Страница 77 из 91
Мои руки были отпущены на свободу, и наконец-то мы предались поцелуям, разбавлявшим своей звонкостью тишину в купальне. Воздух стремительно нагревался благодаря артефактам, от воды застелился пар. Одежда была снята в минуту, и меня потянули к малой терме, наполненной наполовину щедрой пеной.
«Наверное, это какой-то особый артефакт», — успела я подумать последнее — перед тем, как меня усадили на вытянутые ноги, лицом к себе. Генрих обхватил моё лицо ладонями и продолжил поцелуи — сочные, призывные, от которых давно собравшийся клубок желаний заныл. Я подвигала бёдрами, потёрлась об упругий орган, но меня не допустили к нему, видимо, решив подразнить и немного поиграть.
Пальцы, ладони скользят в воздушной пене, гоняют её по рельефному мужскому телу передо мной. Мы набираем в ладони взбитое мыло и гладим друг друга, словно изображаем прибой, ласкающий камни на побережье. Мы словно первый раз видим друг друга, хотя на Адноде не раз вместе принимали терму… Или это было так давно, что мы уже забыли?
Волосы не трогаем, но мне хочется — и я позволяю своим рукам взбираться по плечам к шее и проникать пальцами в короткую стрижку Генриха, на затылке чёрный волос гуще, руки там задерживаются, и это служит сигналом к очередной порции поцелуев. Губы и языки охотно нежатся: Генрих целуется почти как Райан, умело, напористо, но в его проникновениях языка до сих пор присутствует неуверенность, и мне это нравится. Я помню, что эти губы любили всего одну женщину и за два года ласкали лишь двоих — жену и меня, тщательно скрываемую любовницу от дворцовых сплетников.
Сильные пальцы, в которых самый тяжёлый меч становится покорным оружием, съезжают в пене по изгибу моей спины к бёдрам, задерживаются на них и невольно сжимают — Генрих стонет, прикусывая мою губу во время поцелуя. Минута — прийти в себя, и его руки подхватывают меня снизу, Генрих умудряется подняться вместе со мной:
— Держись…
И я хватаюсь за его плечи с остатками мыльных клочьев — мы переходим в большую терму с чистой и тёплой водой, чтобы ополоснуться.
Там мы набираем воду в ладони, сложенные лодочками и поливаем друг друга. Генрих вдруг зачёрпывает воду и заносит над моей головой, что-то шепчет, прикрыв глаза — трижды тонкие струйки скатываются по моему лицу. Закончив часть лишь ему известного обряда, он смотрим на меня, и зелень его глаз подсказывает: обязательная водно-очистительная часть нашего свидания окончена. Но как же нам обоим не хочется торопиться!
Наши тела чисты, источают аромат благовоний, и я не удерживаюсь — наклоняюсь и с наслаждением облизываю, целую грудь передо мной, даже там, где её покрывает негустая растительность, убегающая вниз, к напряжённому паху. Я покусываю шарики-соски, а нетерпеливая рука сначала касается органа и начинает поглаживать под аккомпанемент моих ласк выразительного мужского тела воина. Генрих откидывается назад и отдаётся во власть подготавливающей нежности. В какой-то момент он всё-таки не выдерживает, порывисто притягивает меня к себе и стонет в мои губы:
— Пойдём, не могу больше…
Мы поднимаемся, и вода неохотно скатывается по нашим телам обратно — в терму, цепляется за нас, оставляя на полу свои ручейки. Простыней здесь нерадивые слуги не оставили, или они где-то лежат, а я не вижу… Генрих поднимает с пола свою рубашку и промакивает влагу на моём теле, хотя может убрать её одним движением рук.
Я относительно высушена, забираю рубашку и делаю то же самое с Генрихом, вдруг понимая, почему он не использовал магию — так прикосновения чувственней и дают нам целых две минуты, чтобы продлить удовольствие.
С широкой кровати откинуто покрывало, но простыни холодные из-за огромной комнаты. Генрих протягивает руки, делает пас — и горячая волна мчится по простыням к подушкам, согревая постель. Затем, он укладывает меня на спину, и я действительно чувствую тепло под собой.
