Страница 9 из 10
По улице туда-сюда сновали странного вида личности, которые были явно не в себе, судя по их криповому поведению. В самых неожиданных для меня местах спали бездомные, разложившись вместе со своим тряпьем, тележками и палатками прямо на пешеходной части.
Эти люди жили прямо на улице, что повергло меня в шок, ведь я ни разу не видела подобного в своей стране.
Не я одна пялилась на прохожих, едва скрывая ужас внутри себя. Прохожие тоже посматривали на меня как-то недобро.
Похоже, что я не только не найду здесь бургерную, но и вовсе не выберусь с этого района как минимум с деньгами и телефоном. А как максимум, меня и вовсе может не стать уже сегодня.
Может Соню попросить приехать? Она же предупредила, что могу звонить в любое время. А сейчас как раз самое время, чтобы спасать меня из передряги.
Недолго постояв под фонарем в замешательстве и раздумьях, я решила не звонить Соне, посчитав это неприличным. Затем пришло на ум поискать забегаловку на другой стороне улицы. Возможно я ее нечаянно проглядела, пока косилась на маргинальных личностей.
Стоило подумать о Соне, как я вспомнила о том таинственном и ненасытном до славянок Шайтане. И снова подловила себя на мысли, что заинтересовалась им, причем конкретно.
Что за таинственная персона этот Шайтан, и почему у него такое жуткое прозвище?
Дождавшись, когда загорится нужный мне свет светофора, я опустила глаза и напряженно двинулась вперед по пешеходному переходу. Пересекала широкую многополосную дорогу, толком не озираясь по сторонам, потому что мысли были заняты куда более важным. И к тому же, я все гадала, не идет ли кто за мной и не кинется ли на меня из-за спины.
И все же… Почему он Шайтан? Потому что ему мало одной девушки? Или есть более весомый аргумент? Может он ужасный, жестокий, уродливый, подлый, злой? А может его так прозвали просто потому, что он черный?
На середине проезжей части я интуитивно замедлила шаг, со сковывающим по рукам и ногам ужасом уловив близящийся раскатистый рык мотора.
Резко повернувшись, я заметила байк, мчащийся прямо на меня.
Закричать не успела, как и отскочить в сторону тоже. Все произошло слишком быстро.
Передо мной в секунду возник байкер. Этот лихач, плевавший на правила дорожного движения, намеревался проскочить перекресток не на свой свет, но вовремя заметил меня и успел остановиться.
И я заметила его. Взгляд мой намертво приклеился к этому брутальному мажору в кожаной куртке.
Сверкающий в огнях ночного города супербайк, который наверняка стоил уйму денег, так атмосферно рычал, словно порождал раскаты грома, призывая меня покорно робеть перед его бесстрашным владельцем и не отворачиваться ни на секунду. Ни в коем случае не опускать глаз, ведь иначе я покажу свою слабость.
Но стоило байкеру снять шлем, как моя глупая и безрассудная отвага улетучилась, причем мгновенно. Будто ее смыло десятибальной волной новых, неизведанных ощущений, в разы более острых, безумных, сумасшедше навязчивых и… волнующих.
На смену моей безрассудной отваге и желанию отстоять, правоту пришло девичье смущение, взвинчивающий все фибры моей души трепет.
И кое-что еще.
Нечто невероятно противоречивое зародилось во мне, прямо в груди. То, чего я прежде не испытывала ни к одному мужчине.
Афроамериканец.
Брутальный, крупный и широкоплечий.
Невероятно массивный и поистине впечатляющий своей мощью.
Далее все происходило как в замедленной съёмке.
Смотрела на него пристально, завороженно, с немым экстазом, затаив дыхание, тонко чувствовуя ветер в волосах и необычное головокружение. Чувствовала, как этот ветер подхватывает меня, словно фантик, как мои ноги отрываются от асфальта, как меня расщепляет на молекулы запретного влечения и страсти, а потом разносит этим же ветром повсюду.
