Третий (не) лишний

Шарлиз Шелдон

Третий (не) лишний

Пролог

Я благодарна судьбе за то, как сложилась моя жизнь. Конечно, много времени было потрачено не на те дела и людей, много дней упущено…

В весьма маленьком возрасте мне пришлось с головой окунуться в пучину боли, предательства и равнодушия. Всех интересует только своя жизнь. Свои мелкие неудачи и кажущиеся нерешаемыми проблемы, свои заморочки дома и на работе. Где же здесь, в этом водовороте неурядиц, обратить внимание и протянуть руку помощи маленькому ребенку, медленно умирающему от голода?

Я не люблю вспоминать тот период, когда была так чертовски слаба и беспомощна. С тех пор я ненавижу холод. Он всегда навевает мне мысли о тех страшных неделях, что я скиталась по холодному бездушному городу и пыталась найти хоть крохи какой-либо еды.

Тело до сих пор помнит, каково это, когда ледяной ноябрьский ветер упорно пронизывает тебя насквозь и забирается под единственную тонкую кофту, а живот ноет от острой боли, пришедшей вслед за не проходящим голодом. И самое страшное, что до тебя нет никому дела. Все спешат по своим делам, брезгливо или стыдливо отводя взгляд от грязного тельца шестилетнего ребенка.

Сбежав из дома, где пьяная мать хотела меня продать залетным дядькам бандитского вида, я скиталась по заброшенным зданиям и подвалам. Детский разум на тот момент не понимал возможную опасность, но даже такие условия были лучше, чем оказаться купленной за бутылку паленой водки.

Какое-то время я жила среди громких вечно пищащих крыс, спала на куске картона и укрывалась найденными пакетами. В тот момент я не думала, как выбраться из сложившейся ситуации, я просто выживала, не желая возвращаться домой.

Мне было шесть лет, когда я выпрыгнула из окна нашей квартиры на первом этаже и со всех ног унеслась в неизвестность. Но в памяти еще хранились хрупкие осколки счастливых моментов, где был жив папа, где мама не превратилась в запойную алкоголичку.

Все изменилось после того, как нам пришла страшная весть. На шахте, где работал отец, случился обвал, погребя под собой всех людей. Для нас с мамой это стало точкой невозврата. Именно тогда все покатилось вниз по наклонной, и больше не было ни дня, чтобы мама не прикладывалась к бутылке. За год из добропорядочной красивой женщины она превратилась в падшее существо. В нашей квартире караваном сменялись гости, целью которых было напиться и развлечься.

Иногда я пряталась от них в шкафу. Слишком уж маслеными были взгляды в мою сторону некоторых пропойцев. И да, увы, но матери до этого не было дела. Она только кричала, чтобы я скрылась с глаз и не мешала людям отдыхать. А то, что я в этот момент готова была потерять сознание от голода, никого не волновало. И даже вспоминать не хочу какую трепку я раз получила за тайком украденную со стола банку рыбных консервов. Я ее так тогда и не отдала. Давилась слезами от боли во всем теле после порки, но ела, растягивая удовольствие на несколько дней.

Мне хочется сказать, что теперь, став взрослой, мое прошлое не имеет надо мной власти, но это не так.

После счастливого вызволения меня с улицы был следующий этап в жизни.

Детдом.

Но мне и здесь повезло выжить и стать той, кем я есть сейчас.

И пусть я не могу назвать себя безгрешным и добропорядочным человеком, однако, я счастлива и благодарна судьбе, что выплыла с того дна. Мне хватило сил оттолкнуться и сделать все возможное, чтобы сейчас смотреть из окна на теплый океан и изредка с болью в сердце вспоминать былые дни.

– Я рядом, Вероника. И я люблю тебя, – тихо прошептал мужчина за моей спиной, – Хватит вспоминать прошлое.

– Я знаю, родной. И я люблю, – обернулась и подарила ему теплую улыбку.

Мужчина с нежностью посмотрел на меня и привлек к себе, касаясь губами виска.

– Как ты догадался, о чем я думаю?

