиды российской культуры с партизанами русской торговли. За мудрость, растворенную в народе, за пластику житейских поворотов евреи платят матери-природе обилием кромешных идиотов. Душу наблюдениями грея, начал разбираться в нашем вкусе я: жанровая родина еврея — всюду, где торговля и дискуссия. Еврей не каждый виноват, что он еврей на белом свете, но у него возможен брат, а за него еврей в ответе. Евреев тянет все подвигать и улучшению подвергнуть, и надо вовремя их выгнать, чтоб неприятностей избегнуть. Не терпит еврейская страстность елейного меда растления: еврею вредна безопасность, покой и любовь населения. Нельзя, когда в душе разброд, чтоб дух темнел и чах; не должен быть уныл народ, который жгли в печах. Пустившись по белому свету, готовый к любой неизвестности, еврей заселяет планету, меняясь по образу местности. Варясь в густой еврейской каше, смотрю вокруг, угрюм и тих: кишмя кишат сплошные наши, но мало подлинно своих. Мне одна догадка душу точит, вижу ее правильность везде; каждый, кто живет не там, где хочет, — вреден окружающей среде. Еврей весь мир готов обнять, того же требуя обратно: умом еврея не понять, а чувством это неприятно. Во все разломы, щели, трещины проблем, событий и идей, терпя то ругань, то затрещины, азартно лезет иудей. Растут растенья, плещут воды, на ветках мечутся мартышки, еврей в объятиях свободы хрипит и просит передышки. Антисемит похож на дам, которых кормит нежный труд; от нелюбви своей к жидам они дороже с нас берут. Много сочной заграничной русской прессы я читаю, наслаждаясь и дурея; можно выставить еврея из Одессы, но не вытравишь Одессу из еврея.