Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 100



— Как ты? — голос Антони выдёргивает меня из мрачных размышлений.

— Ужасно раздражена. А ты?

— Мне не терпится заполучить свою лодку.

— На твоём месте, я бы не стала на это рассчитывать. Ты больше не нужен Лоркану, так что у него нет причины доставать для тебя лодку.

Гудение голосов вокруг нас прерывается, когда я произношу имя Небесного короля.

Светлые и густые брови Маттиа изгибаются.

— Он пообещал нам лодку, и он держит свои обещания. К чему весь этот негатив?

— Не знаю… — я пожимаю плечами. — Вероятно, это связано с тем, что он держит меня в заложниках.

— Потому что ты единственный человек, который не восприимчив к обсидиану и железу, Фэллон.

Риккио поднимает кружку с какой-то жидкостью к своим губам.

Благодаря Сибилле, которая ставит передо мной свой напиток, я узнаю, что это вино, но не то игристое вино, что мы пьём в Люсе; оно такое простое и земное, словно ягоды, нагретые на солнце, раздавили на глинистой земле. Как вкусно.

Но если меня спросят, я, скорее всего, притворюсь, что мне оно совсем не понравилось. Я осушаю металлический кубок и ударяю им по столу такого чёрного цвета, что он похож на обсидиан. Но его поверхность зернистая и на ней много сучков, как на дереве. Не говоря уже о том, что обсидиан опасен для воронов.

— Эй, Коннор, — кричит Фибус мужчине с тёмной кожей и чёрными глазами, который несёт поднос с напитками к соседнему столу. — Tuiladh fìn ag bìdh mars’adh.

Коннор отвечает кивком головы, а я сжимаю пальцы вокруг кубка, когда незнакомые слоги начинают на повторе прокручиваться в моей голове — twilaw fine ag bye marsaw. Ничто из этого не звучит знакомо, хотя мои познания в языке моего отца ограничиваются десятью словами или того меньше.

— С каких это пор ты говоришь на языке воронов?

— Со вчерашнего дня. Коннор даёт мне уроки.

Фибус глядит в сторону бармена — владельца таверны? Имеет ли здесь кто-нибудь какую-нибудь собственность, или всё принадлежит Лору?

— Зачем? — спрашиваю я.

— Я подумал, что это будет правильно, раз уж мы живём среди них.

— Вороны нам не враги, дорогая.

Сибилла обхватывает мою руку и нежно сжимает мои пальцы.

Я забираю у неё руку и возвращаю её на свои колени. Как она может так говорить после того, как они заперли меня здесь?

— В отличие от Данте, истинную сущность которого ты уже увидела, — говорит Джиана, а Антони следит за реакцией моего лица.

И поскольку я не хочу думать о Данте, как и не хочу обсуждать наши прошлые отношения, я меняю тему:

— И что ещё вы тут делаете, помимо того, что пытаетесь обратить себя в воронизм?

Риккио фыркает.

— Воронизм.

— Отдыхаем, исследуем, знакомимся с новыми людьми.

Джиа берёт крошку сыра с деревянной тарелки, заполненной кожурой от фруктов и потемневшими стеблями.

— Общаться с ними очень не просто, так как большинство воронов не говорят на люсинском, но некоторые помогают нам переводить.

Девушка с иссиня-чёрными волосами, заплетёнными в косы, и с ещё более чёрными глазами скользит по таверне так, будто она змей, а не птица. Она останавливается у нашего стола и улыбается. Не то, чтобы я ожидала, что она зарычит или закаркает…

Ну, хорошо, ожидала.

— Джиа, álo.

Джиана переводит взгляд на вновь прибывшую.

— Привет, Ифа.

— Найдётся местечко ещё для одного?

— Конечно.

Джиана пододвигается, чтобы освободить место для Ифы.

— Ты, должно быть, Фэллон. Мне очень приятно тебя познакомить.

— Познакомиться с тобой, — поправляет её Фибус.

— Ах, . Познакомиться с тобой, — говорит она, делая ударение в самых неправильных местах.

Люсинский язык звучит словно арфа, а язык воронов напоминает камни, несущиеся по руслу реки — грубый, сырой, гортанный.

Женщина улыбается, обнажив зубы, которые слегка искривлены, но они не портят её привлекательности — на которую явно обратил внимание Риккио.

