Страница 3 из 6
Турин выбежал из дома и пошел бродить один. Слова отца грели ему душу, как весеннее солнышко греет мерзлую землю, пробуждая травы. "Наследник дома Хадора!" — повторял мальчик. Но тут вспомнились ему другие слова: "Будь щедр, но раздавай лишь свое". Тогда он побежал к Садору и воскликнул:
— Лабадал, Лабадал! Сегодня у меня день рождения! День рождения наследника дома Хадора! И я принес тебе подарок. Вот такой нож, как тебе нужен: острый как бритва, все что хочешь разрежет!
Садор смутился — он ведь знал, что Турин сам только что получил этот нож в подарок. Но в те времена считалось дурной приметой отказываться от дара, что предложен от чистого сердца, кто бы ни дарил. Поэтому Садор серьезно ответил мальчику:
— Ты щедр, как и весь твой род, Турин сын Хурина. Я ничем не заслужил такого подарка — боюсь, что и за всю оставшуюся жизнь не смогу отплатить тебе. Но буду рад, если получится.
Достав нож, Садор радостно воскликнул:
— Эльфийский клинок! Да, вот подарок так подарок! Давно не держал я в руках эльфийской стали.
Хурин вскоре заметил, что Турин не носит ножа, и спросил его:
— В чем дело? Быть может, ты и впрямь боишься порезаться?
— Нет, — ответил Турин. — Я отдал нож Садору-столяру.
— Ты что, не дорожишь отцовским подарком? — спросила Морвен.
— Дорожу, — ответил Турин. — Просто я люблю Садора, и мне его жалко.
И Хурин сказал:
— Все три дара в твоей власти, Турин: любовь, жалость, и нож — наименьший из трех. Ты волен одарять ими, кого пожелаешь.
— Только не знаю, заслуживает ли этого Садор, — заметила Морвен. — Он же покалечился по собственной неуклюжести, и не торопится делать, что ему велено — все возится с какими-то безделушками.
— А все же он достоин жалости, — возразил Хурин. Честная рука и верное сердце могут промахнуться, а такая рана болит сильнее, чем нанесенная вражьей рукой.
— Но новый нож ты получишь нескоро, — сказала Морвен. — Вот тогда это будет настоящий дар — за свой счет.
Однако Турин заметил, что с Садором стали обходиться приветливее. Ему даже поручили сделать новый трон для владыки.
Однажды, ясным утром месяца лотрона, Турин проснулся от пения труб. Он бросился на улицу, и увидел, что двор полон пеших и конных воинов в боевом вооружении. Хурин стоял на крыльце и отдавал приказы. Турин узнал, что они выступают сегодня к Барад Эйтель. Во дворе были только дружинники и слуги Хурина, но в поход отправлялись все воины Дор-ломина. Часть войска уже ушла вперед — их вел Хуор, брат Хурина. Многие должны были присоединиться к владыке Дор-ломина по дороге на большой сбор верховного короля.
Морвен попрощалась с Хурином. Она не плакала.
— Я сохраню все, что ты оставляешь на мое попечение, — сказала она, — то, что есть, и то, что будет.
— Прощай, владычица Дор-ломина, — ответил ей Хурин. — Много лет не ведали мы такой надежды, как ныне. Пусть наш зимний пир будет радостнее всех предыдущих. а за зимой настанет весна без страхов!
Он поднял Турина на плечо, и крикнул своим воинам:
— А ну, покажите наследнику дома Хадора, как сияют ваши мечи!
Пятьдесят ослепительных клинков взметнулись к небу, и двор огласился боевым кличем северных аданов:
— Лахо калад! Дрего морн! Сияй, Свет! Беги, Ночь!
И вот Хурин взметнулся в седло, и развернулось золотое знамя, и трубы запели в утренней тишине. Так уезжал Хурин Талион на битву Нирнаэт Арноэдиад.
А Морвен и Турин все стояли на крыльце, пока ветер не донес издалека отзвук трубы — то Хурин в последний раз оглянулся на дом, прежде чем скрыться за перевалом.
Речи Хурина и Моргота
Много песен сложено эльфами о Нирнаэт Арноэдиад, во многих преданиях говорится об этой битве, битве Бессчетных слез, где пал Фингон и увял цвет эльдаров. Жизни человеческой не хватит пересказать их все[2]. Но ныне будет поведано лишь о том, что случилось с Хурином, сыном Галдора, владыкой Дор-ломина, после того как близ потока Ривиля взяли его в плен живым по приказу Моргота и приволокли в Ангбанд.
