Страница 24 из 93
— Сколько времени оставались они у вас после этого?
— В ту же ночь уехали. Прощаясь, Игорь протянул мне пачку пятидесятирублевок — там было двадцать штук, я потом сосчитала, — предупредил: ни слова об этом, не то... — Женщина печально вздохнула и закончила. — Вот и все. С тех пор я не видела Игоря.
— Ни Стася?
— Нет.
— Но ведь они не забывали вас?
— Вы правы. Я потом не раз получала от Игоря деньги, но он не говорил, за что и для чего.
— А вы сами как думаете?
— Должно быть, чтобы я продолжала хранить молчание о той девочке.
Мне казалось, что предположение Марты Петровны соответствовало истине. Но кто та девочка? Для чего понадобилась преступникам лишняя обуза? Может — месть? Или попытка получить с родителей выкуп за ребенка?..
Я решил разыскать в архиве следы этого дела.
Часам к девяти вечера я проводил Раису Миндиашвили до угла улицы Церетели и площади Свободы. Она шла рядом со мной спокойная, беззаботная. Раиса верила мне, как брату, как испытанному в горе и радости другу. Она была убеждена, что в угрозыске и следователь, и начальник встретят ее по-дружески.
По пути Раиса внимательно слушала то, что я говорил: о бандитах, которые обвиняют ее в своем провале и собираются отомстить; о том, что в угрозыске я заверил всех в ее невиновности... Раиса, судя по всему, готова была помочь следствию. Спокойная, честная жизнь без опасений и подозрений стала ее мечтой, ее целью.
Она и раньше с готовностью сообщала мне все, что знала, но все же боялась мести тех, кто лишил жизни ее мужа. А теперь, когда преступники были выявлены и арестованы, Раиса Миндиашвили твердо решила чистосердечно рассказать в угрозыске обо всем, облегчить свою душу откровенным признанием.
Я оставил Раису у входа в здание Тбилсовета и пообещал подождать ее здесь. Она свернула за угол и вошла в помещение следственного отдела с улицы Церетели. Я же, обойдя дом с Вельяминовской улицы, прошел в отдел со служебного входа.
...Было уже за полночь. В моем кабинете зазвонил телефон. Подняв трубку, я услышал голос начальника: «Можете идти отдыхать», — сказал он и, не дожидаясь ответа, дал отбой. Я понял, что он закончил разговор с Раисой Миндиашвили и собирался отпустить ее домой. Схватив с вешалки пальто и кепку, я побежал к месту встречи.
Только я остановился под часами и собирался закурить папиросу, из-за угла улицы Церетели показалась Раиса. Я поспешил к ней навстречу. Увидев меня, она радостно улыбнулась, гордо подняла голову и, продев руку мне под локоть, почти прижавшись головой к моему плечу, направилась к площади.
— Ну, как, все в порядке? — взволнованно спросил я.
— Все, все хорошо! — Она заглянула мне в глаза и потом вдруг зажмурилась, словно припомнив детскую игру в жмурки. — Сандро, ты не поверишь, мне кажется, что сегодня я вторично родилась на свет. Так мне хорошо, покойно на душе... — Смахнув пальцем слезинку в уголке глаза, она еще крепче прижалась ко мне и прибавила шаг. — До нынешней встречи они все казались мне бездушными сухарями, я боялась их, как огня, дрожала при их упоминании... А они, оказывается, внимательные. И все понимают!
— Что тебе сказали? — прервал я ее
— Я рассказала им все, откровенно и чистосердечно, как ты мне говорил. Они записали все слово в слово и дали мне подписать. А потом... Пообещали помочь, и на работу, говорят, поможем устроиться. Сандро, дорогой, наконец-то мы с мамой можем спать спокойно.
Она шагала легко, стремительно, словно летела над землей. В конце Дворцовой улицы показался извозчик. Я окликнул его. Всю дорогу Раиса не умолкала ни на минуту. Она пересказывала во всех подробностях свои впечатления от разговора с начальником отдела, описывала мне — мне, который видит его почти каждый день в течение десятков лет! — его внешность, голос, повадки...
У ворот ее дома я начал было прощаться. Но Раиса не хотела отпускать меня. Ей казалось, что именно сегодня, в этот знаменательный день, я должен познакомиться с ее мамой.
