Страница 52 из 62
– Наших детей. – Его губы коснулись нежного места на шее, где начинаются волосы. – Ты не сможешь ими пренебречь.
– Пренебречь? – Джейн испытала острое разочарование. Рэнсом не хочет, чтобы она писала картины. Не хочет, чтобы она создавала скульптуры. Джейн знала это; он не воспринимает ее работу всерьез. Здесь нечему удивляться.
Он хочет, чтобы она была его женой, рожала ему детей, посвятила себя семье и отказалась от всего остального. Ей тоже этого хотелось, но...
– Я не могу пренебречь детьми.
– Хорошо. – Он почти замурлыкал от удовольствия, когда наклонил ее подбородок и провел большим пальцем до ключицы. – Я знаю, что ты не сможешь.
Две мечты. Одна – создать шедевр, символ прекрасного, который будет наполнять людей счастьем. Другая... просто выйти за Блэкберна и быть счастливой.
В течение стольких лет она стремилась осуществить эти мечты. Теперь одной из них нужно пожертвовать ради другой.
Две мечты. Победить может только одна.
Повернувшись к Блэкберну, она обвила руками его шею и прижалась к его груди.
– Как ты думаешь, когда мы приедем домой, мы сможем поработать над этими будущими поколениями?
– Ты его уже потеряла.
Джейн подпрыгнула от неожиданности, но не повернулась. Она узнала этот голос. Фредерика, графиня Атоу разыскивала ее, чтобы передать сплетню.
– Он ходит за твоей племянницей по пятам, как жеребец, почуявший кобылу.
Схватившись за балюстраду, Джейн смотрела вниз на толпу, окружавшую Адорну. Блэкберн был к ней ближе всех. Он не прерывал других джентльменов, напротив, он даже поощрял их красноречие. Но его действия не вписывались в поведение влюбленного мужа. Скорее это походило на поведение недовольного любовника.
Но почему? Джейн не знала. После их примирения в экипаже пять дней назад они не разлучались ни на минуту, сливаясь в пылких объятиях, отдыхая после упоительной близости либо готовясь к новой. О, они засыпали лишь ненадолго. Они даже есть забывали. Но самое главное, они представляли теперь собой единое неразрывное целое, ту связь, которую редко кто видел, но о которой мечтают все.
По крайней мере, так ей казалось.
До сегодняшнего дня, когда камердинер Рэнсома принес в спальню послание. Блэкберн поднялся, прочел бумагу и холодно сказал:
– Сегодня мы должны быть на балу у Мэнвинсов.
Сейчас все, кто восхищался преданностью Блэкберна его новой, такой обыкновенной жене, посмеивались, и это было адресовано Джейн.
– Как унизительно для тебя, – голос Фредерики был полон злости. – Но нужно понимать, что это не могло продолжаться вечно.
Джейн повернулась и посмотрела на Фредерику.
– Я бы хотела тебя нарисовать.
Фредерика подняла брови и натянуто улыбнулась.
– Не как человека, а в виде барсука с острыми зубами и колючей шерстью. – Джейн в самом деле представила возможный рисунок, который бы пополнил ее коллекцию портретов.
Фредерика наклонилась и обнажила свои острые зубы.
– Ты сучка. Ты приехала в Лондон и увела мужчину, которого я выбрала.
– Ты выбрала Блэкберна?
– Нет, Атоу. Он был моим, пока ты не появилась.
У Джейн закружилась голова. Ситуация с Атоу приводила ее в замешательство. Она была для него лишь мимолетным увлечением, и он без колебаний удрал, когда над ее головой разразился скандал.
– После моего отъезда он снова был твоим. Ты ошибочно приняла короткую вспышку слепой страсти за нечто большее.
– Неужели? – Фредерика положила руки на бедра. – Все, что я слышала за последние десять лет, – это «Джейн». Мне это осточертело!
–Мне не нужен Атоу. Мне он никогда не был нужен.
– Это как раз самое худшее, не правда ли? Ему нужна ты. Тебе нужен Блэкберн. Мне нужен Атоу. Но никому не нужна я. – Фредерика сделала шаг назад, ее щеки под свинцовыми белилами просто пылали. – Поэтому я получаю удовольствие, когда вижу, что Блэкберн очень быстро предал тебя.
Джейн снова посмотрела вниз, взявшись за перила. Блэкберн был по-прежнему рядом с Адорной, и Джейн испытала укол ревности.
