Страница 2 из 9
Глава 02
Мы вышли из больницы молчаливой тройкой. Антон держал Юльку под руку, а я просто старался прийти в себя, перестать прокручивать в голове проклятую встречу с Ритой, ее печальный взгляд и улыбку, адресованную брату. Черт! Она смотрела на меня так, словно я предатель, словно причинил ей столько боли, что жизнь окрасилась в черно-белые тона.
Мы с ней почти не пересекались три года, я видел ее лишь издали, но взглядами не сталкивался. И как хорошо было: я быстро остывал, возвращался к своей обыденности, а сейчас никак не мог успокоиться. Все вокруг бесило: звуки машин, голоса людей, радио дурацкое, которое включил Леваков, усаживаясь на пассажирское.
– Где твоя тачка, братишка? – спросил, не выдержав.
– В сервисе, переобуться отдал.
– Все в ноябре переобулись, ты самый умный что ли? – я бурчал, словно старый дед. А когда загорелся красный, и перед моим носом еще вывернула длинная камри, едва не выругался трехэтажным. Что за день?!
– Дядька мне просто по блату местечко выделил. Он кстати недавно о тебе спрашивал, говорит, Витя пропал, не звонит, не пишет.
– А что я ему девочка, звонить или писать?
– Ну с днюхой-то мог поздравить, – не унимался Леваков, то и дело поглядывая назад, на свою ненаглядную Юльку.
– Я его поздравил.
– Через неделю.
– Слушай, лучше поздно, чем никогда, – возмущался я. Ладно, с дядькой, мы так Леонидыча называли, действительно, вышло некрасиво. Он мне помог три года назад.
Я тогда ходил подавленным и постоянно зависал в клубах, теряя себя настоящего. Попросту пытался заглушить тоску по Рите, искал всевозможные способы, правда, папе мои способы не нравились. Один раз поругались, второй, на десятый старик выдвинул ультиматум: либо я заканчиваю убивать свою жизнь, либо он лишает меня денег и крыши над головой. Другой бы одумался, а я усмехнулся, взял дорожную сумку и пошел, куда глаза глядят. Сперва в клуб, потом познакомился с какой-то девчонкой, переночевал у нее. Иногда заглядывал к старым знакомым, но все до поры до времени, конечно. Как только бабки закончились, я осознал, что никому не сдался со своими проблемами. Помню, один раз уснул на лавке в парке Анджиевского, укрывшись курткой. Наутро меня растолкали полицейские и увезли погреться, как раз холодрыга стояла, так что я даже обрадовался.
Выпустили меня через три дня, я тогда взглянул на небо и озадачился – как быть дальше. Знал, если вернусь к отцу, он не прогонит, но почему-то стыдно было. Оглядел себя: грязный, в порванной обуви, с запашком, небритый, в таком виде заявиться на порог – словно милостыню просить.
И тут на мое счастье мужик на машине заглох. Старенькая волга барахлила, и он все никак не мог ее завести. Я подошел, предложил подтолкнуть, ну а там как-то слово за слово, пожаловался на свою жизнь, на девушку, которую продолжал любить, несмотря не предательство, как мне хреново, как не хочется ничего, лечь бы и сдохнуть. Дядька дал мне подзатыльник и пригласил вдруг к себе в гараж. Там чаем напоил с бутербродами, одежду свежую вынес, но взамен попросил помощи. Нужен был ему сотрудник в сервис, ответственный, серьезный, честный.
Недолго думая, я согласился, из чувства благодарности больше. Леонидыч выделил мне матрас, сказал, мол, на улице холодно, а выгонять бездомных котят против его убеждений. Считай, тогда и произошел переломный момент, я словно стер морок с глаз, очнулся, вдохнул кислород. Вернулся к учебе, деньги зарабатывал, дядьке помогал, он мне платил не только крышей, но и бумажками.
Через год я все-таки помирился с отцом по воле случая: он к нам в сервис заехал, увидел меня и ахнул. Мы разговорились, я честно признался во всем, стыдно было, что хоть на глаза повязку надевай. Старик обомлел, потом выдал, вздохнув, какой у него сын дурак. Так мы и помирились, я вернулся домой, ушел с автосервиса, перекочевав к отцу на фирму. Но поступок дядьки до сих пор помнил и при каждом удобном случае заезжал к нему, презенты таскал, тем более Леонидыч на себя деньги жалел, все в семью. Но сладкоежкой был тем еще – от конфет никогда не отказывался. Я, в свою очередь, старался его баловать сладостями, правда, всегда брал больше, чтобы и детям его передать. Хороший все-таки он мужик, мало таких, почти не осталось.
– Мне эта вторая поликлиника никогда не нравилась, – донеслось до моего слуха. Я вернулся из воспоминаний, глянув в зеркало заднего вида. Снегирева о чем-то в задумчивым видом размышляла, разглядывая зимние улочки.
– Почему? – спросил Антон у нее.
– Я как-то в школьные годы туда с гастритом загремела, там главврач такая… противная. Я даже фамилию ее запомнила и отзыв потом накатала.
– А как звали? К кому не стоит ходить?
– Вера Григорьевна Гедуева, ужасная женщина, – я резко дал по газам. Леваков аж чуть не вписался в бардачок, хорошо был пристегнут.
– Шест, да ты что сдурел?
– Какая, говоришь, фамилия у главврача? – повысил голос, оглянувшись к Снегиревой. Она испуганно хлопала ресницами. Черт, мои заскоки всех людей вокруг распугают. Да оно вроде как-то само сработало, на автомате дал по тормозам. Хорошо, позади машин не было, иначе точно бы авария случилась.
– Гедуева, – прошептала Юлька.
– Вить, ты нормальный вообще? Юля только от врача! – возмущался Антон. Правда, возмущения его я уже не слушал. Пазл в голове вдруг начал складываться: у Романовой оказался брат, и не просто малой, а больной, нуждающийся в помощи. На учете он стоял в больнице, где главврачом была Вера Гедуева. Нет, я, конечно, полагал, возможно, тут тупо совпадение фамилий, мать Акима так-то я ни разу не видел, имени ее не знал. Чувак вообще не особо распространялся насчет семьи, но по брендовым шмоткам было ясно – при деньгах родичи.
С другой стороны, по факту это ничего не дает. Если уж я ни сном ни духом о брате Риты, то и Аким не мог знать, да никто не мог. Однако что-то все-таки меня смущало в данной ситуации и неожиданно разбередило старые раны.
02.2
Весь день меня не отпускала мысль о семействе Гедуевых. Я даже погуглил, хорошо в интернете информации много. Как выяснилось, Вера Григорьевна работала в должности главврача уже семь лет, писала какие-то доклады для международных конференций, вела научную деятельность, да и отзывы о ней были только самые положительные. Хотя один отрицательный все-таки проскочил, при том такой, что он как-то терялся на фоне хвалебных дифирамб. Женщина обвиняла Гедуеву в алчности, вымогательстве денег и желала ей на своей шкуре испытать такое отношение, где деньги идут превыше человеколюбия.
Это, конечно, меня зацепило. Не бывает на пустом месте громких обвинений, однако порыскав на всех сайтах, больше подобных отзывов я не нашел. Либо их удаляли, либо случай, в самом деле, был единичным.
Мысли так и крутились вокруг Веры Григорьевны, я даже когда на свидание к Маринке притащился, никак не мог успокоиться. Леонова это заметила, она вообще была очень внимательной, чуткой и, самое главное, практически не выносила мозг, что, кстати, редкость для ровесниц.
– Вить, все нормально? – поинтересовалась Марина, отложив папку с меню. Мы сидели в «Тесле» напротив витражного окна, откуда открывался вид на серый заснеженный город, и ждали ее подружек. Вообще я не очень любил помпезные заведения, до недавних пор, до выпуска, сам таскался в дорогие ресторанчики с пацанами, девчонками. А потом, после ночки на лавке, как отрезало. Хотя мог себе позволить любое заведение, но как-то, наоборот, тянуло к домашнему уюту что ли, к чему-то попроще, без особых изысков. Однако с Мариной не получалось попроще: она вечно выбирала лучшее. Вот, допустим, если идем в кино, то только в вип-зал, и плевать, что сеанс неудобный, фильм неинтересный. Поехали как-то отдохнуть в горы, так Леонова выбрала самую дорогую гостиницу, от которой пришлось еще на машине почти сорок минут телепаться до подъемников. Зато подружки обзавидовались. Собственно, это был единственный минус Маринки, в остальном она была очень даже адекватной, податливой, видимо, поэтому мы продержались вместе уже четыре месяца. Хотя обычно я девчонок менял через месяц в лучшем случае.