– Твои глаза становятся печальными, а на губах играет легкая улыбка, в которой полно боли. По ней я всегда понимаю, что ты думаешь о нем…

– Это не так, – я повернулась к мужчине, – Просто… сегодня десятое октября… день, когда он… он…

– Не терзай себя, Ника, – он крепче прижал меня к себе и с наслаждением вдохнул легкий аромат духов, – Пойдем прогуляемся вдоль океана?

– Хорошо.

Я бросила последний взгляд в окно, где уходящее солнце рисовало причудливые блики, и несколько раз моргнула, отгоняя кадры своей прошлой жизни.

Глава 1

Начало. 1993 год

Мои скитания по улице закончились внезапно. Еще час назад я ошивалась вдоль рыночных прилавков, пытаясь украсть хоть что-то съестное, а сейчас сижу в мрачном отделении милиции.

Толстый капитан с неприятным выражением лица что-то бурчит в мою сторону, поедая сахарный крендель, а я перед собой вижу только сдобную выпечку, источающую потрясающий аромат. Тарелка с ней стояла на столе у капитана, но тот ее ревностно отодвинул на другой край, проследив за моим взглядом. Захотелось его немедленно пнуть, схватить свой трофей и убежать отсюда.

– Так как говоришь тебя зовут? – недовольно переспросил мужчина.

– Вероника. Иванова Вероника Ивановна.

– И что же ты, Вероника Ивановна, делала на рынке? Где вообще твои родители?

– Папа умер, а мама дома наверное. Она редко выходит из квартиры. Только, когда водка кончается, но обычно к ней приходят уже с бутылкой.

Милиционер покачал головой с такой детской откровенности.

– Ну, а ты что? – задал он непонятный для меня вопрос.

– Я..? Я… кушать хочу!

Сил моих больше не было держаться и я расплакалась. Утирая слезы испачканными ладошками, только и думала о том, что меня теперь ждет. Детей же, вроде, не сажают в тюрьму? Или сажают? Я не хотела в тюрьму, но мысль о том, что там кормят три раза в день, немного примирила меня с возможным будущим.

– Это что здесь за слезоразлив?!

В дверях стоял еще один милиционер и смотрел на нас насмешливым взглядом. От него исходили волны участия и спокойствия. Он даже внешне чем-то напомнил мне папу, от чего я стала плакать еще сильнее.

– Ну-ну, ребенок, ты чего? – он присел передо мной на корточки и с недовольством посмотрел на капитана, – Задуйко, ты зачем ребенка до слез довел?

– А я что? – растерялся толстяк, – Она сказала, что есть хочет и сразу в слезы! Я то что?

– Ну так и поделился бы кренделями или что ты там жрешь! – процедил мужчина.

Через мгновение у меня на коленях стояла полная тарелка с выпечкой, и я уминала их с двух рук, не забыв сунуть по два кренделя в карманы кофты. Откуда-то появилась улыбчивая девушка в строгой форме и поставила на стол щербатую кружку со сладким чаем.

Наверное, я уже год не пила такой вкусный чай! Он казался мне вершиной вкуса. Еще через десять минут та же девушка принесла для меня тарелку с горячим куриным супом и пюре с котлетой. От еды исходил горячий пар и просто умопомрачительный аромат. Я не знала за что хвататься, поэтому чередовала. Сначала ложку супа, потом ложку пюре с котлетой и закусывала кренделем.

– Эй, ребенок, ты хотя бы жуй, а не глотай, плохо ведь станет, – улыбнулся второй милиционер.

Я пристыжено замедлилась и стала тщательно пережевывать все, что ела. Вокруг меня завертелась суета, шум рабочей обстановки. Кто-то куда-то бежал, шумели задержанные, со стопками папок перемещались служащие, но мне было все равно.

Из последних сил я затолкала в себя остатки котлеты и боролась со сном. Меня буквально вырубало на ходу. Сама не заметила, как ложка выскользнула из разжавшейся ладошки и с шумом упала на пол. В тот миг я уже клевала носом, и кто-то подхватил меня на руки, унося в тишину отдельного кабинета.

Даже во сне я понимала, что сегодняшний день круто поменяет всю мою жизнь. И от этого было тревожно.

Мне не удалось поспать долго, но проснувшись от громких разговоров за дверью, я навострила ушки.

– Девочка теперь круглая сирота, – произнес незнакомый голос, – По месту их проживания неделю назад была найдена убитой ее мать.