Страница 14 из 36
-Так, вышел отсюда. Позже поговорим. – Адор развернулся и протиснулся мимо куратора. Я шумно сглотнула слюну.
-Итак, недисциплинированная моя, мне кажется, кого-то стоит наказать.
-Кого?
-Ну, давай рассуждать логически. Здесь я, ты...
-И тараканы? – куратор завис.
-Какие тараканы?
-Мне просто страшно стало, когда вы после слова «ты» замолчали, поэтому решила, что кто-то еще непременно должен составить нам компанию. Вы же не против?
-Я против. Тем более, что вина твоя очевидна.
-Да какая вина?
-Я ждал. А я редко жду, между прочим. Ты даже не посчитала нужным прийти и объясниться. Прислала мне записку с набором палочек и закорючек. Что хоть там написано то было?
Кто б знал. Это же справка. Буду загадочно молчать, чем больше врешь, тем легче попасться.
-И вообще. Могла бы проявить благодарность. Все же я с тобой по лавкам ходил.
Ой, ну вот. Миры разные, а мужики одинаковые.
-Вы на что намекаете? Я за вещи не продаюсь
-А я не про вещи, я про потраченное время, неподкупная моя.
-В общем, хватит перепираться. Сейчас доставлю тебя в комнату. Завтра после занятий обедаешь и идешь ко мне на занятия. Справок больше не передавать. Иначе передавальщикам ноги переломаю. Запомнила? – я, впечатлённая тем, каким будничным голосом сказали про перелом ног, медленно кивнула. Страшный человек. Однозначно не пойду на занятия. А если я пробегу недостаточно хорошо?
Весь следующий день думала, как откосить от занятий. В итоге, после обеда переоделась, на всякий случай, и пошла к куратору на занятия. Ждал он меня на полигоне. Подошла к нему и передала лист бумаги.
-Что это?
-Записка.
-От кого? – развернул лист.
-Прошу освободить меня, Фелицию, от занятий по физической культуре в связи с плохим самочувствием. -поднял на меня глаза.
-Не понял.
-Я думаю, что не смогу оправдать ваших ожиданий. Можно мне с кем-то еще заниматься?
Мужчина сдвинул брови. Осмотрел меня в обтягивающих штанах и плотном жилете-корсете поверх рубашки, обошел вокруг.
-Нет, нельзя. Вперед.
С трудом помню, что происходило потом. С трепетом вспоминала своих мальчиков из академии. В процессе тренировки мы выяснили, что я не умею: лазить по канату, преодолевать стену, при проползании под проволокой отклячиваю зад и он оказывается в зоне поражения (поражающим элементом была ладонь куратора), плохо кидаю, низко прыгаю, и у меня очень, очень плохая реакция.
К концу занятий сформировалась только одна мысль – БЕЖАТЬ! Срочно бежать из этого пыточного места.
Встать в конце я уже не могла. Поэтому куратор донес меня на руках. Налил водички в ванну, и приставил к стеночке рядом.
-Может тебе помочь сесть в ванну?
-«Спасибо, я пешком постою» * (* «Мимино»). Сама справлюсь.
С трудом сняла с себя лохмотья и погрузилась в воду. Отмокала не меньше часа. Выйдя, застала Гарона в кресле читающим какие-то документы. Да что еще то?
-Ложись, сделаю тебе массаж.
-Может потом?
-Сейчас, иначе завтра не встанешь. – не стала говорить, что я и сейчас то еле встала.
В итоге решила, что у меня нет сил с ним спорить. Сняла халат и в ночной сорочке легла на кровать. Мужчина сел рядом и начал массировать мышцы. Я застонала от блаженства. Через пару минут раздалось хриплое: «Так… Я тоже в душ».
Как и когда он вышел – не знаю. Уснула. «Все! Кина не будет! Электричество кончилось!» *. (* «Джентльмены удачи»)
Последствия
Утром несмотря на все усилия куратора, больно было даже веки приподнять. При первом моргании выдохлась настолько, что малодушно решила прогулять занятия. Даже нашла в этом плюсы. Не приду – выгонят из академии, выгонят – вернусь к себе. Даже если покроют мою голову позором и не разрешат учиться ни в одной академии, вернусь к дяде Пьера.
