Страница 5 из 26
Мимо нас в противоположную сторону проехал торговый обоз. Я жадно изучала лица людей, и такие странные, но в тоже время знакомые по картинкам в книгах телеги. А ещё я во все глаза смотрела на лошадей. Как же они были прекрасны! И пусть интуитивно чувствовала, что это не лучшие кони, но всё равно я была заворожена. Я ведь видела лишь Малышку, мамину белую лошадь, на которой она ездила в город, да коней стражников. Теперь же мне представилась такая замечательная возможность рассмотреть других особей. Эрик понимающе сощурил глаза, но как-то невесело.
– Если хочешь, спрашивай? – наконец молвил он.
– А почему у некоторых лошадей грива срезана?
– Продают её. Из конского волоса делают одежду, верёвки, набивают им матрасы для кроватей и мягкую мебель.
– Ещё кисточки делают для художников, – добавил Дмитрий. – И струны для музыкальных инструментов, а ещё смычки…
Я расспрашивала их обо всём, что видела. Стражники, глядя на восторженную меня, сначала заулыбались, а потом захмыкали, скрывая смех. На время я даже забыла о том, что ждёт меня в скором времени. Знаю, что в этот момент напоминала маленького ребёнка, но мне было так интересно! А когда на горизонте показалась деревня, у меня отвалилась челюсть. Да там, по меньшей мере, тридцать домов! Невероятно!
– Ну, что ты удивляешься? – молвил Павел. – Обычная деревня. Города во много раз больше и дома там каменные.
– Я читала, – ответила чуть слышно. Но одно дело читать, а другое, видеть своими глазами!
На дальнем конце деревни Чернобрусье располагался гостиный двор. Большой наполовину каменный дом, второй этаж которого был деревянным. Внутри нас встретил крепкий старичок. Дмитрий коротко переговорил с ним и снял две смежные комнаты. Меня поселили в дальней. Комната выглядела бедновато. Мне, привыкшей к мягкой постели, матрас показался очень жестким. Пересев в кресло, посмотрела в окно, отмечая про себя, что качество стекла в разы хуже, чем было у нас.
Наблюдая, как лошадей уводят в конюшню, увидела, что Эрик и Павел о чём-то переговариваются, изредка косясь в мою сторону.
– Спорят, – пояснил Дмитрий, без стука входя в комнату и ставя на стол рядом с креслом поднос с едой. – Ты Павлу понравилась, вот только если мы тебя спрячем, то тут же подпишем себе приговор.
– Неужели нет никакого шанса?
– Быстрее бегать надо было, – сквозь зубы выдавил он. – Хотя рано или поздно всё равно бы поймали. И, если вздумаешь повторить попытку, учти, что после побега тебя придётся всё время держать связанной, – почти в точности повторил он фразу Эрика. – Оно тебе надо?
– Нет, – похоронно признала я и снова отвернулась к окну. Голова до сих пор гудела после знакомства с рукоятью кинжала. И новой встречи с ней я совершенно не желала. Да и сбежать не могла. Куда я подамся? Разный цвет моих глаз слишком заметен. Притвориться слепой и надеть повязку? Всё равно кто-нибудь догадается, что глаза прячу.
– Тебе в уборную не нужно?
– Нет.
– Тогда я тебя запру. Если понадобится, постучишь, – он вышел и закрыл за собой дверь. А я наконец-то смогла дать волю слезам. Я смотрела в небо и плакала, жалея себя и маму, которую так подставила. Жалела, что не умею молиться, потому что внезапно мне показалось, что боги меня услышат. А когда слёзы пересохли, долго смотрела на заходящее солнце, пока не стала видеть вместо него белое пятно. Теперь закрывать глаза было не так страшно: вместо темноты у меня было своё маленькое солнце.
Засов скрипнул, дверь отворилась и в комнату вошёл Эрик с моим ужином. Забрав давным-давно остывший обед, смерил меня непонятным взглядом и вышел, перед этим сообщив:
– Поешь, кто знает, чем тебя будут кормить на корабле? Не думаю, что вкусно и сытно. Моряки считают, что раз подобным тебе всё равно умирать, значит тратиться на вас не стоит, хотя корона и оплачивает ваше питание. Но во время плаванья никто не следит, исполняются ли требования. И еще не позволяй себя касаться. Всё-таки ты девушка красивая, ладная. А плыть вам почти месяц.
О чём это он?…
Взяв вилку, склонилась над тарелкой, забыв про прямую спину и манеры. Из меня словно вынули стержень. Я совершенно не чувствовала голода. Медленно пережевала подсоленное слезами мясо, съела варёную картошку с тушёными овощами, выпила весь вишнёвый морс и упала в кровать, поджав ноги. Даже раздеваться и укрываться одеялом не стала. С рассветом мы снова отправились в путь. Через несколько часов дорога стала шире, полоса травы посередине сначала сузилась, а потом и вовсе исчезла.
– Дней через пять будем в Имире, – расслышала я слова одного из караванщиков, обоз которых мы в данный момент обгоняли. – Если ничего по дороге не случится.
– Хорошо бы к воскресной ярмарке поспеть, – вздохнул другой. У него была забавная бородавка на носу и небольшой шрам на челюсти чуть левее подбородка.
– Куда красавицу везёте? – улыбнулся главный торговец. Но потом внимательно посмотрел на меня и переменился в лице. – Бедняжка, – и, достав откуда-то карамельную бабочку на палочке, протянул мне. В его глазах застыли слёзы.
Я с вежливой улыбкой приняла сладость и отвернулась, сдерживая эмоции. Не хватало ещё расплакаться. Вчерашние слёзы не принесли облегчения, так зачем их снова лить? От этого лучше не станет. Мужчины в повозке замолчали и о чём-то задумались. А потом один из них молвил:
– Держись и сражайся до последнего.
Обоз остался позади. Эрик торопился попасть в маленький городок Ладный, после ночёвки в котором, мы доберёмся до Имира за два с половиной дня.
Из-за встречи с теми торговцами я прекратила задавать вопросы стражникам. «Держись и сражайся» – разве это возможно? Бегаю и стреляю из лука хорошо, а вот сражаться не умею. Никто меня не учил выживать в этом мире, ведь я и мама думали, что мне не придётся сталкиваться с его опасностями.
***
Несмотря на моё незавидное положение, в столицу я въехала с открытым ртом и широкими глазами. Вокруг было так много людей! И высокие дома, и широкие улицы, и огромные площади! Шум, конечно, стоял невыносимый, особенно когда мы проезжали мимо рынка, но моего восторга это не уменьшало. На какое-то время я забыла обо всём и только и делала, что крутила головой. Вон стражник гонится за воришкой, который ловко уворачивается от неуклюжих рук. А вон в открытой и такой красивой чёрной карете едет богатый лорд, с презрительной гримасой смотря на людей. Его взгляд зацепился за меня, в глазах проявился интерес, но тут же угас.
– Сержант Эрик! – раздался крик. К нам подскочил тот самый юноша, с которым я столкнулась в лесу. Выглядел он лишь немногим лучше, чем в нашу первую встречу. – Вы обещали!
– Вот держи, – стражник кинул ему увесистый мешочек, в котором что-то звякнуло, когда тот ударился о руки юноши.
– Что там? – заинтересовалась я.
– Деньги, – презренно выплюнул Павел. – Он тебя продал.
– Как? – я с отвисшей челюстью проводила убегающего со всех ног парня. – Как же он мог? Я же помогла ему, указала дорогу, дала хлеб и воду!
– Всё просто, девочка. Люди продажны. Они готовы убивать друг друга даже ради простой меди, что уж говорить о предательстве, за которое платится золотом.
До боли закусила губу и склонила голову. Какая же я дура! Могла бы и сама догадаться, как они узнали, где я живу. Я совершила такую глупость, показавшись человеку на глаза. Сломала жизнь не только себе, но и маме. Дура, дура, дура! Надо было сразу же рассказать об этой встрече во всех подробностях. Тогда бы у нас был шанс сбежать. Но ведь тогда я даже не знала, что мы скрываемся. Как многое порой зависит от того, что тебе известно, а что нет.
Смотреть на город больше не хотелось. Мне казалось, что все люди вокруг такие же, как этот парень. Даже эти стражники. Пусть они и жалеют меня, но ничего не сделают, чтобы спасти. Конечно, ведь своя жизнь всегда дороже чужой.
Впереди стало шумно. Всего пара секунд и люди начали бросаться к стенам домов, освобождая для кого-то путь. Многие, напуганные предстоящей встречей с кем-то неизвестным, падали на колени и забивались в узкие переходы. Ещё больше людей просто застыли с белыми лицами. Повернув голову, я увидела кавалькаду всадников. Они неспешной рысью направлялись вперёд и вскоре поравнялись с нами. В этот раз я не рассматривала лошадей, хотя они, несомненно, стоили внимания. Меня поразила невероятная красота большинства людей. На фоне окружающих они смотрелись пугающе совершенно. Богатая одежда и непривычные на вид цвета волос у некоторых из них лишь усиливали эффект чуждости.