— Она так обрадуется! — убеждала Раиса.
Я отговаривался тем, что уже поздно для визитов. Раиса не выдержала и спросила, почему я ничего не спрашиваю о том, какие показания дала она на допросе.
— Может быть, это тайна? — сказал я.
— Я ничего не скрывала от них. Рассказала о жизни своей, начиная с несчастного Петра Таманова, рассказала обо всем, что видела и слышала. Не скрыла и харьковскую историю с директором ювелирного магазина, которого выманила из театра. В общем, выложила все, что скопилось у меня на душе.
Ночной ветер привольно разгуливал по опустевшим полуночным улицам. Но Раиса даже не вспоминала о том, что надо застегнуть пальто. Снова получив отказ на приглашение зайти к ним, она, прощаясь, чмокнула меня в щеку. Вбежав во двор, Раиса еще раз оглянулась и крикнула:
— Не забудь, завтра вечером мы ждем тебя!
...Прошло три дня, но Игорь Таманов все еще не кончил записывать свои показания. Он сидел в маленькой комнатке комендатуры и, не подымая головы, писал, писал, писал. Нетерпение подстегивало меня, но я не мешал ему. По нескольку раз в день вызывал я к себе коменданта и расспрашивал:
— Ну как он? В каком настроении? С охотой ли пишет?
Я терпеливо дожидался, пока арестованный закончит свою исповедь.
Тем временем я еще раз повидал Раису. К счастью, матери ее снова не оказалось дома. Несмотря на настоятельные советы начальника — решайся, наконец, скажи, мол, всю правду, — я опять молчал, словно набрав в рот воды.
На работу я вернулся с небольшим опозданием. Не успел я зажечь в кабинете свет, вошел оперуполномоченный и положил на стол дело о похищении ребенка, которым я интересовался. «Об исчезновении Ии Теймуразовны Курхули», — прочитал я на папке. Но мне не удалось начать чтение — зазвонил телефон. Комендант докладывал, что подследственный Таманов хочет повидаться со мной. Отложив папку, я стал дожидаться арестованного.
Таманов вошел, улыбаясь, словно после давней разлуки повстречал, наконец, старого друга. В руках он держал стопку исписанной бумаги. За эти три-четыре дня он заметно осунулся, но вид у него был далеко не грустный.
— Я задержался, но думаю, что человеку в моем положении это простительно, — проговорил он, по-домашнему устраиваясь в кресле и кладя свои записи на стол. — Думаю, теперь все в порядке. Кажется, мне удалось все вспомнить. — Он наморщил лоб, поглядел задумчиво на чернильницу и, помолчав, продолжал: — Здесь, — он кивнул на стопку бумаги, — я счел излишним давать подробный список всех совершенных мною преступлений. Это мы предоставим Саидову и Стасю...
Услышав фамилии двух дружков, я невольно нахмурился — мне вовсе не улыбалась перспектива вести с ними долгие и малопродуктивные разговоры. Игорь, догадавшись о причине моего недовольства, спокойно заверил:
— Не беспокойтесь, я велю им рассказать все. Мое слово для них закон.
— Хорошо, если так, — согласился я, успокаиваясь. — Но о чем же вы тогда здесь столько написали?
— Я попытался изложить историю своей жизни и кое-какие достопримечательные обстоятельства. Прочитайте, если понадобится что-нибудь добавить, найти меня вам будет нетрудно. Я здесь же, на первом этаже, и пока что не думаю переезжать куда бы то ни было, — он засмеялся своей шутке и без приглашения потянулся за моим портсигаром. — Пока что... А потом — посмотрим. Может быть, лучше будет перебраться отсюда куда-нибудь в иное место? — Я тоже улыбнулся, но не потому, что находил действительно смешным остроумие Таманова. Просто я хотел поддержать его настроение, убедить его, что ценю простое и неофициальное отношение к себе.
— Что ж, погляжу, — шутливо кивнул я, — может быть, ваше творение так хорошо, что его стоит передать в издательство.
— Ради бога, не делайте этого без меня, — в тон нашему разговору отвечал Игорь. — Моя книга выйдет в свет под псевдонимом, а вы его пока что не знаете... — Он засмеялся. Я тоже.
Потом я сказал: