Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 82

Несколько мгновений я таращился в голубое небо. Да, задачка оказалась нелёгкой… Какое там каплю крови, я тут сейчас несколько вёдер бросской крови спасти не могу.

— Во имя Моркаты! — яростный крик Креоны едва донёсся сквозь тяжёлый гул в моей голове.

Краем глаза я видел, как из травы выбежала чародейка. Она вскинула руки, растопырила пальцы… Голубой огонь вспыхнул в её глазах, заискрился воздух.

И тут же колдунью смачной струёй воды унесло обратно — только осыпался иней с травы, в которой она исчезла.

— А вот этой шлюхи мне тут не надо, — процедила кикимора и сделала шаг в ту сторону, где исчезла колдунья, — Пусть сидит у себя на Севере!

Кое-как очухавшись, я перехватил её заднюю лапу.

— Стоять, любовь моя!

— А⁈ — чудище явно растерялось, — Любовь?

Призвав Тьму, я снова ощутил огненную ярость в крови. С рыком рванул кикимору на себя, но подтащить её не получилось, зато к чудищу подтянулся я сам.

Кикимора повернулась, выпуская мне в лицо струю… и просто обрызгала меня слюнями.

— Тфу-тфу-тфу! — её язык беспомощно болтался между высохших крокодильих губ, но мощная струя так и не появилась.

Она непроизвольно коснулась пасти когтистой лапой, и с морды вместе с высохшими водорослями посыпалась чешуя. На здоровый симптом это было непохоже.

— Ага, — оскалился я, — Так значит, богиня, на тебя действуют те же законы⁈

Было прекрасно видно, что силы кикиморы на исходе. И я просто запрыгнул ей на спину, пытаясь заломить передние лапы. Буду держать её до полного бессилия, пока не высохнет.

Тёмный Жрец знает, что боги не могут быть долго в мире смертных. В своём обличье это для них вообще считанные минуты… А вот так, захватив чей-то разум, как у кикиморы, например, время увеличивалось.

Но всё равно божественный предел имел границы, это закон мироздания. Смертным дан выбор, и боги могут влиять на мир смертных только через решения и веру самих смертных.

В том же трактате, где я это вычитал, было написано, что боги могут переродиться в облике человека, если им прямо позарез надо направить свернувших куда-то не туда последователей. Тогда боги могут даже прожить на земле целую человеческую жизнь, правда, ограниченную силами человека.

Странно, почему меня тогда не удивило, что речь шла о множестве богов? Я ведь уже знал, что есть только Небо и Бездна.

Мавша в своей ярости, видимо, заигралась…

Кикимора зашаталась подо мной. Нервно закрутила головой, хватая воздух клыкастой пастью — явно вспомнила, что вокруг чистое поле, и вода далеко.

— Лежать, гря…

Договорить мне не дали. Извернувшись, кикимора просто воткнула когти мне в лопатку, а потом зашвырнула в кусты. Да, рано я расслабился.

Но чуяла моя варварская нежность, что у меня появились шансы победить в бою. Покувыркавшись в мягкой траве, я застонал от боли в спине, потом кое-как поднялся и, пошатываясь, попёр обратно.

— А ну, стоять! — заорал я, раздвигая стебли, — Я тебе ска…





Я застыл, оборвавшись на полуслове. Кикимора шуршала впереди, подтягивая грузное тело, и тяжело дышала. А вот рядом с ней…

— Кикушка моя! — над чудищем склонилась небывалой красоты девушка.

Падали на плечи светло-серые волосы с отливом цвета морской волны. Одета она была в длинную лазурную тунику, прозрачную, как морская волна, и открывающую виды на изгибы женского тела. И в то же время ничего нельзя было разглядеть — при попытках вглядеться ткань будто покрывалось пеной из эротичных кружев, гуляющих по всему платью.

Чем-то она напоминала нашу чародейку… Да опомнись ты, Всеволод — Креона в сравнении с этой красоткой просто щепка худосочная. А у этой, как говорят, кровь с молоком… то есть, с морской водой.

— Кикушка! — девушка хватала кикимору за наросты на крокодиловой коже, за лапы, и пыталась её чуть-чуть подтащить, — Ох, кика моя, прости! Какая же я дура!

Вид прекрасной девы, квохчущей над уродливым чудищем, как наседка, вдруг охладил мою ярость похлеще магической струи. Эта махина с клыками и когтями чуть меня не укокошила секунду назад, а тут над ней слёзы льют и целуют прямо в крокодилью морду.

Впрочем, я уже догадался, кого вижу. И даже чуть не присвистнул — так вот ты какая, Мавша…

Ну, теперь-то я понимал этого Хмарока, или Хморока — да без разницы. Злополучную Сияну я ещё не видел, но уже однозначно мог сказать, что с персиками у Мавши было всё в порядке. С дынями, если уж быть точнее.

Да, я нагло уставился, но дело было не только в её красоте. Просто реальное существование ещё одного бога ломало мои устои, я не мог до конца это принять, вот и таращил глаза. Сражаться с богиней у меня и в мыслях не было, тем более, долго она тут не пробудет.

Кстати, о пределах…

Мой предел оказался гораздо ближе, чем я думал — как-то неожиданно тело напомнило о том, что оно из себя сейчас представляет сплошную рану. В плече, на груди и, кажется, на спине рваные раны, с которых так и сочилась кровь. Везде синяки, да ещё вроде пара рёбер сломаны.

— Не отвлекаю? — проворчал я, тяжело осев на землю.

Мавша резко обернулась, округлив глаза. На её щеках застыли слёзы.

— Я тебе не отдам мою кикушку, — она встала между мной и чудищем, — Решил так отомстить мне, да? Забрать её силу? Я всегда знала, что…

Вот истинно женская логика. Сначала «кикушка» чуть меня не съела, а теперь «я тебе её не отдам». Это уже начинало раздражать…

— Я ещё раз повто… о-о-ох! — я хотел рявкнуть, но грудь отозвалась болью, — Да не Хмарок я…

— А почему же мы говорим? — Мавша прищурилась, кивнув в сторону.

Я присмотрелся. И вправду… Трава снова замерла, не шелохнувшись, двигались только стебли, которые я приминал. Воздух стоял, как в самую жаркую безветренную погоду. Прямо над нами в небе, распластав крылья, застыл ястреб.

— Но я…

Мне не дали договорить. Кикимора сделала ещё движение, подтягивая себя — чуть приподнялась на передних лапах и окончательно рухнула, шлёпнув пастью по земле и клацнув зубами. Прогудел последний тяжёлый вздох, её язык вывалился… и больше спина чудища уже не вздымалась.

— Кикушка!!! — Мавша бросилась к ней, стала тянуть, тащить куда-то вперёд.

Правда, выглядело это так, как и должно было выглядеть, если девушка вздумает тянуть лежащего быка. Туша чудища не сдвинулась ни на сантиметр.