Хурина привели к Морготу, ибо тот вызнал колдовством и через шпионов, что Хурин в дружбе с королем Гондолина. Моргот пытался запугать Хурина своим ужасным взглядом. Но Xурин еще не ведал страха, и отвечал Морготу с дерзостью. И Моргот велел заковать его в цепи и подвергнуть медленной пытке. Но вскоре он явился к Хурину и предложил, на выбор, либо отпустить его на все четыре стороны, либо облечь его высшей властью и чином верховного военачальника Ангбанда, если только он, Хурин, выдаст, где находится крепость Тургона, и все, что ведомо ему из замыслов короля. Но Хурин Стойкий лишь посмеялся над ним и ответил так:
— Ты слепец, Моргот Бауглир, и навек останешься слеп, ибо видишь лишь тьму. Неведомо тебе, что имеет власть над душами людей, а если бы ты и знал, не в твоей власти дать нам то, чего мы ищем. И лишь глупец верит посулам Моргота. Ты возьмешь плату, и не сдержишь обещаний. Расскажи я тебе то, о чем ты спрашиваешь — лишь смерть будет мне наградой.
Тогда Моргот расхохотался и сказал:
— О, ты еще будешь молить меня о смерти, словно о милости.
Он отвел Хурина на Хауд-эн-Нирнаэт. Этот курган тогда был только что построен, и над ним висел тяжелый смрад мертвечины. Моргот поднялся с Хурином на вершину кургана и велел взглянуть в сторону Хитлума. и подумать о жене, о сыне и всех своих родичах.
— Ведь теперь это моя земля, и родичи твои в моей власти, и жизнь их зависит от моего снисхождения.
— Ты не ведаешь снисхождения, — ответил Хурин. — Но до Тургона тебе через моих родичей не добраться — они не знают его тайн.
Тогда гнев обуял Моргота, и он прошипел:
— Зато я доберусь до тебя, и твоего проклятого рода, и воля моя сломит вас всех, будь вы хоть стальными!
И он поднял с земли длинный меч, и сломал его перед лицом Хурина. Осколок отлетел и вонзился Хурину в лицо, но тот не шелохнулся. Тогда Моргот протянул могучую длань в сторону Дор-ломина и проклял Хурина и Морвен, и всех их отпрысков, сказав так:
— Смотри! Тень моей воли отныне лежит на них, куда бы они ни скрылись, и даже на краю света моя ненависть настигнет их.
— Пустые слова! — возразил Хурин. — Ты не можешь видеть их, и не можешь управлять ими издалека — пока ты в этом обличье и правишь на земле, как видимый владыка, тебе это не под силу.
— Глупец! — воскликнул Моргот. — Глупец, последний среди людей, последнего из говорящих народов! Видел ли ты валаров? Ведома ли тебе мощь Манве и Варды? Знаешь ли ты, как глубоко проницает их мысль? Или ты надеешься, что они подумают о тебе и смогут защитить тебя издалека?
— Не знаю, — ответил Хурин. — Может быть, и смогут, если есть на то их воля. Ибо Верховный владыка не будет повержен, доколе стоит Арда.
— Ты сказал! — подхватил Моргот. — Верховный владыка — это я, Мелькор, первый и могущественнейший из валаров, что были до начала Арды и создали ее. Тень моего замысла лежит на Арде, и все, что в ней, склоняется на мою сторону, медленно, но верно. И над всеми, кого ты любишь, нависнет, подобно грозовой туче Рока, моя воля, и окутает их тяжкой тьмой отчаяния. Всюду, куда они ни явятся, пробудится зло. Что они ни скажут, что они ни сделают — все обернется против них. И умрут они без надежды, проклиная и жизнь, и смерть.
Но Хурин ответил:
— Ты забываешь, с кем говоришь. Наши отцы слышали это от тебя давным-давно. Но мы избежали твоей тени. А теперь — теперь мы знаем тебя, ибо мы видели лица тех, кто зрел Свет, и внимали голосу беседовавших с Манве. Ты был до Арды, но и другие тоже, и не ты создал ее. И ты — не самый могучий: ведь ты растратил свою мощь на себя, расточил ее в своей пустоте. Теперь ты всего лишь беглый раб валаров — и не уйти тебе от их цепей!
— Да, ты выучил свои уроки назубок, — усмехнулся Моргот. — Но чем тебе поможет эта ребячья мудрость? Смотри, твои учителя все разбежались.
2
Здесь в тексте Narn имеется отрывок с описанием Нирнаэт Арноэдиад — я опустил его по причинам, изложенным в прим. 1.