Страница 16 из 93
В любом вертепе, где злодей злоумышляет зло злодейства, есть непременно иудей или финансы иудейства. Евреи клевещут и хают, разводят дурманы и блажь, евреи наш воздух вдыхают, а вон выдыхают — не наш. В года, когда юмор хиреет, скисая под гласным надзором, застольные шутки евреев становятся местным фольклором. Везде, где слышен хруст рублей и тонко звякает копейка, невдалеке сидит еврей или по крайности еврейка. Нет ни в чем России проку, странный рок на ней лежит: Петр пробил окно в Европу, а в него сигает жид. Царь-колокол безгласен, поломатый, Царь-пушка не стреляет, мать ети; и ясно, что евреи виноваты, осталось только летопись найти. Любой большой писатель русский жалел сирот, больных и вдов, слегка стыдясь, что это чувство не исключает и жидов. В российской нежной колыбели, где каждый счастлив, если пьян, евреи так ожидовели, что пьют обильнее славян. Раскрылась правда в ходе дней, туман легенд развеяв: евреям жить всего трудней среди других евреев. Любая философия согласна. что в мире от евреев нет спасения. науке только все еще не ясно, как делают они землетрясения. Изверившись в блаженном общем рае, но прежние мечтания любя, евреи эмигрируют в Израиль, чтоб русскими почувствовать себя. Об утечке умов с эмиграцией мы в России нисколько не тужим, потому что весь ум ихней нации никому здесь и на хер не нужен. Вечно и нисколько не старея, всюду и в любое время года длится, где сойдутся два еврея, спор о судьбах русского народа. Что ели предки? Мясо и бананы. Еда была сыра и несогрета. Еврей произошел от обезьяны, которая огонь добыла где-то. Евреи, чужую культуру впитав и творческим занявшись действом, вливают в ее плодоносный состав растворы с отравным еврейством. Евреи размножаются в неволе, да так охотно. Господи прости, что кажется — не знают лучшей доли, чем семенем сквозь рабство прорасти. Усердные брови насупив, еврей, озаряемый улицей, извечно хлопочет о супе, в котором становится курицей. Евреи топчут наши тротуары, плетя о нас такие тары-бары, как если сочиняли бы татары о битве Куликовской мемуары. Во всех углах и метрополиях затворник судеб мировых, еврей, живя в чужих историях, невольно вляпывался в них. В любых краях, где тенью бледной живет еврей, терпя обиды, еврейской мудрости зловредной в эфир сочатся флюаиды. Всегда евреи легко везде заметен, еврея слышно сразу от порога, евреев очень мало на планете, но каждого еврея — очень много. Евреи даже в светопреставление, сдержав поползновение рыдать, в последнее повисшее мгновение сумеют еще что-нибудь продать.
Глава 7
ВО ТЬМЕ ДОМОЙ ЛЕТЯТ АВТОМОБИЛИ
И ВСЕ, КОГО УЖЕ УПОТРЕБИЛИ
Творец, никому не подсудный, со скуки пустил и приветил гигантскую пьесу абсурда, идущую много столетий. С пеленок вырос до пальто, в пальто провел года, и снова сделался никто, нигде и никогда. Очень много лиц и граждан брызжет по планете, каждый личность, но не каждый пользуется этим. Строки вяжутся в стишок, море лижет сушу. Дети какают в горшок, а большие — в душу. Господь сей миг откроет нашу клетку и за добро сторицею воздаст, когда яйцо снесет себе наседку и на аборт поедет педераст. Из-за того, что бедный мозг распахнут всем текущим слухам, ужасно засран этот мост между материей и духом. Время льется, как вино, сразу отовсюду, но однажды видишь дно и сдаешь посуду.