Страница 28 из 32
— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы заняться чем-то другим в своей жизни?
— Чем-то еще? Кроме полетов? — Соло потянулся за своим пивом и сделал глоток.
— Да. — Я кивнул. — Или, ты знаешь, кроме полетов на истребителях.
Нахмурившись, он поставил бутылку на стол.
— Честно? Нет. Я имею в виду, я бы предпочел не убивать никого при моей работе, но я не могу представить, чтобы не быть в воздухе. Это у меня в крови. Ты знаешь это, ты такой же.
Когда я отклеил половину этикетки со своей бутылки, Соло наклонился через стол и положил свою руку поверх моей, и когда я посмотрел на него, он сказал:
— Верно?
Я моргнул, глядя на него, раз, другой, и медленно кивнул.
— Ладно, что ж, это не показалось мне таким уж убедительным.
Я усмехнулся, но звук получился натянутым даже для моих собственных ушей.
— Я… Черт, я не знаю. Думаю, это просто мысли.
Пальцы Соло сжались вокруг моих.
— Почему бы тебе не попробовать снова? Но на этот раз будь честен.
Я судорожно вздохнул и подумал, насколько умно было признаться своему конкуренту, что любовь, которую ты когда-то испытывал к полетам, была заменена. Я также задавался вопросом, насколько умно было признать, что это было заменено любовью к тому, кто сидит передо мной.
Боже, это было безумие. Я учился всю свою жизнь, чтобы попасть туда, где я сейчас нахожусь. Это было то, чего я всегда хотел. Черт возьми, я только что перехитрил своего отца. И все же пара красивых карих глаз и дерзкий рот сумели затмить все это.
— Грант?
Я отбросил эти мысли в сторону и попытался вспомнить, к чему я клонил.
— Прости. Я просто погружен в свои мысли, вот и все.
— Не извиняйся. У тебя было довольно напряженное время. — Соло поднялся на ноги, моя рука все еще была в его, а затем прислонился к столу рядом со мной. — Тебе не только пришлось соревноваться с такими крутыми пилотами, как я, но и все инструкторы следили за тобой, как ястребы, из-за твоего отца. Не говоря уже о том, что твой отец приехал сюда, чтобы проверить и выступить против тебя. Дерьмо. И как будто этого было недостаточно, добавь к этому катапультирование с высоты нескольких тысяч футов и падение на землю, и да, я почти уверен, что у меня тоже все в порядке с головой.
Я нерешительно улыбнулся и кивнул.
— Да, думаю, из-за этого я много думал в последнее время.
— О чем?
— Обо всем. Другие варианты, я полагаю. Я всегда любил летать, но...
Соло ничего не сказал, пока я сидел, пытаясь привести в порядок свои мысли, и от моего внимания не ускользнуло то, как он медленно поглаживал большим пальцем тыльную сторону моей ладони. Это успокаивало, придавало сил, и я даже не был уверен, что он знал, что делает это.
— Я не уверен, что мне это больше нравится.
Большой палец на моей руке остановился, и Соло взял меня за подбородок и поднял мое лицо к своему.
— Ты имеешь в виду летающие реактивные самолеты.
— Да. Полеты на истребителях.
Глаза Соло сузились.
— Как давно ты чувствуешь это?
Я пожал плечами, никогда в жизни не чувствовал себя более уязвимым. Это был первый раз, когда я высказал эту мысль вслух, и я просто надеялся, что не пожалею об этом.
— Большую часть моей жизни, на самом деле. Я люблю самолеты, я люблю быть в воздухе, но с моим отцом… это казалось единственным вариантом.
— Это неправда.
— Ты знаком с моим отцом?
— Да, на самом деле, пару раз мы разговаривали. Однажды я был в одних боксерских трусах, помнишь?
Это заставило меня рассмеяться.
— Послушай, у тебя был важный день, и я уверен, что сейчас ты испытываешь много эмоций. Но нет никакого правила, гласящего, что только потому, что твой отец делает что-то, ты тоже должен это делать. Если бы это было так, я бы готовил карнитас в старом ресторане моего отца (прим. мексиканское блюдо из свинины). Но ты видишь, где я?
Черт возьми. Я улыбнулся ему, и когда он улыбнулся в ответ, мое сердце забилось немного быстрее. Я испытал тот порыв, то чувство, которое в прошлом я приписывал только полетам. Но вот это было в тишине моей комнаты, когда я смотрел на великолепное лицо Соло.