Я позволила себе глядеть на афроамериканца так, как велел неожиданно пробудившийся и смертельно, до одури оголодавший инстинкт – раскрепощенно, бесстыдно, навязчиво. Невзирая на устоявшиеся в сознании предубеждения и опасения, что недопустимо пялиться на темнокожих.
И он тоже не отворачивался, изучая меня всю. Погружаясь в меня все глубже. Ныряя в меня.
Я чувствовала в себе его присутствие, чувствовала, что наполняюсь им, и от того дыхание мое замирало, с каждым мгновением становясь все тяжелей и обрывистей.
Этот парень чертовски привлекательный. Я бы даже сказала, адски. И наверняка опасный, о чем свидетельствовал его хищный, глубоко проникающий в меня взгляд. Такой сексуальный, властный, завоевывающий, обжигающий ледяным пламенем изнутри.
Этот необычайно затяжной, тягучий, словно вечность, взгляд афроамериканца нешуточен и тяжел. Так же тяжел и смертоносен, как массивная лавина колючего льда, которая приближается на бешеной скорости и вот-вот пронзит все тело насквозь своими острыми иглами.
Этот парень уж точно не из простых – сразу видно, что элитный. Такой уж точно любит подчинять себе все, что движется. И точно не потерпит такую замарашку, как я, и близко рядом с собой. Этот черный бог слишком недосягаем для меня.
Я понимала, что мы совершенно разные, что нам не по пути и никогда не будет по пути, но продолжала на него глазеть, как глупая школьница, помешавшаяся на предмете обожания.
Потому что хотела того. Предчувствовала, что если разорву визуальный контакт между нами, потеряю шанс увидеть его снова. И все равно, насколько глупо я выглядела сейчас. За кого он принял меня, за сумасшедшую ли, за шлюху, или за кого угодно другого, меня это не волновало в данный момент.
Меня волновал лишь он. И только он…
Парень бегло спросил меня о чем-то. И я само собой не поняла, о чем именно.
Да что там говорить, я не сразу сообразила, что он обращается ко мне, несмотря на то, что на проезжей части не было ни единого прохожего, кроме меня.
А что если парню не понравилось, что я глазела на него? Вдруг он подойдет и ударит меня, посчитав мое поведение оскорбительным? Вдруг решит, что думаю о нем, как о пришельце? Хотя это наврядли, ведь мы в Америке, а не в моем городе в средней полосе России…
Я в принципе не рассчитывала, что парень заговорит со мной, а не объедет, напоследок харкнув в лицо. Вот совсем не была готова к такому повороту событий.
Наверняка этот парень приметил, что от волнения на моем лбу появилась страшная отвратительная испарина. Ведь он, не моргая, глядел на меня в напряженном ожидании.
Ему совершенно точно нужно было получить от меня ответ, и сейчас же.
Опустив глаза, я ни на шутку разволновалась и, сокрушаясь с собственного легкомыслия, которое допустила по необъяснимой случайности, промычала что-то невнятное.
Что именно промычала, и сама не поняла. Аж в пот бросило от стыда. Еще немного, и я рухну в обморок.
Прямо здесь. Прямо при нем.
Воздух между тем так накалился, что его в пору было резать ножом.
Но я должна была перебороть себя и переспросить, что именно сказал афроамериканец. Если ему так надо, пусть ругает меня на чем свет стоит.
Да, я виновата, что пыталась перейти дорогу в положенном месте, на свой свет, и не пропустила его. Да, я виновата, что едва не запачкала его байк своей кровью.
Что есть, то есть.
Я посчитала своим долгом разобраться, в чем дело. Тем более что светофор долгий, время для разборок есть.
– Можешь помедленнее, пожалуйста? Я не расслышала тебя. Тут очень шумно. – по-идиотски пискляво попросила я, при этом так неосторожно улыбнувшись, что аж скулы свело до боли. – Повтори пожалуйста, что ты только что сказал.
Глава 8
Одна блуждаешь в холодной ночи,
В поисках вечности,
Ведомая желанием, которое все усиливается
И хочет тебя уничтожить…
Blutengel, «Reich mir die hand».
– Как. Твое. Имя? – повторил афроамериканец заниженным, обворожительно хриплым голосом.