Мужская рука разводит мои бёдра, Генрих не спешит возлечь, он пока рядом, проверяет, не требуется ли дополнительная влага, но нет — я готова, пожалуй, даже слишком готова…
— Я сейчас произнесу клятву, — говорит он хрипло, — ты должна её повторить… как сможешь… И выразить пожелания…
Пожелания? Не успеваю удивиться, бас Генриха начинает обращаться к кому-то:
— Я, Генрих Кайруин Хривелур Роланд, обращаюсь к Основателям моего рода — Белому Воину, Белому Поисковику и Белой Матери. Прошу благословить мою связь с Аной Гурайд, начатой по воле всезнающей и всепредугадывающей Владычицы. Матерь света, ты свела меня с этой женщиной, благословила на любовь и спасение, так благослови же моё намерение очистить её от скверны зависимости. Благослови наше дитя, ибо оно станет знаком моей любви к этой женщине. Осени её и будущее дитя своей защитой, и да не пребудет осуждение Основателей рода и твоё, Матерь света, с нами, ибо нет другого оправдания, кроме твоего благословения — моей чистой любви, как любит брат сестру, как желает муж женщину, привлекательную его уму и телу, как король печётся о своей подданной, алчущей помощи…
Я слушала и не верила своим ушам. Генрих никогда не говорил мне «я тебя люблю», но всегда что-то подобное витало в воздухе над нами, когда, утомлённые страстью, мы лежали рядом, я — на его груди, и он мог поцеловать меня в висок, волосы — точно подобно тому, как это делал Райан, открыто признававшийся в чувствах.
Генрих замолчал, и я догадалась по его взгляду — моя очередь.
— Люмерийская Матерь, Белая Владычица, Основатели рода Роландов… — ком неожиданно встал в горле, поэтому говорила я с трудом, останавливаясь.
Нас будто слушали, я поймала это ощущение, и мне даже стало неловко от того, что я обнажена. Потянула на себя простыню, и Генрих догадался, помог:
— …И великий Дыв-Кариат, отец и бог любви острова Аднод! Я не ведаю вашего промысла, о великие, но знаю одно — я люблю этого мужчину и желаю от него дитя не только ради очищения. Скорбь моя велика, ибо не могу я быть с ним — я, жалкая лумерка…
Генрих накрыл своей ладонью мои пальцы, как бы говоря: «Не нужно, они всё знают».
— …И я прошу вас снять с меня проклятие порока необручницы и позволить исполнить волю Владычицы… Я не прошу дитя с магическим даром, хочу одного — чтобы он был счастлив и свободен. Клянусь, намерения мои чисты и не противятся воле Владычицы и великого Дыв-Кариата…
— Энон-эрит! — Генрих хрипло заполнил мою паузу, пока я проглатывала очередной ком. Должно быть, сказанных слов было достаточно. Я чувствовала, как тепло собирается в низу живота, словно магия устремляется туда.
— Энон-эрит! — повторила я.
Не убирая покрывало, Генрих забрался под него и накрыл меня своим телом. Меня поцеловали в губы, гораздо целомудренней, чем в терме, немного приласкали груди, и Генрих приподнялся на локтях для удобства движения. Ноги мои привычно согнулись в коленях, раздвигаясь так, чтобы лучше чувствовать движения внутри и обхватить ногами бёдра Генриха, если потребуется подбросить страсти и помочь достичь экстаза. Но пока, кажется, мой мужчина, мой король, справлялся с этим самостоятельно.
Атмосфера сильно отличалась от всех наших свиданий, я никак не могла забыться, потому что не покидало ощущение присутствия кого-то постороннего. Генрих был готов выплеснуть жемчуг и весь взмок от напряжения, но почему-то сдерживал себя. В конце концов, он почувствовал мою зажатость, остановился, дотянулся губами до уха и прошептал:
— Расслабься, они не уйдут, пока это не случится. Я хочу, чтобы мы вместе закончили, тогда вязь будет крепче…
— Не получается, — призналась. Длинные реплики и настрой на что-то серьёзное снизили романтику и добавили торжественности, которая совсем никак не располагала к свободной страсти.
— Расслабься… Я тебе помогу, — покусывая мою мочку уха, шепнул Генрих. Движения его внизу замедлились, он переключился на ласки моей шеи и груди, куда можно было достать, не смещаясь. — Призови магию к чреслам…
Никогда этого прежде не делала, от прозвучавшей молитвы там уже что-то происходило, но лишние мысли сбили настрой. Призыв магии помог разгореться тлеющим углям страсти, мышцы на бёдрах и внутри чресел сами собой сжались, плотнее обхватывая орудие любви, и Генрих выдохнул одобрительно: