Страница 59 из 89
— Если нет, у меня есть ириски.
Я помотала головой, положила одежду и попятилась к двери.
— Только посмотри, какая игрушка спрятана у меня здесь, в кровати! — Одеяла энергично зашевелились. — Ты можешь заставить ее встать, если ей понравишься! — услышала я, когда уже захлопывала дверь.
— Лабиринтит, — сообщил мне диагноз доктор Парсонс, когда я провожала его вниз. — Воспаление внутреннего уха. Леди Пай слишком много работала. Она переутомилась. Я сказал ей, что необходим отдых, тогда она сумеет справиться с болезнью.
— Это опасно?
— Иногда глухота не проходит. Но я прописал ей курс антибиотиков, которые должны помочь. Несколько дней ей еще будет нехорошо — тошнота и головокружение. Проследите, чтобы она не вставала с постели, чтобы ее ничто не беспокоило. Я позвоню завтра.
Оградить Мэгги от беспокойства было для меня непосильной задачей. После того как Руперт отбыл на станцию, в доме оставалось еще одиннадцать человек. К счастью, Эмилио и Джорджия тоже к вечеру должны были уехать. Из девяти оставшихся трое — мисс Типпл, сэр Освальд и Мэгги — были абсолютно беспомощны. Я решила подключить к работе детей.
— Почему? Почему мы? — в один голос взвыли девчонки, когда я вручила им тряпки и пылесос.
— Потому что это подходящая работа для вас. Тот, кто будет хорошо работать, поедет завтра со мной и Арчи в Бантон на «Четырех мушкетеров». — Я очень надеялась, что Арчи не воспротивится. Не в первый раз я пожалела, что не могу водить машину так, чтобы куда-нибудь не врезаться.
Я нашла Арчи лежащим на диване в библиотеке и плачущим над книгой.
— Это история жизни Яна Гуса, — объяснил он, вытирая глаза. — Он был протестантским священником в Германии в пятнадцатом веке. Его сожгли живьем. Когда беззубая старуха, вся в язвах и воняющая мочой, подошла к костру, сгибаясь под тяжестью вязанки хвороста, и бросила ее в огонь, он крикнул: «О, святая простота!» Принимая во внимание тогдашние обстоятельства, ее поступок понятен. Гус действительно был святым…
— Ты не мог бы почистить ванны и тазы? — прервала я. — Мэгги просила обратить особенное внимание на цепочки от пробок. Их надо отцепить и выдержать час в дезинфицирующем растворе. — Я протянула ему тряпку и бутылку чистящего средства.
Арчи смотрел на меня в изумлении:
— Неужели любовная неудача помутила твой разум, моя милая девочка? — Он взглянул на свои безупречные оксфордские штаны и коричневые с белым ботинки. — Я должен мыть за кем-то ванну?
Я объяснила ему, что сказал доктор по поводу Мэгги.
— Я готов откликнуться. Но никто и ничто не заставит меня пожертвовать своими ногтями. — Он спустил ноги с дивана. — Я буду готовить.
Ланч подали на полчаса позже обычного, но он оказался необычным и восхитительным. Сэр Освальд, ожидавший его со стаканом шерри в руке, жалуясь всем подряд на задержку, жадно набросился на суп из лука и петрушки и самое загадочное блюдо — пирог с каштанами и еще чем-то непонятным.
Когда мы стали наперебой хвалить его, Арчи заскромничал:
— Каждый может готовить. Требуются лишь воображение и немного усилий. Но готовить мясо я не могу. Жилы, горлышки, языки — для моих чувств это слишком.
Мэгги более-менее успокоилась, узнав, что Арчи может готовить, и заснула. Я поддерживала огонь в камине, и скоро комната прогрелась так, что от отсыревшего кресла начал подниматься пар.
После того как я помогла миссис Уэйл вымыть посуду, решила почитать в гостиной полчасика до прогулки с Дирком. Я подложила бревно в камин и уселась напротив дремлющей, как обычно, мисс Типпл. Тут вошла Джорджия:
— Ты не видела Эмилио?
— После ланча — нет.
— О! — Она подошла к столу и заглянула в сигаретный ящичек, который я забыла наполнить. — Нам уже надо ехать.
Я еще раз вежливо улыбнулась и открыла книгу.
— Глупо бегать за мужчиной, — вдруг заявила Джоржия.
— Возможно…
— Почему они думают, что можно обращаться с женщиной, как с дерьмом?!
— Ну, я не думаю, что единственный выход — отвечать тем же.
— Я понимаю, о чем ты. Во всяком случае, никаких ссор по поводу Макса?
— Конечно, нет, — холодно сказала я. — С чего бы?
— Ты еще многого не знаешь, — продолжала она, обнаружив, что мне нечего сказать, — ты слишком молода. Но с годами понимаешь, что вокруг крайне мало достойных мужчин. Либо они уже ни на что не годны, либо сумасшедшие, либо всю жизнь оглядываются на свою матушку. Ты же знаешь, мне уже за сорок.
— Ты выглядишь моложе. — Еще одна ложь.
— Грудь и подбородок обвисают с каждым днем, а под глазами появляются мешки. Мои волосы стали совсем безжизненными. — Она тронула пепельные, твердо залакированные кудри, которые выглядели хромированными.
— Постепенно теряешь надежду. Тебя все реже куда-то приглашают. Вдруг оказывается, что тебе нечем занять уикэнд, что рада поговорить даже с разносчиком газет. Эмилио сделал мне предложение, пытаясь затащить в постель. Он и подумать не мог, что я приму его. Он живет с теткой в каком-то курятнике в Шефердс-Буш, у него нет ни гроша. Обычный поистрепавшийся жиголо. Я приняла его предложение, потому что боюсь остаться одинокой старой девой.
— Как ты говоришь, я еще очень многого не знаю, однако мне уже известно, что лучшее средство от несчастий — работа.
Джорджия затушила сигарету и бросила окурок в сторону камина.
— Сидеть целый день в офисе и подчиняться какому-нибудь мелкому человечишке, который занимается продажей скобяных изделий или запчастей. — Джорджия скорчила гримасу отвращения. — Спорить с толпой машинисток из пригорода о том, чья очередь идти за бисквитами. Нет, уж лучше я выйду замуж за Эмилио.
— Но ведь сегодня женщине вовсе не обязательно заниматься черной работой. У тебя может быть собственный скобяной бизнес, ты завладеешь рынком и станешь скобяной королевой. Тогда никто не будет воспринимать тебя как старую деву. В любом случае работа не дает все время думать только о себе, а это огромное облегчение.
Я по-настоящему увлеклась темой разговора, но, к сожалению, появился Эмилио.
— Ага, сеньорита Хэрриет! — Он схватил мою руку и принялся осыпать ее смачными поцелуями. От него изрядно попахивало бренди. — Грустное время пришло — мне нужно покинуть вас! Я был рад вас узнать! Милая мисс, такая красивая и сладкая…
— Эмилио, ради всего святого!.. — Джорджия закрыла сумочку и застегнула пальто. — Ты можешь просто выливать на людей патоку — эффект будет тот же. Если собираешься возвращаться в Лондон, тогда пойдем.
— О, Джорджия, я уже иду. Не бойся, дорогая, мое сердце принадлежит тебе.
Только я успела вернуться к книге, вошел Джонно:
— Они уехали? У-ух! Жуткая парочка! Они стоят друг друга. — Они сам выглядел довольно жутко, осунувшийся, с глазами в красных прожилках. В руках у него была тарелка с холодными сосисками и пикулями, которые он ел руками, периодически вытирая их о джинсы. — Завтрак. — Он протянул тарелку мне. — Хочешь одну?
Меня передернуло:
— Ты ведь знаешь — если будешь так пить, то убьешь себя.
— Ну и кому какое дело? Мне все равно.
— Жалеть себя — последнее дело. Это отталкивает от тебя людей. — Джонно нахмурился, но я не отступала, вспомнив стремление Руперта сделать из него человека. — Твоей семье не все равно. Мэгги все время тревожится о тебе. Одна из причин ее болезни — то, что она забывает о себе, постоянно заботясь о других.
Джонно издал характерный горький смешок.
— Почему ты так много пьешь?
— А почему бы и нет?
— Потому что это делает тебя больным и несчастным. И непривлекательным.
— Я и вправду такой ужасный? — спросил он со вздохом, больше похожим на стон.
— Когда ты трезвый, то вовсе не ужасный. Любой пьяный становится докучливым.
— Докучливым?
— Невыносимо. Общаться с таким человеком — только время терять.
Я хотела добиться какого-то эффекта своим увещеванием, но была шокирована, когда он обхватил голову руками и начал всхлипывать.