— Ты можешь делать все, что захочешь. — Соло взял мое лицо в обе руки и поцеловал в губы, и пока я смаковал вкус, упивался его близостью, я задавался вопросом, смогу ли я когда-нибудь вернуться в то время, когда его не было рядом.
— Хотел бы я, чтобы это было так просто, — сказал я. — Я просто так устал играть по чужим правилам. Моего отца, инструкторов, военно-морского флота. Такое чувство, что я всю свою жизнь ходил по струнке, и даже став взрослым, я все еще выполняю приказы. Как этот бал, на который мы все должны пойти.
Когда Соло коротко кивнул, я поморщился.
— Я чертовски ненавижу то, что не могу пойти с тобой. Но там будет мой отец, и, ну...
— Я понимаю. Поверь мне, — сказал он, выпрямляясь во весь рост. — Это совсем другая история. Но мы говорим о твоей карьере, Грант. О полетах. И если ты больше не хочешь этого делать, то тебе и не нужно. Это твое решение, и ты единственный, кто может его принять.
Я медленно отодвинулся от стола и поднялся на ноги, слова Соло повторялись в моей голове. Когда я стоял там лицом к лицу с человеком, которого сначала считал своим соперником, было умопомрачительно примирить его с тем, что теперь он мой спасательный круг.
Соло был рядом в один из самых травмирующих моментов моей жизни, и сейчас, когда я стоял там, открытый и уязвимый, я понял, что он был рядом в один из моих самых монументальных моментов — самопознания.
Большинство людей пришли в ABMA, чтобы доказать, что они лучшие в мире в работе, с которой может справиться лишь несколько людей. Проблема была в том, что теперь, когда я знал, какого это, я больше не хотел этого.
Глава 32
Соло
Когда я заглянул в глаза Пантеры, я увидел в них нерешительность, и мне чертовски хотелось знать, что сказать, но я был слишком удивлен, чтобы придумать что-то еще. Может быть, мне следовало подумать, учитывая то, как Пантера заставлял людей довольствоваться своим жизненным путем — особенно когда дело касалось его отца. Я не понаслышке знал, как что-то травмирующее может заставить тебя напрячься и задуматься о том, чего ты действительно хочешь. Или, в моем случае, это заставляло тебя возводить стены, которые никто не мог пробить, одновременно доказывая всем, что тебе на это наплевать.
— Прости, что я снова о себе.
— Не извиняйся. — Я сжал его руки. — Будь честен. Ты можешь поговорить со мной.
Пантера прикусил внутреннюю сторону его щеки и кивнул.
— Я знаю, что могу. Я... — когда он замолчал и посмотрел вниз, я поднял наши соединенные руки, чтобы приподнять его подбородок.
— Ты что?
— Я не знаю, что я должен делать…
— К черту то, что ты должен делать. Делай, что хочешь.
— Ты позволишь мне закончить?
— Было что-то еще? — Когда он кивнул, я притворился, что поджимаю губы.
— Возможно, я не знаю, что я должен делать, — сказал он, — но я знаю, что чувствовал за последние несколько недель, проведенных здесь с тобой.
Я сглотнул, ошеломленный уязвимостью в его голосе. И, поскольку я не знал, к чему он клонит, я спросил:
— Расстроен? Убийственно злой? Готов прикончить меня, придушив подушкой во сне?
— Да. Все это. Ежедневно.
— Ну, тогда, думаю, я ценю, что ты сохранил мне жизнь.
Пантера слегка улыбнулся мне и посмотрел вниз на наши сплетенные руки.
— Иногда ты просто кошмар. Ты действительно такой. И я знаю, что ты хочешь, чтобы все думали о тебе именно так, потому что так легче не пострадать. Я понимаю это. Но, чтобы ты знал, мне действительно нравится парень под маской. И иногда мне кажется, что я ему тоже нравлюсь.
Мое сердце забилось быстрее от тихой эмоции, возникшей между нами, но, возможно, она всегда была там. В конце концов, меня потянуло к Пантере, когда я впервые увидел его, и даже после того, как я узнал, кто он такой, я все еще преследовал его. На мой взгляд, это всегда было для хорошего траха, но где-то за то время, что мы были вместе, все изменилось. Боже, когда это все изменилось? Когда я смотрел, как он выпрыгивает из своего самолета, и думал, что потерял его? Или это было какое-то время до этого?