При воспоминании об этих родных мне мужчинах, на сердце разлилось умиротворение, я счастливым сусликом закопалась в одеяло и уснула.
-Спим?
Я от неожиданности дернулась и открыла глаза. Напротив кровати стоял куратор, сложив руки на груди, и ректор с нахмуренными бровями. Ну какого черта???
-Фелиция, почему ты не на занятиях? – спросил ректор.
— Вот, вот, мне тоже интересно. Неприятно, знаете ли, когда тебя обвиняют в том, чего не делал. Например, в вашем отсутствии на занятиях. – куратор недовольно посмотрел на ректора.
-А что я еще мог подумать? Вы вчера последний с девочкой занимались!
-И что? Это делает меня преступником?
По проторенной еще в своей академии дорожке, достала подушку, развернулась в другую сторону, и положила ее сверху. Пусть без меня меряются, чем там мужчины обычно меряются. Даже начала засыпать. Вдруг, наступила тишина. По позвоночнику, к нижним девяноста проскакала толпа мурашек… «Это жжж... – неспроста» * (* «Винни Пух»).
Резко откинули одеяло, схватили меня подмышки и поставили на ноги лицом к ректору. Божечки, как болит то все!
-Фелиция, я задал вопрос.
-А я не ответила. У меня все болит. Дайте мне спокойно умереть.
В эту же секунду взгляд ректора опустился ниже и глаза увеличились. Да нет, не может быть! Только не грудь! Хватит с меня позора! Посмотрела туда же и вздрогнула. Все, абсолютно все тело было покрыто синяками разного размера и цвета.
— Это что? Гарон, вы же сказали, что просто занимались! Почему адептка выглядит так, как будто ее пытали? – вот, кстати, да, пусть теперь выкручивается.
-Мы проходили стандартный уровень полосы препятствий для боевиков первого курса. – сдавленно ответил куратор. После аккуратно развернул меня к себе.
-Больно?
Я всхлипнула. На глаза навернулись слезы и водопадом полились по щекам. Я, конечно, человек взрослый. Но ведь у всего есть предел. Меня захлестнуло чувство жалости к себе, я обмякла и выскользнула из рук куратора. Села на пол и громко, в голос разрыдалась. Единственное, что было слышно сквозь рыдания: - Верните меня обратно, я вам не подхожу, верните.
Куратор вышел из комнаты. Ректор какое-то время пытался меня успокоить, но видя, что его действия не приносят результата, ушел за лекарем.
Я легла на пол, свернулась в позу эмбриона и обняла себя. Как хочется, чтобы рядом оказался кто-то родной и близкий. Кто скажет, что все будет хорошо, что все плохое позади, на кого можно опереться, кто бы мог стать якорем в этом незнакомом мире.
Вспомнила, что обещала, что буду писать Пьеру. Закрыла глаза и стала составлять письмо своему мальчику.
«Дорогой, Пьер!
Как дела у тебя и у дяди? Все ли здоровы? Как ты учишься? Все же это последний решающий год для тебя.
Очень по вам скучаю. Не знаю когда, но вы стали частью моей жизни, я проросла в вас и, если сейчас попробовать оторвать меня, я умру, засохну от прерванных жизненных потоков. Едва коснувшись твоей руки в первый раз, я поняла, что обрела семью, людей, которым не безразлична. Только сейчас я понимаю, что человек, познавший настоящую любовь, может встретить ее там, где не ожидает, главное не терять надежды.
Когда я думаю о нашем расставании, вспоминаю диалог:
«— Что вы собираетесь делать?
— Я собираюсь просыпаться каждое утро, дышать воздухом в течение всего дня, пройдёт какое-то время и я перестану напоминать себе, что нужно просыпаться каждое утро и дышать. И в один из своих серых дней я уже не вспомню, что у меня была другая жизнь.» * (* «Не спящие в Сиэтле»).
Прошу тебя, Пьер, береги себя. Ради меня, береги.
У меня все хорошо. Мне помогают с занятиями. Конечно, с физической подготовкой так же, но я не унываю.
Буду ждать от тебя ответное письмо.
Твоя Филя.»
В коридоре послышался шум. В комнату вошел ректор с лекарем. Тот осмотрел меня не прикасаясь. Потом нахмурил брови, снял с кровати одеяло, закутал меня в него, взял на руки и вынес в коридор. Ректор вышел следом.