— Ифа — сестра Имоген, — объясняет Фибус.

Под чёрной маской её макияжа я замечаю такое же маленькое перо, что украшает щёки каждого ворона.

— Ты уже знакома с Имми?





Воспоминание о помощнице Лоркана портит моё и без того уже скверное настроение.

— Мы столкнулись с ней и Рибавом по пути сюда.

Все присутствующие за нашим столом — и не только за нашим — затихают, когда Фибус называет фамилию Лоркана.

— Из нас двоих — я более милая.

Ифа наклоняется над столом, и её длинные косы рассыпаются по плечам, которые выглядят шире, чем плечи Джианы. Вероятно, всё дело в постоянных полётах.

Я пытаюсь вспомнить, выглядела ли Имоген такой же широкой, но в коридоре было темно, а я была занята тем, что пялилась на своего тюремщика.

— Мы с тобой так похожи, Ифа.

Сибилла улыбается своей старшей сестре дразнящей улыбкой, а та лишь закатывает глаза.

— Лично мне больше нравится Джиан…

Прежде чем Фибус успевает закончить фразу, Сибилла хватает апельсиновую корку с почти пустой тарелки и бросает её в красивое лицо нашего друга. Корка попадает в его высокий лоб и сползает по носу, после чего плюхается на стол.

— Что и требовалось доказать, Сиб, — говорит он, стирая костяшками пальцев липкий сок со своей кожи. — О, ты ещё за это заплатишь.

Она улыбается, словно понукая его отомстить ей. Что он обязательно сделает. Фибус всегда отвечает, но в отличие от Сиб, которая сначала делает, а потом задаёт вопросы, Фибс обладает непомерным терпением.

— Значит, Имоген работает с вашим королём? — спрашиваю я.

— Вашим королем?

— Моррготом. Или как там называет его ваш народ?

Это слово оставляет неприятный привкус у меня во рту, потому что долгое время я думала, что так звали Лоркана. То есть его птиц. Но Данте поправил меня и предоставил мне перевод этого слова: Ваше Величество.

— Ваш народ? — Ифа морщит лоб. — Кахол ведь твой отец?

— Ага.

Сибилла врезается в меня плечом.

Лоб Ифы разглаживается.

— Ты тоже ворон, Фэллон. Лоркан Рибав и твой король.

— Лоркан Рибав никогда не станет моим королём.

Моё признание вызывает злое шипение вокруг.

«Хм-м… Ничто не доставляет мне такого же удовольствия, как брошенный мне вызов, Behach Éan».

Я резко перевожу взгляд на вход в таверну, где ожидаю увидеть Лоркана. И когда я его там не нахожу, я осматриваю каждый тёмный угол в поисках золотых точек.

«Я не бросала тебе вызов».

«Но я чувствую, что именно это ты и сделала».

И хотя ответ возникает у меня в голове, мои губы всё равно произносят:

— Это не вызов.

— Что не вызов? — спрашивает Сиб.

— Ничего, — бормочу я.

— Думаю, Фэллон пошла в свою мать, — Риккио потирает щетину на своей челюсти. — Я слышал, что шаббианская принцесса была довольно красивой.

Кровь отливает от моего лица.

— Ты знаешь?

Я осматриваю присутствующих за столом в поисках нахмуренных лбов, но не обнаруживаю их.

— Вы все знаете?

— Лазарус нам рассказал, — тихо говорит Сибилла.

Она как будто чувствует, что если будет говорить громче, то я сорвусь.

Я оглядываю тусклую таверну в поисках гиганта-фейри с седыми волосами, но не нахожу лекаря среди посетителей.

— Он предположил, что мы уже знаем, так как об этом знал Антони, — добавляет Джиа.

Я перевожу взгляд на капитана лодки. И хотя его радужки такие же голубые, как у Данте, они почему-то кажутся сегодня темнее и похожи на океан, растянувшийся между Люсом и Шаббе, а не на полуденное небо.

— Как давно?

Он делает глубокий вдох, его челюсть становится такой же напряжённой, как и моя спина.

— С той ночи в лесу, когда ты встречалась с Бронвен.

В ту ночь он шёл за мной до того места, где меня ждала Бронвен вместе с Ропотом. Как же я скучаю по коню, на котором уехал Данте! Это ещё одна причина, по которой я ненавижу новоиспечённого короля фейри.