Ревность к собственной племяннице, хотя Джейн даже не верит, что между Адорной и Рэнсомом может что-то быть. Блэкберн никогда не проявлял интереса к юной красавице. Даже когда впервые увидел ее.
Джейн хорошо помнила это, потому что это ее крайне удивило. Большинство мужчин, впервые видевших Адорну, на какое-то время оставались с выпученными глазами и отвисшей челюстью; Блэкберн же был поглощен Джейн.
Хотя однажды, когда они ехали на прием и Блэкберн учил Адорну новой французской фразе... Казалось, они общаются без слов, но Джейн могла бы поклясться, что восхищение было чисто платоническим.
– А теперь у тебя даже не осталось твоего искусства, – сказала Фредерика с фальшивым сочувствием.
Джейн оторвала взгляд от пары внизу.
– Что?
– Ты бросила искусство ради своей настоящей любви. Ведь так? Джейн задумалась'. Еще вчера она отправила прощальное письмо мсье Бонвивану, пытаясь как-то объяснить ему, что, несмотря на многие доводы, она решила отказаться от своей невозможной мечты. Бонвиван не выходил из дома де Сент-Аманда; его слабое здоровье делало всякие прогулки нежелательными. Он пришел на прием только для того, чтобы поздравить ее; в остальном его уединение, пусть даже в доме де Сент-Аманда, было полным. Как же эта новость могла так быстро распространиться?
– Почему ты так говоришь?
– Мой учитель французского сказал мне сегодня. Как же его зовут? Такой серьезный молодой человек...
– Мсье Шассер?
– Да, он. – Фредерика пригладила на лбу свои черные волосы, и Джейн заметила, что один ноготь на ее руке обгрызен до основания. – Он просто зануда, и такой напряженный, что я с трудом выношу наши занятия. Поэтому если он балует меня какой-нибудь мелкой сплетней, я не могу ее забыть.
– Мсье Шассер говорит, что я бросила занятия искусством? – Джейн снова свесилась через перила и посмотрела на танцующую публику. На этот раз она старалось увидеть де Сент-Аманда. – Откуда он знает?
– Понятия не имею. Может, он услышал, как ты говорила это, когда занимался с твоей племянницей. – Фредерика тоже посмотрела вниз. – Она такая хорошенькая. Как ты можешь это выносить?
– Это не то, о чем мы говорим.
– Да. Я бы тоже ненавидела разговоры о ней, если бы она увела моего мужа.
– Нет, я имею в виду искусство. Мы не говорим о нем. Джейн нашла глазами де Сент-Аманда. Он стоял один, его взгляд изучал лица гостей. Он пошел через зал, но остановился и принялся разглядывать толпу воздыхателей вокруг Адорны.
В тот день на побережье де Сент-Аманд сказал, что почти не знаком с мсье Шассером. Но мсье Шассер, должно быть, знаком с мсье Бонвиваном или же о многом говорил с де Сент-Амандом. Других объяснений нет.
Фиц подошел к де Сент-Аманду и заговорил с ним. Тот отвечал ему с большим волнением.
– Интересно, что это значит, – задумчиво сказала Джейн. – Де Сент-Аманд ведет себя так странно. – Так же странно, как и Рэнсом.
– Атоу тоже, – пробормотала Фредерика. – Когда сегодня утром он получил известия, то просто взбесился.
– Атоу? Взбесился? – удивленно сказала Джейн. – Известия? Какие известия?
– Фредерика, – раздался позади голос Атоу. – Перестань мучить мисс Хиггенботем.
Джейн обернулась и увидела совсем близко стоящего Атоу. Фредерика выглядела очень пристыженной, как всякая женщина, застигнутая мужем за сплетнями.
– Уймись, женщина. – Атоу стоял, заткнув руку за край жилета, и приветливо улыбался Джейн. Тон, которым он обращался к Фредерике, заставил Джейн съежиться. – Мисс Хиггенботем не нуждается в том, чтобы выслушивать твои ядовитые замечания.
Фредерика мгновенно пришла в себя, и ее лицо сморщилось от привычной наигранной улыбки.
– Это леди Блэкберн. Она вышла за любовь всей своей жизни, не забыл?
Атоу обернулся. Он смотрел на жену.
Неизвестно, что та увидела в его лице, но вдруг она испугалась и быстро попятилась.
– Ну, я пошла, – сказала Фредерика. – Но помни, Атоу, что она сказала на том приеме. Она бы никогда не стала твоей женой.