Страница 10 из 14
Возмущенные студенты организовали марш протеста и обратились ко всем партиям, и левым, и правым, с призывом тоже выйти на улицы против подобного вопиющего нарушения свободы слова. Но их не услышали. Лишь жалкая горстка мужчин и женщин собралась на площади Победы. Атмосфера страха на острове усиливалась. Поползли слухи, что с Мартиники и Гвианы прибыли дополнительные силы спецназа. Вот тогда мсье Жереми и покончил с собой. Зашел глубоко в заросли сахарного тростника и пустил себе пулю в лоб. Когда местные работники нашли его, труп был уже сильно обезображен стервятниками.
Как же похороны мсье Жереми отличались от погребения Маноло, случившегося всего несколько лет назад! На этот раз скорбящих было раз-два и обчелся: его старая мать, которая беспрерывно лила слезы и все причитала, мол, за какие грехи ей достался подобный сын; его сводный брат, с которым они никогда не были близки и который нелегально работал таксистом в Фонтенбло. У покойного не было ни жены, ни любовницы, ни тайной зазнобы. Соответственно, не было и детей, ни законных, ни бастардов, ни живших с новым отцом. Би-си не смог присутствовать при погребении, так как находился в поездке по Тунису по приглашению братьев-мусульман. Но он признал важность роли усопшего в жизни Института Света и увековечил его имя в названии одной из аудиторий: «Зал Нисефаля Жереми».
Смерть мсье Жереми стала для Ивана огромным ударом. Ведь тот заменил ему отца, которого он, кстати сказать, не оплакивал бы столь безутешно. И как часто бывает в таких ситуациях, юноша корил себя за мелкие проступки. За то, что раздражался на учителя из-за постоянных, уже навязших в зубах рассказов учителя про его любовь к Алии; что не скрывал скептицизма в отношении его сокровенной идеи:
– После Китая в мире будет доминировать Африка. И под Африкой я подразумеваю не отдельно черную или белую Африку, как принято на Западе. Я имею в виду весь континент целиком. Всех людей, спаянных единой религией.
Со дня смерти учителя Иван стал ежедневно наведываться в заведение, торгующее алкоголем, и колобродил там полночи. Его не раз подбирали на каком-нибудь перекрестке вусмерть пьяного. Симона с Иваной были в ужасе и опасались, что Иван тоже сведет счеты с жизнью.
Как-то днем к ним пришел Мигель, с которым Иван продолжал поддерживать связь. Он нашел неплохую работенку и звал Ивана в компаньоны. Некий Аликс Авенн, крупный торговец вином, ни в чем не мог отказать своему отцу, который несколько лет назад перенес открытую операцию на сердце. Тот недавно открыл завод по заморозке рыбы и теперь набирал надежных молодых людей, которые развозили бы заказы по отелям, ресторанам и частным домам. Они получали солидные денежные суммы, часть которых должны были сдавать ежемесячно на предприятие «Супержель».
– Мороженая рыба! – запричитала Майва. – Что же это делается! Когда я была маленькой, у нас в бульоне рыба еще трепыхалась…
Ивану же беспокоило совсем другое. Ей совсем не нравился Мигель, который совершил такой жуткий поступок – выколол глаз своей сожительнице. За невинным выражением его лица скрывались самые мерзкие мыслишки. Но, конечно, Иван сразу ухватился за этот шанс. Без всяких колебаний он побросал в сумку свои скудные пожитки и уехал с Мигелем, который пообещал дать ему жилье.
Первые месяцы все шло великолепно. По субботам Иван мчался в Ослиную Спину за рулем грузовика с рекламной надписью на борту: «Свежая рыба каждому гурману!» Щеголяя элегантной униформой, он привозил своим килограммы мороженой рыбы – огромные куски красного тунца, белокровок, розовых дорад, разноцветных рыб-кошек, которых Симона готовила в тушеном виде.
На каникулы в честь Дня Всех Святых Ивана поехала его навестить. Как и остальным жителям побережья, Пуэнт-а-Питр казался ей далеким, чужим городом. Ивана была здесь только пару раз, когда пела «Аве Марию» Гуно в соборе Святых Петра и Павла. Запруженные машинами улицы, ливанские магазинчики, откуда неслась оглушительная музыка – последние местные хиты, – все это пугало ее. Но одноглазая Паулина, которая, несмотря на свое увечье, вернулась к Мигелю и даже родила ему сына, непрестанно уговаривала Ивану изменить свою жизнь. Ухватив девушку под локоть, она то и дело уводила ее прогуляться.
– Для людей пришлых в Пуэнт-а-Питре, возможно, нет ничего привлекательного, – трещала она. – Но, когда поживешь здесь, твое отношение меняется. Я вот родилась на канале Ватабль и жила в доме при епархии, потому что моя мать находилась в услужении у пресвитерианцев. Она мыла им полы, чистила столовое серебро и стелила постели. Из-за того что у нас голубые глаза и белокурые волосы, болтали, что наш с братьями отец – один из них, южноафриканец, прибывший сюда из Дурбана. Но это не было доказано. Мать унесла свою тайну в могилу… В моем детстве обитатели нижних кварталов больше всего боялись одного: пожара. В те времена выгорали целые кварталы. Люди теряли всю собственность, а порой даже и детей.
…Как-то днем мы с матерью пошли в церковь на коронование святой Девы Марии[37]. Ты знаешь, этот праздник отмечается ежегодно 15 августа. А когда мы возвращались, то увидели, что наш дом пылает, как факел, а оба брата были внутри. С того дня я и возненавидела эту бедность, эту грязь, неприкаянность. Поэтому я и осталась с Мигелем. Напрасно он старался вести себя, как негр-дикарь, и делать вид, что плевать на всех хотел. Но нет: он буржуа, сын буржуа. Его мать была алжирской крестьянкой, и его отец не захотел на ней жениться. Он предпочел наложницу, красотку-мулатку, которую усаживал на почетное место в своей гостиной.
Ивана не знала, что ответить. Бедность… Может, она и ненавидела ее, но не задумывалась об этом. Просто таков был ее жребий. В школе она посещала Клуб кинолюбов. И читала все, что попадалось под руку: Бальзака, Мопассана, Флобера – они входили в школьную программу; а еще Жюля Верна, Маргерит Дюрас, Ясминá Кадрá и Рене Шара, у которого почерпнула удивительной красоты фразу, не поддававшуюся расшифровке: «Пока ты несешься вдаль, пожертвовав всем, я истекаю кровью, я плачу, я зарываюсь в землю, и я забываюсь и смеюсь меж деревьев. Безжалостная охота, в которой мы все участвуем с искренней страстью, имеет двойную цель: ты остаешься в невидимках, я – в живых».
После получения аттестата зрелости Ивана думала выбирать между двумя профессиями: медсестры – чтобы помогать сирым и неимущим, и сотрудника полиции – чтобы их же оберегать.
А на четвертый месяц все изменилось. Мигель вдруг исчез вместе с женой и ребенком. Сначала все решили, что они вернулись в Гвиану, в Сен-Лоран-дю-Марони, откуда была родом Паулина. Но их там не видели. Не было их и в Блида, у матери Мигеля. В конце концов «проснулась» полиция, которая и выяснила, что они вылетели самолетом в Париж, а оттуда в Турцию. Там их след терялся. Тогда Аликс Авенн заподозрил масштабную аферу. Оказалось, что суммы во многих выставленных счетах были завышены и большинство из них не оплачено. А в кассе гигантская недостача. Ивана арестовали. Его сочли сообщником, ведь он жил у Мигеля и они были напарниками. Так Иван очутился в тюрьме во второй раз. Симона лила слезы без остановки.
Вот тогда-то ее туманная идея снова обратиться к Лансана пустила корни и окрепла. Иван вырос, как бог на душу положил, без отца, который мог бы направить его на верный путь в жизни. Он вообще помнит, какие распрекрасные картины рисовал ей, когда она была беременна? Так вот, пора и ему хоть пальцем пошевелить. Но как бы с ним связаться? Мы живем уже не в те времена, когда люди общались с помощью листка бумаги, засунутого в конверт. Теперь достаточно знать электронный адрес человека и уметь пользоваться компьютером. После долгих размышлений и моря пролитых слез Симона приняла решение. Она отправит письмо на имя мсье Лансана Диарра, участника инструментального ансамбля города Бамакó, Республика Мали. На почте участливая сотрудница посоветовала ей написать на обороте конверта с письмом и свой адрес – мол, если оно не будет доставлено, то вернется обратно. Во всяком случае, хоть что-то прояснится.
37
Праздник Успения Богоматери у католиков.